предумышленному убийству первой степени. То, что два последующих
дня ты провела прикованная наручниками к кровати и для того чтобы
освободиться, в конце концов наполовину содрала себе с руки кожу,
как будто бы свидетельствует против любого умысла, но с другой
стороны сам факт присутствия в деле наручников вроде бы
свидетельствует об обратном... если смотреть на дело с точки
зрения извращенного полицейского ума. Как-то все больно гладко
выходит, ты понимаешь меня?"
Я пораженно уставилась на Брендона. У меня было ощущение
женщины, с жаром танцующей вальс и внезапно осознавшей, что она
находится на краю пропасти. До сих пор, глядя на лицо Брендона,
составленное все из изломов и углов света и тени, падающих от
моего ночника, я лишь однажды подумала о том, что в голову
полицейских чинов может прийти мысль о том, что я заранее
спланировала убийство Джеральда, полагая всегда, что подобное
можно рассматривать только как не слишком удачную шутку. Слава
Богу, что мне ни разу не пришла в голову мысль шутить на такие
темы с копами, Руфь!
"Понимаешь теперь, Джесси", - сказал мне Брендон, - "почему в
твоем положении о твоих подозрениях насчет присутствия третьего
лица в доме лучше молчать?"
"Да", ответила я. "Спящую собаку лучше не будить, да?"
Как только я сказала это, я вспомнила проклятого бродячего
пса, тянущего Джеральда по полу, ухватив зубами за предплечье _
при этом я даже представляла себе лоскут кожи, оторвавшийся и
теперь лежащий на морде у собаки. Кстати говоря, дня через три
копы загнали бедную псину - нашли ее логово под лодочным домиком
Лагланов в трех милях по берегу озера от нас. Там же был обнаружен
приличный кусок Джеральда, из чего можно сделать вывод, что псина
по крайней мере еще раз наведывалась в дом после того как я
шуганула ее светом фар _мерседеса_ и гудком. Копы пристрелили пса.
На нем был поводок с бронзовым брелоком - к сожалению не
государственный жетон регистрации домашних животных, по которому
можно было бы попытаться найти его хозяев, а сувенирный брелок с
выгравированным именем "Принц". Принц, можешь себе представить?
Когда констебль Тигартен пришел ко мне и сказал, что собаку
застрелили, я испытала удовольствие. Я была рада об этом слышать.
Я никогда не пыталась обвинять собаку в том, что она натворила _
псине пришлось не слаще, чем мне - но испытала от этого известия
удовольствие и я довольна по сию пору, Руфь.
Но мы уклоняемся от главной темы - я рассказывала тебе о том,
что сказал мне Брендон после того, как я поведала ему о незнакомце
в нашем с Джеральдом озерном домике. Он согласился с моим мудрым
замечанием о том, что спящую собаку все-таки лучше не будить. Я
подумала, что смогу пережить это - огромным облегчением было уже
просто поговорить с кем-то - но к тому, что все останется навсегда
под спудом, я не была еще готова.
"Доказательством всему является телефон", сказала я Брендону.
"Когда я выбралась из наручников и попыталась связаться с кем-
нибудь по телефону, он оказался мертв, как Эйб Линкольн. Как
только я обнаружила это, то поняла что во всем была права - в доме
на самом деле кто-то побывал и этот кто-то предусмотрительно
перерезал провода, выбрав для этого удобное место на улице. Вот
почему я приложила столько усилий для того, чтобы как можно скорее
убраться из дома и спастись на _мерседесе_. Ты представить себе не
можешь, Брендон, до чего страшно становится, когда ты
обнаруживаешь, что осталась одна в лесу и в доме твоем вот-вот
может появиться непрошеный гость".
Брендон улыбнулся в ответ, но на этот раз в его улыбке было
очень много от той штампованной улыбки победителя, которая
появляется на губах у мужчин, когда те думают какие же эти женщины
все дурехи, и что давно пора бы отобрать у них избирательные права
и запретить по закону покидать дома без провожатых. "Значит ты
проверила один единственный телефон и решила, что провода
перерезали, так? Для того, чтобы так решить тебе было достаточно
снять трубку с одного телефона - в спальне?"
По сути дела в доме тогда случилось не совсем то и не в том
была суть, но все равно я согласно кивнула, частично потому, что
это было легче, чем пускаться в объяснения, а по большей части
потому, что с мужчиной становится очень тяжело говорить, когда на
его лице появляется такого вот сорта улыбка. Она словно бы
говорит: "Ох уж эти женщины! И жить с ними невозможно и
пристрелить нельзя". Если ты не сильно изменилась за прошедшие
годы, Руфь, то ты должна понять о какого сорта мужчинах я говорю.
Все чего я в тот момент хотела, это чтобы наш разговор на этом и
закончился. Ты способна понять, что дальше говорить просто было
бесполезно.
"Телефон был отключен от розетки, только и всего", сказал
Брендон. К тому времени его голос был похож на голос мистера
Роджера, объясняющего, что под кроватью действительно находится
нечто, ужасно напоминающее чудовище, но вот только на самом-то
деле никакого чудовища там нет и не было. "Джеральд выдернул
телефонную вилку из стенной розетки. Ясно, что он не хотел, чтобы
его выходной день - принимая во внимание его планы относительно
наручников - внезапно был испорчен каким-нибудь звонком из офиса.
И потому он выдернул вилку из розетки в гостиной, но телефон в
кухне был включен и нормально работал. Я прочитал об этом в
полицейском отчете".
Свет померк, Руфь. Внезапно я поняла, что все они - все эти
мужчины, занимавшиеся происшествием на озере, пришли к некоторым
умозаключениям относительно того, почему я вела себя именно так, а
не иначе и почему сделала именно то, что сделала. Большая часть
моих поступков оправдывала меня и все упрощала, однако
одновременно с тем было что-то странное и пугающее в том, что
большую часть своих умозаключений эти копы сделали не на основании
того, что я сказала им, и даже не на основании того, что увидели в
нашем приозерном домике, а на основании того, что я женщина, а
женщины, как это принято считать у мужчин, обычно ведут себя очень
предсказуемо.
Так вот, если взглянуть на дело с этой точки зрения, то нет
никакой разницы между Молодой Акулой Брендоном Милероном в его
дурацкой тройке и старым констеблем Тигартеном в зашитых на
заднице джинсах и красных пожарных подтяжках. Мужчины всегда
считали и считают, что во многом видят нас, женщин, насквозь, Руфь
_ я уверена, что это так. Многие из них отлично освоили науку
говорить нужные вещи в нужное время, но как говорила в свое время
моя мать: "Даже дикаря можно заставить выучить наизусть Библию".
И знаешь еще что? Брендон Милерон восхищался мной, он
восхищался тем, как я вела себя и что сделала после того, как умер
Джеральд. Это все истинная правда. Время от времени я замечала это
выражение восхищения в его лице, и когда он снова появлялся у
меня, навещая как-нибудь вечерком, я специально присматривалась и
снова замечала в его лице это выражение восхищения. Я была
уверена, что вижу отражение именно этой эмоции. По мнению
Брендона, я чертовски здорово поработала и вела себя очень
смело... для женщины. Сказать по правде, что к тому времени, как я
впервые завела разговор о моем ночном госте, сдается мне, что для
себя Брендон решил, что я в своей ситуации вела себя так же, как
вел бы и он... ну не совсем так, чтобы в точности, а так, как,
скажем, вел бы себя Брендон, если бы у него был сильный грипп и
одновременно ему приходилось бы выбираться из наручников. У меня
уже давно было стойкое убеждение по поводу того, что думают о
мыслительных процессах нас, женщин, большинство мужчин: "эти
думают словно адвокаты больные малярией. Если встать на такую
позицию, с ее помощью можно многое объяснить, верно?
Я говорю о снисходительности - об общепринятом отношении
"мужчина-женщина" - но кроме того я говорю так же и о многом
другом, гораздо, черт возьми, большем и устрашающем. Брендон не
смог меня понять, как ты это видишь, и тут невозможно все списать
только на разницу между нашими полами; это проклятие человечества
и очевидное и нерушимое доказательство того, что все мы, по сути
дела, обречены на вечное одиночество. В нашем с Джеральдом
приозерном домике случились страшные вещи, Руфь, но о том,
насколько на самом деле случившееся было страшно до недавнего
времени я сама понятия не имела, а он так ничего до сих пор и не
понял. Я рассказала ему о том, что я сделала для того, чтобы этот
sf`q не сожрал меня заживо, а он только улыбался мне, и кивал, и
симпатизировал и в конце концов мне полегчало, но все дело в том,
что он, самый лучший из них, так и не сумел подобраться на
расстояние крика к правде... которая состоит в том, что ужас
растет и растет до тех пор, пока не превращается в огромный дом с
привидениями, размером со внутренность моей головы. И этот дом до
сих пор находится там, стоит с открытой нараспашку дверью, с
дверью ожидающей, когда я вернусь и войду внутрь, приглашающей
меня вернуться в любое время когда я захочу, но я никогда не
вернусь туда, хотя иногда ловлю сама себя на том, что все-таки
сделаю в ту сторону несколько шагов, понимая, что стоит мне только
шагнуть внутрь, как дверь сама собой захлопнется за собой и замок
защелкнется.
Ну да ладно. Раньше мне казалось, что узнав о том, что по
поводу телефонных линий моя интуиция меня подвела, я вздохну
спокойно, но это оказалось не так. Потому что внутри оставалась
некая часть меня, которая нерушимо продолжала верить, что даже
если бы я заползла за кресло и воткнула вилку в розетку, телефон
все равно бы не заработал, и несмотря на то, что аппараты в кухне
и в гостиной работали, в тот вечер, если бы я попробовала снять с
них трубку, то услышала бы в ней одну только тишину, ибо телефон
мог заработать после, и если бы я не решилась убраться к чертям из
дома на _мерседесе_, то наверняка бы погибла в лапах этого чудища.
Наклонившись вперед так, что свет от лампы упал на его лицо,
Брендон сказал: "В доме никого не было кроме тебя, Джесси, никаких
незнакомцев и самое лучшее, что ты можешь сделать теперь, это
забыть о своих видениях".
Я едва не сказала ему тогда о своих пропавших кольцах, но для
продолжения разговора я уже слишком сильно устала, у меня здорово
болела рука и я решила оставить эту тему. После того, как Брендон
ушел, я долго лежала без сна - в ту ночь даже обезболивающее не
смогло загнать меня в сон. Я думала об операции по пересадке кожи,
которая предстояла мне завтра, но это не слишком сильно меня
волновало. Не так, как ты могла бы подумать. По большей части я
думала о своих кольцах и об отпечатке ботинка, который никто кроме
меня, оказывается, не заметил - и еще о том, возможно ли, что он _
или оно - вернется обратно, чтобы довершить начатое. Наконец,
перед тем, как погрузиться в сон, я решила, что никакого отпечатка
подошвы и никакой серьги с жемчугом никогда не было. Что какой-то
коп заметил мои кольца на полу кабинета Джеральда рядом с книжным
шкафом и сунул по-быстрому их себе в карман. И теперь эти кольца,
скорее всего, лежат в витрине какой-нибудь скупки на Левингстон, _
подумала я. Возможно, раньше от таких мыслей я пришла бы в
бешенство, но тогда мне было все равно. Я чувствовала себя
примерно так же, как тогда в то утро, когда очнулась за рулем
_мерседеса_ - мое существо было полно осознанием полного покоя и
мира. Никаких незнакомцев; никаких незнакомцев; никаких
незнакомцев никогда не было и нет. Просто нечистый на руку коп
