Теперь пес, который заставил Чарльза Сатлина вспомнить
мелодию из _Рожденной свободной_, стоял в дверном проеме спальни
летнего дома Барлингеймов (дом Сатлина находился на
противоположном конце озера, и две семьи никогда не находились в
приятельских отношениях несмотря на то, что обменивались
приветствиями, встречаясь на городском причале последние три или
четыре лета). Его голова была опущена, глаза широко открыты, а
шерсть встала дыбом. Он не осознавал, что издает монотонное
рычание; все его внимание было сфокусировано на комнате.
Инстинктивно он ощущал, что запах крови вскоре пересилит всю его
осторожность. До того, как это случиться, он должен был уверить
себя, что здесь нет никакой ловушки. Он не хотел быть схваченным
хозяевами с твердыми ногами, или теми, кто поднимает твердую землю
и кидается ею.
- Пошел прочь! - попробовала закричать Джесси, но ее голос
зазвучал слабо и дрожал. Она не могла прогнать пса просто крича на
него; ублюдок каким-то образом понял, что она не может встать с
кровати и навредить ему.
_Этого не может случиться_, думала Джесси. _Ведь всего три
часа назад я сидела в _мерседесе_, пристегнувшись ремнем
безопасности, слушая по кассетнику _Рейнмейкерс_ и напоминая себе
не забыть узнать, что показывают в _Маунтаин Валлей Синемас_ на
случай, если нам придется остаться на ночь. Как мой муж может быть
мертвым, если он подпевал Вобу Уокенхорсту? _Еще одно лето_, пели
мы, еще один шанс закрутить роман. Мы оба знали все слова этой
песни, потому, что она великая. Каким образом все изменилось в
такой степени? Простите, люди, но по-моему это просто сон. Это
слишком абсурдно для действительности.
Пес начал постепенно продвигаться вглубь комнаты, осторожно
ступая лапами и обнажив клыки. Он ничего не знал о концепции
абсурдности.
Бывший Принц, с которым когда-то весело возилась восьмилетняя
Катерина Сатлин (до тех пор, пока ей не подарили куклу по имени
Марни на день рожденья; с этого момента ее интерес к собаке
временно пропал), был наполовину лабрадор, наполовину колли...
смешанная порода, но не настолько, чтобы выглядеть дворняжкой.
Когда Сатлин высадил его из машины на Бей-Лейн в конце августа, в
нем было восемьдесят фунтов, и его воротник был пушистым, и имел
привлекательный черно-коричневый цвет (с доставшимися по
наследству от колли белыми пятнами на груди и животе). Теперь он
весил едва ли сорок фунтов, и если его погладить по боку, то можно
oepeqwhr`r| все ребра и почувствовать быстрый, лихорадочный стук
его сердца. Его воротник свалялся и был полон репейников.
Полузаживший шрам, сувенир панического бегства под обрамленной
снизу колючей проволокой изгородью, зигзагом спускался по одной из
ляжек, а в носу Принца торчали, словно кривые усы, несколько игл
дикобраза. Несколько дней назад он нашел одного, умирающего, но
ретировался после первой порции игл в носу, поскольку еще не был
так отчаянно голоден.
Как теперь. Последней его едой были несколько усеянных
личинками объедков, извлеченных из разбитой урны, лежащей в канаве
у шоссе 117, и это было два дня назад. Пес, который проворно
приносил Катерине Сатлин брошенный ею резиновый мяч, буквально
умирал с голоду.
Да, но здесь - прямо здесь, на полу, перед глазами! - лежали
фунты и фунты свежего мяса, жирного, с костями, полными сладкого
костного мозга. Это был словно бы подарок Бога Бродячих Собак.
Бывший любимец Катерины Сатлин продолжал медленно
приближаться к трупу Джеральда Барлингейма.
Глава восьмая
Этого не может произойти, сказала себе Джесси. Никоим
образом, так что расслабься.
Она начала говорить это себе, как только передняя часть тела
бродячего пса исчезла из ее поля зрения, скрытая левой стороной
кровати. Его хвост начал вилять еще более быстро, а затем раздался
звук, который Джесси сразу же узнала - звук пьющей из лужи собаки
в жаркий летний день. Хотя нет, он был немного другим: более
грубым и не столько лакающим, сколько лижущим. Джесси уставилась
на быстро виляющий хвост, и ее воображение неожиданно дорисовало
ей то, что было скрыто от ее взгляда углом кровати: бездомный пес
с покрытой репьями шерстью слизывал кровь с редеющих волос ее
мужа.
- НЕТ! - Джесси приподняла ягодицы и перекинула ноги на левую
сторону кровати. - УБИРАЙСЯ ОТ НЕГО! УБИРАЙСЯ НЕМЕДЛЕННО!
Она ударила ногами, и одна из ее пяток попала псу в спину.
Собака немедленно отскочила и подняла морду. Ее глаза были
раскрыты так широко, что были видны белки, а струйки слюны,
протянувшиеся от верхних резцов к нижним, в предзакатном солнечном
свете казались золотыми нитями. Пес сделал выпад в направлении
голой ноги Джесси. Та с криком отдернула ее, успев почувствовать
кожей горячее дыхание собаки. Джесси снова подогнула под себя
ноги, не осознавая, зачем она это делает, не слыша яростных криков
перетружденных плечевых мускулов и не чувствуя, что ее кости
начинают выпадать из суставов.
Собака, продолжая рычать, еще некоторое время сверлила Джесси
взглядом. _Давайте придем к консенсусу_, говорили эти глаза. Вы,
леди, делайте свое дело, а я буду делать свое. Заключим такое
соглашение. Как вы на это смотрите? Это будет лучше всего, потому
что если вы встанете на моем пути, я вас смету. Кроме того, он же
мертв - вы знаете об этом настолько же хорошо, насколько хорошо
это знаю я, так почему же он должен здесь пропадать, когда я
голоден? Вы бы на моем месте поступили так же. Я сомневаюсь, что
вы в данный момент с этим согласитесь, но считаю, что вы
столкнетесь с тем же самым, что и я, и гораздо раньше, чем
думаете.
- УБИРАЙСЯ! - закричала Джесси. Она сидела на пятках раскинув
руки в стороны, напоминая Фей Рей на жертвенном алтаре в джунглях.
Ee поза - голова запрокинута назад, груди выставлены вперед, плечи
оттянуты назад до такой степени, что побелели от напряжения, _
походила на те, которые принимали девчонки из журналов для мужчин,
и, без сомнения, заняла бы там не последнее место. Недоставало
только знойного призывного взгляда. Вместо этого на лице Джесси
было выражение находящейся на границе сумасшествия женщины.
- УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!
Собака продолжала смотреть на нее, время от времени рыча.
Потом, по-видимому убедившись, что еще одного удара не последует,
снова опустила голову. Ни лижущих, ни лакающих звуков не
последовало. Вместо этого Джесси услышала звонкое чмоканье,
напомнившее ей поцелуй, который ее брат Вилл дарил их бабушке
Джоан, когда они приезжали к ней в гости.
Ворчание продолжалось, но теперь оно было приглушенным, как
будто кто-то положил на голову пса подушку. В ее новой позиции,
почти засыпав волосами полку над ее головой, Джесси видела одну из
толстых ног мужа и правую руку. Нога тряслась, как будто Джеральд
отбивал в такт какой-то музыке - _Еще одно лето_ _Рейнмейкерсов_,
например.
Со своего нового положения она могла видеть собаку лучше;
тело было видно полностью, начиная от шеи. Если бы голова пса была
поднята, то Джесси видела бы и ее. Но она была опущена, а задние
ноги напряжены. Внезапно раздался громкий рвущийся звук - сопливый
звук, как будто кто-то, ужасно простуженный, пытался прочистить
глотку. Джесси застонала.
- Прекрати... о, пожалуйста, прекрати!
Пес и ухом не повел. Когда-то, выпрашивая кусочек со стола,
он улыбался глазами, его пасть пыталась улыбнуться, но эти дни,
так же, как его имя, давным-давно ушли и забылись. Сейчас есть
сейчас, и все идет, как идет. Выживание не предмет для политеса и
извинений. Он не ел два дня, а здесь была еда, и, здесь также
находился и хозяин, который не хотел давать ему эту еду (те дни,
когда хозяева улыбались, гладили его по голове называли _ХОРОШИЙ
ПЕС_ и давали объедки за исполнение его скромного репертуара,
давно ушли), его ноги были маленькие и мягкие, а не большие и
твердые, а в голосе слышалась беспомощность
Ворчание бывшего Принца сменилось тяжелым напряженным
дыханием, и Джесси увидела, что тело Джеральда стало дергаться,
поначалу туда-сюда, а затем заскользило словно с горки.
Вставай, Диско Джеральд, лихорадочно подумала Джесси. Хватит
танцевать - займись собакой!
Пес не смог бы его сдвинуть, если бы на полу лежал ковер, но
Джесси сняла его, готовясь к натирке полов, спустя неделю после
дня Труда. Билд Данн, который присматривает за их домом, нанял
рабочих из _Скип Флорз энд Мо_, и они чертовски хорошо поработали.
Они хотели, чтобы хозяйка по достоинству оценила их труд, и
поэтому не стали раскатывать ковер, и теперь, когда пес начал
тянуть Диско Джеральда, он двинулся также легко, как Джон
Травольта в _Лихорадке субботней ночи_. Единственной проблемой для
собаки было сохранение сцепления с полом ее собственных лап. Ее
длинные, грязные когти помогали ей в ее работе, оставляя на
натертом полу короткие кривые отметины. Зубы пса крепко вцепились
в предплечье Джеральда.
Я не вижу этого. Ничего этого на самом деле не происходит.
Совсем недавно мы слушали _Рейнмеркерс_, и Джеральд уменьшил
громкость настолько, чтобы сказать мне, что он думал насчет
поездки в эту субботу в Ороно на футбольный матч. Я помню, как он
теребил мочку уха, когда говорил. Так как же он может быть
мертвым, и как его может тащить за руку собака?
Пробор Джеральда искривился - возможно, из-за того, что пес
слизывал с его волос кровь. Джесси видела его полуоткрытые,
остекленевшие глаза, глядящие из рас пухших глазниц на солнечные
блики на потолке. Его лицо по-прежнему оставалось маской, покрытой
красными, и багровыми пятнами, как будто даже смерть не могла
смягчить его гнев на внезапный каприз (считал ли он это капризом?
Конечно, да) Джесси.
- Отстань от него, - сказала она собаке, но на этот раз ее
голос был кротким, печальным и бессильным. Собака даже не
остановилась, а только повела ушами при звуке ее голоса. Она
просто продолжала тянуть вещь с рассыпавшимися волосами и
пятнистым цветом лица. Эта вещь больше не была похожа на Диско
Джеральда - ни капельки. Теперь это был просто Мертвый Джеральд,
скользящий по полу, с вцепившейся в его бицепс собакой.
Рыло пса накрыл обтрепанный кусок кожи. Джесси попыталась
уверить себя, что это всего лишь обои, но, насколько она знала, на
обоях не бывает родинок и шрамов от прививок. Теперь Джесси могла
видеть толстый, гладкий живот Джеральда, который был помечен,
словно пулей малого калибра, пупком. Его пенис раскачивался и
трепыхался в своем гнезде из черных волос, а зад шелестел по
половым доскам с ужасной легкостью.
Внезапно, словно удар молнии, подавляющую атмосферу ужаса
пронзила ярость. Джесси не только приняла эту новую эмоцию, она
обрадовалась ей. Ярость не могла помочь ей выкрутиться из этой
ужасной ситуации, но Джесси чувствовала, что она может стать
противоядием ее растущему чувству нереальности происходящего.
- Ты, ублюдок, - произнесла она низким, дрожащим голосом. _
Ты трусливый ублюдок.
Несмотря на то, что Джесси не могла достать ничего, стоящего
на левой, Джеймса, половине полки, она обнаружила, что, вращая
левое запястье в наручниках так, чтобы рука была направлена назад
над ее плечом, она может достать пальцами небольшую часть полки на
своей стороне. Она не могла повернуть голову на угол, достаточный
для того, чтобы рассмотреть то, чего касались ее пальцы - эти
предметы находились за тем туманным пятном, которое люди называют
уголком глаза - но это в данный момент не имело значения. Она и
