Reoep| Джеральд улыбался свирепой, хищной улыбкой человека,
который только что сорвал солидный банк в покере, сыграв стрит-
флэш.
Джесс снова застонала. Вслед за стоном последовала гортанное,
неразборчивое бормотание. Пес посмотрел на нее еще раз. Он был
уверен, что она не сможет встать с кровати и побеспокоить его, но
ее стоны заставляли пса чувствовать себя неспокойно. Древнее табу
потеряло над ним свою силу, но не исчезло окончательно и
бесповоротно. Кроме того, его голод успокоился; то, чем он сейчас
занимался, было не ужином, а легкой закуской. Пес повернулся и
рысью выбежал из комнаты. Большая часть левой щеки Джеральда
осталась свисать, словно скальп.
Глава одиннадцатая
Стояло 14 августа 1965 года - со дня, когда погасло Солнце,
прошло менее чем два года. Это был день рождения Вилла; всем
встречным-поперечным он говорил, что прожил еще один год за каждое
вбрасывание в бейсбольной игре. Джесси не в силах была понять,
почему это кажется ее брату таким уж важным, а важно это было для
него определенно, и если ему доставляло удовольствие сравнивать
свою жизнь с бейсболом, то ради Бога, какое ей в конце концов
дело.
В течение некоторого времени буквально все, что происходило
на вечеринке в честь дня рождения ее брата Вилла, выглядело
совершенно нормально. Правда на проигрывателе крутилась пластинка
Марвина Гэя, но песня была неплохой, неопасной. _Я не стал
бродячим псом, - насмешливо тянул Марвин, - я просто взял и ушел
от тебя, уше-е-е-е-л.... прощай_. По сути песня была даже
миленькая, а по правде сказать в тот день как нельзя лучше
подходила к происходящему, по крайней мере поначалу; как сказала
бы об этом бабушка Джесси, бабушка Катарина, _это было получше,
чем просто пиликанье на скрипочке_. Даже папа соглашался с этим,
хоть еще не так давно он не испытывал совершенно никакого подъема
в виду открывшейся перспективы вернуться на день рождения Вилла из
Фалмуса. Джесси собственными ушами слышала, как папа сказал маме,
что мол _По мне, так эта идея вовсе неплохая_, что само собой
здорово подняло ей настроение, поскольку она - Джесси Магот, дочка
Тома и Салли, сестра Вилла и Мэдди, в ту пору еще ничья жена - и
была именно той, кто первая запустила эту идею. Именно она и была
причиной того, что все они находились в тот день там, а не на
острове, в Закатных Тропинках.
Закатные Тропинки был семейным лагерем (хотя после трех
поколений спонтанных наездов все увеличивающихся семейств ему
можно было бы уже присвоить звание поселка) расположенным на
северной оконечности озера Темное Пятно. Но в этом году им
пришлось прервать девять традиционных недель пребывания там,
потому что Виллу захотелось - всего разок, говорил он папе и маме
тоном страдающего пожилого благородного гранда, прекрасно
осознающим что лукавить с жнецами долее нет никакой возможности _
отпраздновать свой день рождения в компании не только своих
родителей, но и друзей-сверстников.
Том Магот первым одобрил идею, дав свое согласие. Он,
служивший биржевым брокером, разрывающийся между Портлендом и
Бостоном, многие годы старался убедить свое семейство не верить
слухам о том, что труд парней, отправляющихся на работу в
галстуках и белых рубашках, есть сплошное дуракаваляние - вроде
променадов по кондиционированным офисам и диктовка миленьким
aknmdhmj`l в приемной очередных приглашений на ланч таким же
счастливым бездельникам. _Я работаю наравне с любым потным
трудягой-фермером из графства Арусток, а то и поболее_, - любил
повторять им он. _Держаться на плаву в море рынка совсем не
просто, это работа тяжелая и напряженная, без дураков и всякой
романтики, так что не верьте ничьим _выдумкам_. Правда состояла в
том, что никому их них в жизни не доводилось ни от кого услышать
ни одной _выдумки_ в подобном духе, и все они как один (включая,
скорее всего и маму, хотя она ни разу не сказала этого вслух),
считали папину работу занятием скучнейшим до оскомины, и наверное
только Мэдди думала по-другому, потому что чуточку в этом
соображала.
Том настаивал на том, что отдых на озере необходим ему для
того, чтобы оправиться от стрессов брокерской работы и что у Вилла
будет предостаточно возможностей, чтобы всласть оттянуться
напраздноваться на днях рождениях с друзьями после. Ведь в конце
концов Виллу всего-то исполняется девять, а не девятнадцать. _А
кроме того_, добавил Том, _в этих вечеринках с друзьями в честь
дня рождения не бывает никакого веселья, покуда ты не получаешь
права опрокинуть в себя пинту-другую_.
Таким образом просьба Вилла о разрешении отпраздновать день
рождения в главном семейном обиталище на побережье скорее всего
была бы отклонена, если бы не неожиданная поддержка Джесси (для
Вилла поддержка более чем неожиданная; она была на целых три года
его старше и иногда Виллу казалось, что она забывает что у нее
вообще существует брат). Достаточно было ее мягкого и
ненавязчивого намека на то, что было бы даже очень забавно
вернуться ненадолго домой - всего денька на два, на три - и
устроить вечеринку на свежем воздухе, с крокетом, и с бадминтоном,
и с барбекю, и с китайскими фонариками, которые можно будет зажечь
в сумерки, как идея моментально начала захватывать Тома. Он,
всегда считавший себя _упорным сукиным сыном с железной волей_,
частенько воспринимался другими как _упрямый старый козел_; но как
не называй его, он всегда и во всем с огромным нежеланием
сдвигался с места, раз уперев во что-то свои каблуки... и сжав
челюсти.
Когда же дело доходило до того, чтобы сдвинуть Тома с места _
изменить о чем-то его мнение - то тут у младшей дочери всегда
получалось лучше, чем у других. Удача неспроста сопутствовала
Джесси - она ведала о тайных ходах и секретных дверях к сердцу
отца, о которых остальные почему-то понятия не имели. Салли
считала - и небезосновательно - что Джесси всегда была любимицей
Тома, хоть тот и пребывал в полной глупейшей уверенности, что ему
всегда удавалось тщательно скрывать это от остальных. В свою
очередь Вилли и Мэдди смотрели на все по-своему, гораздо проще _
они были уверены, что Джесси бессовестно подлизывается к отцу, а
тот несправедливо ей в этом потакает. _Если папа однажды поймает
Джесси с сигаретой_, - сказал как-то годом позже Мэдди Вилл, после
того как Мэдди именно за это крепко и обидно влетело, _то он
скорее всего просто купит ей зажигалку_. Мэдди рассмеялась,
согласилась и благодарно обняла брата. Но не они, ни мать
представления не имели о том, что за тайна лежала между их отцом и
средней сестрой, подобно болезненно-связующей пуповине.
Что касается Джесси, то она, взяв вдруг сторону своего
котенка-братца, просто по-родственному сделала ему одолжение. Она
совершенно не отдавала себе отчета в том (ни на секунду откровенно
не признавшись себе), что ей просто до смерти хотелось убраться из
Закатных Тропок и очень сильно хотелось вернуться домой. Внезапно
она люто возненавидела озеро, которое так еще недавно страстно
k~ahk` - в особенности за его специфический минеральный запах.
Летом 1965-го она дошла до того, что несмотря на страшную жару в
некоторые дни, почти не ходила купаться. По мнению Салли, причиной
тут были ее формы - Джесси рано округлилась, как и сама Салли, и к
двенадцати годам имела уже вполне женскую фигурку - но формы тут
были ни при чем. Она давно уже привыкла к ним, понимая что ей
далеко до постеров _Плэйбоя_ в любом из своих вылинявших
купальников от Джанзен. Нет, причиной тому не были ни ее грудь, ни
бедра, ни попка. Виноват был запах.
Но какими бы ни были истинные причины, клубящиеся и
колыхающиеся под спудом, Том Магот в итоге громогласно одобрил
переезд своего семейства. И за сутки до дня рождения они вернулись
на побережье, поднявшись пораньше по настоянию Салли (горячо
поддержанной обеими дочерьми), для того чтобы успеть приготовиться
к вечеринке. И настал день 14-го августа, являющийся
общепризнанным апофеозом лета в Мэне, день под вылинявшим голубым
куполом неба в жирненьких белых облачках, освежаемый солоновато
пахнущим бризом.
Вдали от побережья - там, где находился Озерный Край, где
стояли Закатные Тропки на берегу озера Темное Пятно, где семейный
домик был построен еще дедом Тома Магота в далеком 1923-м - озера,
леса, затоны, пруды и бочажки прели в тридцати пяти градусной жаре
при влажности близ точки насыщения, в то время как на побережье
стояло всего только двадцать восемь. Дополнительным бонусом был
морской бриз, разгоняющий воздушную влагу до терпимого состояния и
сносящий москитов и песчаных мушек. На лужайке было полно
ребятишек, не только дружков Вилла, но и девушек-подружек Мэдди и
Джесси, и на некоторое время между ними даже установилось нечто
вроде mirabile dictu благосклонное взаимопонимание и
взаимодействие. Не возникло ни единого спора или ссоры и в пять
часов пополудни, поднося к губам свой первый в этот день мартини,
Том, быстро взглянув на Джесси, стоящую неподалеку с крокетным
молотком на плече, похожим на залихватское ружье часового (и
находящуюся определенно на расстоянии отличной слышимости всего,
что могло быть сказано в разговоре мама-папа, последующая часть
которого возможно и была специально предназначена для нее в виде
комплимента _на срыв банка_), сказал, обратившись к жене, что,
мол, идея на самом деле была просто отличная. Так именно он и
сказал.
Более чем отличная, подумала про себя Джесси. Абсолютно
отличная и совершенно клевая, если говорить начистоту. Даже при
том, что она не это на самом деле думала и не совсем так считала,
было опасно говорить подобное вслух; не хватало только _сглазить_.
А на самом деле она думала, что денек удался просто на славу, во
всех отношениях - теплый и нежаркий и нежный, точно зрелый в самый
раз персик. Даже песенка, ревущая в переносном проигрывателе Мэдди
(который, эту Великую и Ужасную Неприкосновенную Икону, старшая
сестричка Джесси с помпой вынесла в патио по такому случаю) не
могла испортить общую картину. Пребывая в полной уверенности, что
она никогда и не при каких обстоятельствах не полюбит Марвина Гэя
_ точно так же как теперь она была уверена и в том, что весь
остаток жизни будет ненавидеть этот слабый минеральный запах
озерной воды, поднимающийся в жаркие летние дни - она готова была
согласиться, что эта его песня ничего. Я сбегу от тебя, если ты не
станешь милашкой со мной... прощай; тухловато, но не обломно.
Стояло 14 августа 1965-го, день который был, который по сию
пору оставался в памяти женщины, лежащей прикованной наручниками к
кровати в домике на берегу озера находящегося в сорока милях от
Темного Пятна (но с тем же самым минеральным запахом воды, этим
rpebnfm{l, несносным духом, возникающим в жаркие и тихие летние
деньки), тем самым днем, когда она, двенадцатилетняя девочка,
наклонившись для того, чтобы точнее послать к очередным воротцам
крокетный шар, не замечая своего братца Вилла, подкрадывающегося к
ней сзади, соблазненного ее задком, превратившимся для него в
притягательную мишень, которую мальчишка, проживший всего по году
за каждое вбрасывание в бейсбольном матче, не мог позволить себе
игнорировать, и часть ее сознания, осознающая то, что он уже
близко, с ужасом ожидала, когда швы сна наконец разойдутся,
превратив его в рвущийся наружу кошмар.
Она примерялась с ударом, выбрав в качестве цели край
