достоинствам евреев с самым ярким антисемитизмом; так, напр., Страбон (Georg.
XVI, 35) воздает должное простоте и возвышенности еврейского религиозного культа
и в то же время относится к евреям крайне враждебно за другие особенности их
жизни и учения.
Еще менее убедительны указания еврейских писателей древности. Более всего с
первого же взгляда отличала евреев от окружающих их религия и ее внешняя
обрядность. Подобно тому, как греческие писатели (см. выше, стр. 20) старались
представить себе эту религию как смесь безнравственности, кровожадности и
суеверия и этим объясняли себе антисемитизм, так и еврейские писатели склонны
были видеть причину антисемитизма в еврейской религии. Но так как евреям,
естественно, их религия должна была казаться лучшей и совершеннейшей, то
понятно, что они считали себя апостолами, мучениками за эту религию, и видели
единственную причину антисемитизма в зависти соседей (Joseph, s. Ap. I 25, Or.
Sib. III 194 sq. et passim Sapientia Salomonis, passim).
Широко поставленная миссионерская деятельность евреев, не имеющая даже
отдаленных параллелей в истории других религий древности, стремление навербовать
как можно больше новых адептов еврейской религии, казалось, противоречили
национально-религиозной замкнутости евреев и заставляли видеть в них народ,
ушедший от мира, народ апостолов. Это - главная причина появления тех взглядов,
о которых мы только что говорили.
Между тем, более близкое ознакомление с характером миссионерской деятельности
евреев древности ставит нас сразу же в тупик.
По справедливому мнению Бертолета (о. с.322 слл.), для того, чтобы быть
признанным евреем, необходимо было соблюдать известный минимум еврейских
религиозных обрядов, не имевших прямой связи с нравственным усовершенствованием
(такая связь устанавливается эллинистически- еврейскими писателями только
посредством символизации этих обрядов) и сохранявших лишь
национально-традиционное значение.
Конечно, нельзя указать точно, каков был этот минимум, так как внутри самого
еврейства шла также борьба между партикулярными и ассимиляционными элементами, и
вольнодумная часть еврейства сама не находила нужным соблюдать значительную
часть установленных обрядов. Во всяком случае, обрезание, соблюдение субботы,
почитание иерусалимского храма, кое-какие правила относительно пищи считались
conditio sine qua non для еврея, а следовательно, и для всякого, желающего вновь
вступить в среду еврейства. "Или обрезание и связанный с ним полный переход в
еврейство, или же вы остаетесь совершенно вне их круга" (Бертолет, о. с.329):
"для прозелитов является законом все то, что было законом для самих евреев"
(ibid. 335).
Попытка М. Фридлендера (о. с.56 слл.) открыть в еврействе религиозное течение,
отрицающее и обрезание, и иерусалим-ский храм, должна была быть признана
неудачной: он, как мы увидим ниже, опирается на еврейскую литературу,
предназначенную для не-евреев, и притом для таких не-евреев, которых вовсе не
имеется в виду вовлечь в круг еврейства. Действительно, сам же он (на стр. 57
своей книги) указывает, что тот же Филон, который в своих трудах объясняет
обрезание и субботу как чисто символическое изображение определенных
нравственных максимов, тем не менее для нужд еврейского читателя находит нужным
заметить: "Следует, однако, сурово порицать тех людей, которые, уразумев
истинный философский смысл старинных обрядов, священных в глазах народных масс,
перестают вследствие этого их соблюдать". (Philo de migr. Abr. ч. I 450 м., ср.
доб. к стр. 91).
В глазах евреев всех толков "перейти в еврейство" и "сделать себе обрезание"
синонимы. Проникнутый эллинистической культурой еврей мог, так. обр., считать
еврейские обряды сами по себе безразличными для нравственного усовершенствования
и видеть в них только символы; тем не менее он требовал соблюдения их ввиду их
"старинности", т. е. по национально-патриотическим соображениям.
С другой стороны, евреи вели среди соседей широкую пропаганду своей религии (ср.
напр. Hor. Sat. I ч. 138 слл. цит. выше на стр. 23); при этом они
пропагандировали чаще всего только нравственные догмы еврейской религии,
умышленно перетолковывая иносказательно-символически еврейские обряды - иными
словами, вели пропаганду, которая могла иметь и имела своим результатом лишь
появление большого числа лиц, приемлющих часть еврейского вероучения, а не
присоединение к еврейству больших групп эллинского общества (Bertholet, о.
с.302, 334. Bludau. о. с.27, ср. Mommsen, о. с.V, 492).
М. Фридлендер справедливо заметил, что Филон вовсе не хочет "наложить на
язычников бремя еврейского закона, он представляет им еврейское учение как
благо, доступное для разума и легкодостижимое" (о. с.70). Такова же и тенденция
еврейской Сивиллы (тот же автор, стр. 57 слл.); М. Фридлендер ошибается лишь в
том, что видит здесь взгляды одной из партий внутри еврейства, тогда как в
действительности мы имеем здесь, если можно так выразиться, товар,
предназначенный лишь для внешнего употребления.
Еще более любопытна книга, вышедшая в свет под именем (по-видимому, египетского
жреца) Артапана. Несмотря на то, что самой сущностью еврейской религиозной
пропаганды является проповедь монотеизма и борьба с многобожием, автор этой
книги, как мы видели выше (стр. 24-25), приписывает Моисею изобретение языческой
религии, отождествляет Моисея с греческим богом Гермесом (и, по-видимому,
египетским богом Тотом), приписывает ему не только постройку языческих храмов,
но и "верх языческой мерзости" - культ священных животных. А между тем автор
этой книги настроен ярко националистически и его цель - снискать как можно
больше поклонников еврейству.
Конечно, и это - товар, предназначенный исключительно для экспорта, но какой
толк в вербовке поклонников еврейства, не усвоивших себе даже основной сущности
этой религии - единобожия?
Получается, таким образом, непонятное противоречие, на которое указал уже Шюрер
(о. с.III, 162). Для устранения его Бертолет и Штегелин так же, как и М.
Фридлендер, прибегают к допущению существования двух резко враждебных партий в
еврействе, с тою лишь разницей, что в то время, как, по мнению М. Фридлендера,
вольнодумная партия, не признающая обрезания и храма, задавала тон еврейскому
общественному мнению диаспоры, с точки зрения этих ученых эта
универсалистическая партия составляла жалкое меньшинство (Bertholet, о. с.318) и
не играла, по-видимому, самостоятельной роли в еврействе: все ее значение
сводится лишь к тому, что из ее недр вышло христианство, и что она вынуждала к
известным уступкам универсализму господствующую партикуляристическую партию.
Существование этих двух партий Бертолет доказывает на следующем примере (о.
с.316). Царь Адиабены, Изат, настолько проникся нравственной высотой еврейской
религии, что хочет подвергнуться обрезанию и стать евреем всецело. Но, как
сообщает Иосиф Флавий, от которого мы узнаем об этом случае (Ant. XX, 2, 5),
религиозный наставник Изата еврей Ананий из страха, что обрезание царя может
навлечь на него как на виновника гнев народный, уговаривает царя не делать
этого. Он пытается внушить ему, что Бога можно чтить и без обрезания -
необходимо только тщательно соблюдать еврейские законы. Это - много важнее
обрезания. Одким ничтожным меньшинством, мнение которого может быть вовсе не
принимаемо во внимание.
Однако, если считать течение, ведшее пропаганду за принятие только нравственной
части еврейского закона, столь мало влиятельным, то останется непонятным
появление весьма многочисленной категории не-евреев, принявших отчасти
еврей-ский закон, так наз. "чтущих Бога" или "чтущих Бога Всевышнего" (sebomenoi
ton Theon, phobumenoi ton Theon, sebomenoi Theon ton Hypsiston). Бертолет
чувствует это, и для него остается только одна возможность - считать, вопреки
общепринятому в науке взгляду, sebomenoi не полупрозелитами, а настоящими
прозелитами, принявшими всецело еврейский закон (ст. 329 слл. Его труда).
Несмотря на в талантливость, Бертолету эта попытка совершенно не удалась.
Действительно, в подтверждение своего взгляда он приводит следующее:
1) Иосиф (Ant. XIV, 7, 2) указывает, что сокровища Иерусалимского храма
составились из взносов: а) евреев всей вселенной, б) sebomenoi ton Theon и в)
жителей Европы и Азии. Под а), конечно, разумеются евреи, под в), по мнению
Бертолета, полупрозелиты; таким образом, остаются настоящие прозелиты, каковыми,
следовательно, и являются sebomenoi ton Theon. Рассуждение это правильно в том
случае, если считать, что настоящие прозелиты составляли значительную
обособленную группу, которую необходимо было упомянуть отдельно. Если же, как мы
увидим, настоящих прозелитов была ничтожная горсточка, растворенная бесследно в
коренной еврейской массе, то гораздо более естественно будет видеть во второй
группе - полупрозелитов, а в третьей - лиц, не имеющих никакого отношения к
еврейству и сделавших взносы из соображений дипломатических, политеистических
(желание жить в ладу со всеми богами - обычное явление в эллинистическую эпоху)
и т. д.
2) В "Деяниях Апостольских" (13, 50) евреи натравливают на Павла и Варнаву
женщин из категории sebomenoi - tas sebomenas gynaikas. По мнению Бертолета,
нелепо предположить, что они натравливали на апостолов полупрозелитов и не
натравливали настоящих прозелитов: очевидно, sebomenoi - настоящие прозелиты. Но
если мы представим себе, что настоящие прозелиты представляли ничтожную кучку,
бесследно растворившуюся в еврейской массе, не только не пользующуюся влиянием,
но презираемую наравне с евреями, тогда как полупрозелитки, не пожелавшие
вступить в среду евреев, представляли собой цвет местной аристократии, то станет
ясно, почему евреи прибегли именно к их влиянию, желая добиться высылки Павла и
Варнавы.
3) Выражение Павла (там же, 13, 16) "Мужи Израильтяне и phobumenoi ton Theon"
также не доказывает, что phobumenoi - настоящие прозелиты, так как настоящие
прозелиты ввиду их малочисленности implicite подразумеваются в обращении "мужи
Израильтяне". Более убедительна цитата из дальнейшей части его же речи (13, 26):
"Мужи братья, сыны рода Авраамля, и включенные в нашу среду phobumenoi ton
Theon". Но такой перевод основан на произвольной конъюнктуре - hoi en hymin -
"включенные в нашу среду" - вместо hoi en hуmin - "находящиеся (т. е.
присутствующие здесь) среди вас" - и, так. обр., это место решительно ничего не
доказывает. Абсолютно ничего не доказывают и приводимые Бертолетом на стр. 332
его книги надписи.
4) Наконец, в доказательство своего взгляда Бертолет ссылается на ст. 96 слл.
XIV сатиры Ювенала, где речь идет о metuentes - буквальный перевод на лат. яз.
греческого слова phobumenoi. А так как здесь речь идет об обрезанных, принявших
еврейский закон целиком, то phobumenoi - настоящие прозелиты. Но в
действительности это место доказывает обратное: здесь говорится, что сами
metuentes - phobumenoi довольствуются почитанием единого Бога, соблюдением
субботы и воздержанием от свиного мяса, тогда как дети их сплошь да рядом
подвергаются обрезанию и целиком принимают еврейский закон.
Phobumenoi, следовательно, здесь резко противопоставлены настоящим прозелитам
(выражение metuunt ius в ст. 101 употреблено не в техническом смысле, а в
обычном разговорном) (Schurer, о. с.174, пр. 70).
Обратим, наконец, внимание еще на то, что южно-русские надписи из Горгиппии
(нынешней Анапы - Латышев, IOSPE II, 400, 401, ср. прим. к I 98), без сомнения,
исходят от такой же религиозной группы, как и южно- русские же надписи из
Танаиса, начертанные sebomenoi Theon Hypssiston, "чтущими Бога Всевышнего", так
как эти надписи начинаются еврейской формулой: "Богу Всевышнему Всемогущему
Всеблагому (Theo hуpsisto pantocratori eulogeto)". А между тем, эти надписи
кончаются тем, что ставят посвятителя под покровительство Зевса, Земли и Гелия -
иными словами, здесь никак нельзя считать sebomenoi настоящими прозелитами.
