будут досаждать эти пугающие голоса НЛО.
Я не перенесла бы это, Руфь, потому что по прошествии двух
месяцев после происшествия на озере, я помнила все настолько
явственно, что не смогла бы избавиться от воспоминаний еще много и
много лет. Более того, я вспомнила многое из своей жизни, такие
факты, которые вроде бы, давно забылись. Большая часть
воспоминаний пришлась на период между первой и второе операциями
по пересадке кожи, когда я постоянно находилась "под препаратами"
(это медицинский термин для того состояния, которое в обычной
жизни называется "удолбан наркотиками до очумения"). Вспоминалось
мне вот что: в течение двух лет, прошедших с момента солнечного
затмения до дня рождения моего брата Вилла - того дня, когда он
неприлично схватил меня во время игры в крокет - я слышала эти
голоса почти постоянно. Быть может эта выходка Вилла послужила
своего рода грубой случайной терапией. Я допускаю такую
возможность; ведь говорят, что наши предки научились использовать
огонь для приготовления пищи после того, как отведали то, что
оставил после себя лесной пожар. И если мое неуклюжее врачевание
действительно случилось в тот день, то произошло это не тогда,
когда Вилл схватил меня, а в тот момент, когда я развернулась и
влепила ему по физиономии за его проделку... хотя по большому
счету это не имеет особого значения. Имеет значение тот факт, что
два года, последующие за происшествием на террасе, в моей голове
обитали дюжины голосов, хором нашептывающих мне самые невероятные
вещи, позволяющие себе судить о том или ином моем поступке или
pexemhh. Некоторые из этих голосов были добры ко мне и пытались
поддержать, но в большинстве своем это были голоса людей, которых
я боялась, людей извращенных и злых, твердо уверенных в том, что
малышка Джесси не стоит и ломанного гроша, что она определенно
заслужила все, что с ней случилось и которой придется вдвойне
заплатить за все, что ей сделали хорошего. Два года подряд, Руфь,
мне приходилось выслушивать эти голоса, но как только они
прекратились, я позабыла о них. Не сразу, но это случилось
довольно быстро.
Как такое могло случиться? Я не знаю и по большому счету, мне
на это наплевать. Если бы перемены произошли в худшую сторону, это
могло бы беспокоить меня, но все случилось как раз наоборот _
жизнь моя несравненно улучшилась. Два года между днем солнечного
затмения и днем рождения Вилла я провела в туманном состоянии
постоянного напряжения и непроходящего беспокойства, чувствуя, что
мой разум распался на несколько независимых враждующих между собой
фрагментов, отчего теперь перспектива могла быть только одна:
позволь я доброму и внимательному ко мне Брендону Милерону сделать
все так, как ему кажется лучше сделать, то уже скоро я бы
очутилась там, откуда столь давно сумела чудом вырваться - я
быстро катилась бы к сумасшедшему дому, по дорожке что
ответвляется от бульвара Шизофрении. И на этот раз рядом не
нашлось бы младшего братца, который смог бы устроить мне
грубоватую, но действенную шоковую терапию: на этот раз я должна
была разобраться с собой сама, так же как мне пришлось самой
выпутываться из чертовых наручников Джеральда.
Брендон наблюдал за мной, пытаясь оценить результаты того,
что он сообщил мне. По всей видимости ему не удалось ничего
понять, потому что он снова повторил мне это, но на этот раз его
голос звучал немного иначе:
"Ты должна помнить, что независимо от того, насколько
реальным не казалось тебе происходящее, все это был лишь плод
твоего воображения. Думаю, что тебе будет лучше смириться с фактом
того, что тебе никогда не суждено узнать наверняка, ошибалась ты
или нет".
"Я узнаю это".
Брендон поднял брови.
"У меня есть прекрасная возможность во всем убедиться. И ты
поможешь мне в этом, Брендон".
На его лице снова появилась не слишком веселая
снисходительная улыбка, о существовании которой в своем
репертуаре, я могу спорить, он даже не догадывался, той самой, что
говорила "и жить с ними невозможно и пристрелить нельзя".
"Вот как? И как же ты думаешь это устроить? В чем я должен
буду тебе помочь?"
"Ты отведешь меня к Джуберту", - ответила я.
"Вот уж нет - это совершенно исключено - это из разряда тех
вещей, на которые, Джесс, я не соглашусь ни за какие коврижки".
Я избавлю тебя, Руфь, от пересказа двухчасового спора,
последовавшего далее, мгновенно выродившегося и вращавшегося
вокруг нескольких фраз, быстро ставших стереотипными и совершенно
лишенными смысла, вроде: "Это абсолютное сумасшествие, Джесс" и
"Не пытайся руководить моей жизнью, Брендон". Я уже обдумывала
возможность начать шантажировать Брендона, пригрозив обратиться в
прессу и рассказать там обо всем - возможно, что это было
единственное, перед чем бы он спасовал, но до такой низости не
дошло. Все, что от меня потребовалось, это разреветься. Я
испытываю невероятное смущение, когда пишу о таком, но с другой
стороны, так, видно, оно и должно быть; мои слезы были всего-
m`bqecn очередным естественным последствием традиционных издержек
взаимоотношений "парни-девушки", в их вековечном вальсе над краем
пропасти. Мужчины никогда не верят в то, что мы говорим серьезно,
пока мы не начинаем плакать.
В итого он все-таки отправился к телефону, сделал четыре или
пять коротких звонков, а когда вернулся ко мне, объявил, что
завтра Джуберт должен предстать перед судом округа Камберленд для
слушания по обвинению в нескольких попутных преступлениях - по
большей части включающих в себя воровство. После этого Брендон
сказал мне, что если я действительно серьезно настроена - и если у
меня есть в запасе шляпка с вуалью - он берется показать мне
Джуберта. Я моментально согласилась на все его условия и хоть на
лице Брендона была написана уверенность в том, что он совершает
самую большую ошибку в своей жизни, он дал мне слово заехать за
мной завтра и отвезти в суд. И слово свое он сдержал.
Джесси снова остановилась, потом продолжила печатать, но
немного медленней, глядя сквозь мерцающий экран в события
вчерашнего дня, когда сегодняшние шесть дюймов снега висели в небе
лишь серой туманной перспективой. Она увидела, как впереди
зажигаются синие мигалки, как голубой "Бимер" Брендона начинает
тормозить.
Мы немного опоздали к началу слушания, потому что на шоссе I-
295 перевернулся грузовик - пришлось ехать в объезд. Брендон не
сказал ни слова, но я чувствовала, что он от души надеется на то,
что мы опоздаем, что Джуберта доставят обратно в камеру окружной
тюрьмы в самом конце крыла повышенной безопасности, однако
охранник на входе в зал сообщил нам, что слушание еще идет, хотя
завершения его осталось ждать совсем недолго. Открыв передо мной
дверь судебного зала, Брендон нагнулся к моему уху и тихо шепнул:
"Опусти вуаль, Джесс, и ни в коем случае не поднимай ее". Я
исполнила его просьбу и, взяв меня за руку, Брендон провел меня за
дверь. Зал суда...
Джесси перестала барабанить по клавишам и повернувшись к
окну, уставилась в сгущающиеся сумерки широко раскрытыми, серыми и
пустыми глазами.
Она вспоминала.
Глава тридцать восьмая
Зал суда был освещен свешивающимися с потолка круглыми
лампами того сорта, которые всегда напоминали Джесси о дешевых
магазинах ее детства. В самом зале царила сонная атмосфера
подготовительной школы в конце зимнего дня. Двигаясь между рядами
стульев, она чувствовала две вещи - руку Брендона, держащую ее за
запястье, и вуаль, опустившуюся ей на щеки подобно паутине. Эти
два ощущения, слившись воедино, неожиданным образом воскресили в
ней воспоминания о свадьбе.
Перед столом судьи стояло двое судейских - адвокат и
прокурор. Подавшись вперед, судья напряженно смотрел в поднятые к
нему лица, прислушиваясь к тому, что по-очереди говорили ему
судейские. Все трое были поглощены негромким разговором, очевидно
касающимся профессиональных деталей следствия. Три служителя
закона напомнили Джесси ожившие иллюстрации Боза к романам Чарльза
Диккенса. Возле американского флага стоял судебный пристав. Возле
него сидящая за столиком стенографистка ожидала официального
возобновления обсуждения дела, судя по ее выражению лица мало ее
волнующего, и надеялась на скорейшее его завершение. И наконец, за
длинной стойкой из коричневого полированного дерева, разделяющей
dbe части зала, одну отведенную зрителям, другую - обвиняемым,
ближе к концу этой стойки сидела невероятно высокая и нескладно-
тощая фигура, облаченная в оранжевый тюремный комбинезон. Рядом с
обвиняемым сидел мужчина в костюме, очевидно второй адвокат.
Человек в оранжевом комбинезоне, склонившись над лежащим перед ним
блокнотом с листками желтой бумаги, как казалось, что-то
неторопливо записывал.
Где-то в невероятной дали, за миллион миль отсюда, Джесси
почувствовала, как рука Брендона Милерона крепче стиснула ее
запястье.
- Ближе нельзя, - тихо пробормотал он.
Вырвавшись, она двинулась дальше сама. Брендон ошибается; они
подошли недостаточно близко. Брендон не имеет ни малейшего
представления о ее мыслях и чувствах, но ничего, она это
переживет; сама-то в себе она разбиралась как нельзя лучше. На
краткое время все ее голоса превратились в один голос; она
двигалась, пронизанная одной ясной и непоколебимой уверенностью _
если теперь она не подойдет к нему достаточно близко, если
расстояние разделяющее их с Джубертом сейчас не сократится до
самого возможного минимума, то никогда и ни за что потом она не
сможет надеяться на то, что избавится от Джуберта навсегда. Он так
и останется прятаться в ее шкафу, вечно будет тихо лежать под
кроватью по ночам, поджидать ее за окном, злобно улыбаясь своими
пухлыми и бледными, словно тесто, губами, между которыми знакомо
блестят далекие золотые коронки.
Быстро подавшись вперед, она шагнула к полированной стойке
разделяющей зал, чувствуя, как тончайшая сетка вуали прикоснулась
к ее щеке наподобие крохотных внимательных пальцев. Она слышала,
как за ее спиной о чем-то взволнованно бормочет Брендон, но звуки
его голоса приносились к ней словно бы с безопасного уже
расстояния в несколько световых лет. Неподалеку от нее (но так же
на другом континенте), адвокат бормотал, вытянувшись к судье:
"...я считаю, что в этом вопросе штат должен оставаться
непреклонным, Ваша честь, поскольку, стоит только взглянуть в дела
прошлых лет - самым лучшим примером тут будет _Касторгай против
Холлиса..._ _
Стоящий уже совсем неподалеку от нее судебный пристав бросил
на нее подозрительный взгляд, но тут же успокоился, когда Джесси
подняла вуаль и улыбнулась ему. Не спуская с нее глаз, судебный
пристав быстро ткнул отставленным большим пальцем в сторону
Джуберта и покачал головой, смысл чего Джесси, в ее теперешнем
сверхпроницательном и возбужденно-эмоциональном состоянии был
понятен яснее ясного. Проще газетного заголовка: Держитесь
подальше от этого чудовища, леди, он настоящий тигр. Не подходите
ближе, иначе он сможет достать вас своими когтями. Заметив позади
Джесси Брендона, торопящегося снова схватить свою спутницу за
локоть, с видом эдакого вернейшего и внимательнейшего рыцаря,
судебный пристав окончательно успокоился, благо что не расслышал
приглушенного рычания Брендона: "Опусти вуаль обратно, Джесси,
опусти ее и закрой лицо, черт возьми!"
Она не только не повиновалась ему, но даже не оглянулась в
