длиннуюдлинную историю об одном невежественном молодом
полицейском чиновнике, который при разборе пустячного дела
причинил неприятности какому-то мелкому гималайскому радже, ее
родственнику в девятом колене, и при этом ввернула цитату из
книги отнюдь не благочестивой.
Потом настроение ее изменилось, и она велела одному из
стражей спросить, не пожелает ли лама пойти рядом с повозкой и
побеседовать о вере. Тогда Ким отстал и, окутанный пылью, опять
принялся за сахарный тростник. С час или больше широкополая
шапка ламы маячила впереди, как луна в дымке, и Ким слышат
только, что старуха плачет. Один из уриев почти извинялся за
свою вчерашнюю грубость, говоря, что никогда не видел своей
хозяйки в таком кротком настроении, как сейчас, а это он
приписывал присутствию чужеземного жреца. Он лично верил в
брахманов, хотя, как и все туземцы, отлично знал, как они жадны
и пронырливы. Но если брахманы раздражали вымогательствами мать
жены его господина и, когда она гнала их прочь, злились так,
что проклинали весь конвой (это и послужило истинной причиной
того, что в прошлую ночь пристяжной вол захромал, а дышло
сломалось), он готов был принять жреца любого толка, будь он
родом из Индии или из чужих стран. С этим Ким согласился,
глубокомысленно кивая головой, и предложил урии учесть в
придачу, что лама денег не берет, а стоимость пищи его и Кима
вернется сторицей, ибо отныне каравану будет сопутствовать
счастье. Он рассказал также несколько историй из лахорской
жизни и спел одну или две песни, заставившие конвойных громко
хохотать. В качестве горожанина, отлично знакомого с новейшими
песнями, сочиненными самыми модными композиторами (в
большинстве случаев--женщинами), Ким имел явное преимущество
перед уроженцами какой-то деревушки за Сахаранпуром, живущей
своими фруктовыми садами, но заметить это преимущество он
предоставил им самим.
В полдень путники свернули в сторону, чтобы подкрепиться;
обед был вкусный, обильный, красиво поданный на тарелках из
чистых листьев, в приличной обстановке, вдалеке от пыльной
дороги. Объедки они, соблюдая обычай, отдали каким-то нищим и
долго отдыхали, куря с наслаждением. Старуха укрылась за
занавесками, но, не стесняясь, вмешивалась в разговор, а слуги
спорили с ней и противоречили ей, как это делают слуги по всему
Востоку. Она сравнивала прохладу и сосны в горах Кангры и Кулу
с пылью и манговыми деревьями юга. Рассказала предание о
древних местных богах, почитаемых на границе территории ее
мужа, крепко выругала табак, который сейчас курила, опорочила
всех брахманов и откровенно обсуждала возможности рождения
многочисленных внуков.
ГЛАВА V
Вот я вернулся к
своим опять,
Прощен, накормлен,
любим опять,
Родными признан
родным опять.
Их кровь зовет мою
кровь.
Избран телец пожирней
для меня,
Но слаще вкус желудей
для меня...
И свиньи лучше людей
для меня
И к стаду иду я
вновь.
Блудный сын
Ленивая процессия снова тронулась в путь, вытянувшись
гуськом и волоча ноги; старуха спала, покуда не добрались до
следующей остановки. Переход был очень коротким, до заката
оставался еще час, так что Ким решил поразвлечься.
- Почему бы не сесть и не отдохнуть?-- промолвил один из
стражей.-- Только дьяволы и англичане бродят туда и сюда без
всякого смысла.
-- Никогда не дружи с дьяволом, с обезьяной и с
мальчишкой. Никто не знает, что им взбредет в голову,-- сказал
его товарищ.
Ким сердито повернулся к ним спиной,-- он не желал слушать
старой сказки о том, как дьявол стал играть с мальчиками и
потом раскаялся в этом,-- и лениво свернул в поле.
Лама зашагал вслед за ним. Весь этот день всякий раз, как
дорога пересекала какую-нибудь речку, они сворачивали в сторону
взглянуть на нее, но лама ни разу не заметил каких-либо
признаков своей Реки. Удовольствие говорить о серьезных
предметах и знать, что женщина хорошего рода почитает его и
уважает как своего духовника, незаметно отвлекли его мысли от
Искания. К тому же он был готов потратить долгие безмятежные
годы на поиски, ибо ему ничуть не было свойственно нетерпение
белых людей, но зато он имел великую веру.
-- Куда идешь?-- крикнул он Киму вслед.
-- Никуда. Переход был маленький, а все здесь,-- Ким
широко развел руками,-- ново для меня.
-- Она, конечно, мудрая и рассудительная женщина. Но
трудно предаваться размышлениям, когда...
-- Все женщины таковы,-- Ким высказал это тоном царя
Соломона.
-- Перед нашим монастырем,-- забормотал лама, свертывая
петлей сильно потертые четки,-- была широкая каменная площадка.
И на ней остались следы моих шагов, так часто я ходил по ней
взад и вперед вот с этими четками.
Он застучал шариками и начал бормотать священную формулу
"Ом мани падме хум", радуясь прохладе, покою и отсутствию пыли.
Ким, глядя на равнину, лениво переводил глаза с одного
предмета на другой. Он шел без определенной цели, если не
считать того, что решил обследовать стоявшие невдалеке хижины,
показавшиеся ему необычными.
Они вышли на обширное пастбище, коричневое и пурпурное в
закатном свете; в центре его стояла густая рощица манговых
деревьев. Ким удивился, что не построили храма в таком
подходящем месте. В этом отношении мальчик был наблюдателен,
как заправский жрец. Вдали по равнине шли рядом четыре
человека, казавшиеся очень маленькими на таком расстоянии. Ким
стал внимательно рассматривать их, приложив ладони ко лбу, и
заметил блеск меди.
-- Солдаты! Белые солдаты!-- проговорил он.-- Давай
поглядим.
-- Когда мы с тобой идем вдвоем, нам всегда попадаются
солдаты. Но белых солдат я еще не видывал.
-- Они никого не обижают, если только не пьяны. Стань за
дерево.
Они стали за толстыми стволами в прохладной тени манговой
рощи. Две фигурки остановились, другие две нерешительно
двинулись дальше. То были солдаты из какого-то вышедшего в
поход; полка, по обыкновению высланные вперед наметить место
для лагеря. Они несли пятифутовые шесты с развевающимися
флагами и окликали друг друга, рассыпаясь по плоской местности.
Наконец, тяжело ступая, они вошли в манговую рощицу.
-- Вот тут или поблизости... офицерские палатки под
деревья, я так думаю, а мы, все прочие, разместимся снаружи.
Наметили они там место для обоза или нет?
Они крикнули что-то вдаль своим товарищам, и громкий ответ
долетел до них тихим и неясным.
-- Ну, значит, втыкай флаг сюда,-- сказал один из солдат.
-- К чему эти приготовления?-- проговорил лама,
оцепеневший от изумления.-- Великий и страшный мир! Что такое
нарисовано на этом знамени?
Один из солдат воткнул шест в нескольких футах от них,
недовольно проворчал что-то, вытащил его, посоветовался с
товарищем, который оглядывал тенистые зеленые стены, и поставил
шест на прежнее место.
Ким глядел во все глаза, прерывистое дыхание со свистом
вырывалось сквозь его стиснутые зубы. Солдаты вышли из рощи на
солнце.
-- О святой человек,-- задыхаясь проговорил мальчик,-- мой
гороскоп!.. который был начерчен в пыли жрецом из Амбалы!
Вспомни, что он говорил. Сначала придут два фарраша, чтобы все
подготовить... в темном месте, как это всегда бывает в начале
видения.
-- Но это не видение,-- промолвил лама.-- Это иллюзия
мира, не больше.
-- А после них придет Бык, Красный Бык на зеленом поле.
Гляди! Вот он!
Он показал на флаг, хлопающий на вечернем ветерке не
далее, чем в десяти шагах от них. Это был обыкновенный флажок,
которым отмечали место для лагеря, но полк, щепетильно
соблюдавший традиции, снабдил его своей полковой эмблемой --
красным быком, красующимся на знамени Меверикцев, большим
красным быком на фоне зеленого цвета, национального цвета
Ирландии.
-- Теперь вижу и вспоминаю,-- промолвил лама.-- Конечно,
это твой Бык. И, конечно, оба эти человека пришли для того,
чтобы все приготовить.
-- Это солдаты... Белые солдаты. Что тогда говорил жрец?
"Знак Быка -- есть знак войны и вооруженных людей". Святой
человек, все это касается моего Искания.
-- Верно. Это верно,--лама пристально смотрел на эмблему,
которая в сумерках пылала, как рубин.-- Жрец из Амбалы говорил,
что твой знак -- знак войны.
-- Что же теперь делать?
-- Ждать. Будем ждать.
-- А вот и мгла отступила,-- сказал Ким. Ничего не было
удивительного в том, что заходящее солнце пронзило последними
своими лучами рощу и, разлившись между стволами деревьев,
осветило ее на несколько минут пыльным золотым светом, но Киму
это казалось подтверждением пророчеств амбалского брахмана.
-- Чу! Слышишь!-- произнес лама.-- Бьют в барабан...
далеко.
Сначала бой барабана, растворявшийся в тихом воздухе, был
слаб, как стук в висках. Потом звуки стали громче.
-- А! Музыка!-- объяснил Ким. Ему звуки полкового оркестра
были знакомы, но ламу они изумляли.
По дальнему краю равнины поползла густая пыльная колонна.
Потом ветер донес песню:
Хотим мы рассказать вам
Про славные дела:
Как Малиганская гвардия
До Порта Слайго шла.
Тут вступили пронзительные флейты:
С ружьем на плече
Мы идем, мы идем в поход.
Прощай, Феникс-Парк.
К Дублинской бухте, вперед!
Барабанов и труб
Сладостный звук зовет.
С Малиганской гвардией мы уходим.
Оркестр Меверикцев играл, сопровождая полк, направлявшийся
к лагерю, солдаты шли в поход с обозом. Извивающаяся колонна
выступила на равнину,-- обоз тащился сзади -- разделилась
надвое, рассыпалась муравьями и...
-- Да это колдовство!-- воскликнул лама. Долина покрылась
точками палаток, которые, казалось, появлялись из повозок уже
совсем растянутыми. Другая людская лавина наводнила рощу и
бесшумно поставила огромную палатку; еще восемь или девять
человек выросли у нее сбоку, вытащили кастрюли, сковородки и
свертки, которыми овладела толпа слуг-туземцев; и вот, не
успели наши путники оглянуться, как манговая роща превратилась
в благоустроенный городок.
-- Пойдем,-- проговорил лама, отступая в испуге, когда
засверкали огни и белые офицеры, бряцая саблями, стали входить
в палатку офицерского собрания.
-- Встань в тени! Дальше круга, освещенного костром,
ничего не видно,-- сказал Ким, не спуская глаз с флажка. Ему
никогда не случалось видеть, как полк хорошо обученных солдат
привычно разбивает лагерь в тридцать минут.
-- Смотри! Смотри! Смотри!-- зашептал лама.-- Вот идет
жрец.
Это был Бенет, полковой капеллан англиканского
вероисповедания. Он шел, прихрамывая, в пыльном черном костюме.
Кто-то из его паствы отпустил несколько грубых замечаний насчет
того, что капеллану не хватает энергии, и, дабы пристыдить его,
Бенет весь этот день шел с солдатами, не отступая от них ни на
