старающимся умерить свой гнев_, говорила Нора, _но на самом деле
qwer до десяти дает тебе шанс сбросить до ноля все твои
эмоциональные счетчики... а тот, кто не сбрасывает эти самые
счетчики хотя бы раз в день, будет иметь проблемы, несколько более
серьезные, чем твои и мои_.
Этот голос также звучал ясно - достаточно ясно, чтобы вызвать
слабую, задумчивую улыбку на лице Джесси.
_Я любила Нору. Я сильно ее любила_.
Знала ли она, Джесси, это в свое время? Она немного удивилась
тому, что не могла точно припомнить, почему она перестала посещать
Нору по вторникам. По-видимому, из-за целой совокупности забот _
Общественный Фонд, приют для бездомных на Корт-стрит, может быть,
новый библиотечный фонд - которые навалились одновременно. Во
всяком случае, прекращение сеансов было лучшим выходом. Если ты не
сможешь в какой-то момент провести черту, то терапия начнет
продолжаться до бесконечности и в конце концов и пациент, и врач
вместе поспешат на большую встречу в небеса.
_Не имеет значения... давай, считай, начав с пальцев на
ногах. Считай так, как она тебя учила_.
Да - почему бы и нет?
Раз, два, три, четыре, пять. Вышел зайчик погулять.
Восемь пальцев на ногах были смешно скрючены, а два больших
пальца напоминали головки киянок.
Вдруг охотник выбегает.
Ноги у нее не такие длинные, ведь в ней всего пять футов и
семь дюймов и тонкая талия, но Джеральд заявлял, что они ее лучшее
достояние, во всяком случае по старым сексуальным меркам. Джесси
всегда забавляло такое заявление, которое в его устах выглядело
совершенно искренним. По непонятной причине он упускал из виду ее
колени, которые были также уродливы, как выступы на створах
яблоневых деревьев, и толстые основания бедер.
Прямо в зайчика стреляет.
Джесси немного приподняла голову, но ее глаза остались
закрытыми. Ей не нужны были глаза, чтобы увидеть то, что она
хотела; она сосуществовала с этим аксессуаром уже много лет.
Расположенный между бедер треугольник красновато-желтых волос,
окружающих скромную щель, обладающую неэстетичной красотой плохо
зажившего шрама. Эта вещь - этот орган, который представлял собой
несколько большее, чем глубокую складку плоти, окруженную
мускулами - казалась ей не вполне подходящей для мифа, но, тем не
менее, имела несомненный мифический статус в коллективном мужском
сознании; это магическая долина, не так ли? Кораль, в котором
укрощается даже самый дикий единорог?
- Мать Макри, что за чушь, - сказала Джесси чуть улыбнувшись,
но так и не открыв глаза.
Однако это не чепуха, не совсем чепуха. Эта щель является
объектом вожделения всех мужчин - по крайней мере,
гетеросексуальных - но и, вместе с тем, часто предметом их
насмешек, сомнений и ненависти. В их шутках вы не услышите этой
черной злобы, но она в достаточном количестве присутствует в них
самих, и иногда она вылезает наружу, сырая, как болячка: _Что
такое женщина? Система жизнеобеспечения манды_.
Прекрати, Джесси, приказала Хорошая Женушка Барлингейм. В ее
голосе слышался страх и огорчение. Прекрати немедленно.
Это, решила Джесси, чертовски хорошая идея, и возвратилась к
воровскому счету до десяти. Раз - это ступни, два - это ноги, три
_ это ее половые органы, четыре - это бедра (слишком широкие),
пять - это живот (слишком толстый). Шесть - это ее груди, которые
она считала основным своим достоинством. Что касается Джеральда,
то Джесси подозревала, что его немного отталкивали слегка
opnqbewhb`~yhe сквозь кожу на гладких изгибах вены; у девушек на
вкладках в журналах такого, конечно, не было. У журнальных девушек
не было также тоненьких волос, растущих вокруг сосков.
Семь - это ее слишком широкие плечи, Восемь - это шея
(которая привыкла считаться хорошо выглядящий, но в последние
несколько лет начавшая превращаться в цыплячью), девять - это
подбородок, а десять...
Остановись на минутку! Остановись, тебе говорят! раздался
злой новый голос. Что это за идиотская игра?
Джесси крепко зажмурила глаза, ужаснувшись глубине гнева
этого голоса и испугавшись его автономности. В своем гневе он
совершенно не походил на голос, идущий из глубин ее сознания, а
скорее напоминал незваного гостя - чужого духа, желающего
вселиться в нее, как Пазузу вселился в маленькую девочку в
_Изгоняющем дьявола_.
Не хочешь отвечать? - спросил голос Рут - он же Пазузу _
О'кей, может быть, этот вопрос слишком сложен. Позволь мне
упростить его, Джесс: кто превратил неритмичную маленькую
расслабляющую литанию Норы Кэллиген в мантру самоненависти?
_Никто_, кротко подумала в ответ Джесси, и, сразу поняв, что
новый голос никогда не примет такого ответа, добавила: _Хорошая
Женушка. Это была она_.
Неправда, сразу же среагировал голос Рут. В нем звучало
отвращение к ее попытке скинуть с себя вину. Хорошая Женушка
немного глупа, а в настоящий момент еще и испугана, но ее
намерения всегда были добрыми. Намерения того, кто переиначил
считалку Норы, вне всяких сомнений злые, Джесси. Неужели ты этого
не видишь? Неужели ты...
- Я не вижу ничего, потому что мои глаза закрыты, _
произнесла Джесси дрожащим, детским голосом. Она уже почти
собралась открыть их, но что-то ей подсказало, что это только
ухудшит ситуацию.
_Кто это был, Джесси? Кто научил тебя, что ты уродлива и
никудышная? Кто выбрал для тебя в спутники жизни и Сказочные
Принцы Джеральда Барлингейма вероятно за много лет до того, как вы
встретились на митинге Республиканской Партии? Кто решил, что он
не совсем то, что тебе нужно, но именно то, чего ты заслуживаешь?_
С неимоверным усилием Джесси вымела этот голос - и, она
горячо надеялась, все остальные тоже, - из своего сознания. Она
снова начала мантру, на этот раз вслух.
- Раз - это мои пальчики ряд; два - мои ноги, длинные и
красивые; три - мой пол; четыре - мои бедра, округлые и
прекрасные; пять - мой живот, где хранится все, что я съем. - Она
не помнила дословно продолжения (что, возможно, было счастьем; она
всегда сильно подозревала, что Нора выучила их сама, возможно
скосив глаз в один из журналов по аутотренингу, которые лежали у
нее в гостиной на кофейном столике) и поэтому добавила от себя: _
шесть - мои груди, семь - мои плечи, восемь - моя шея...
Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и с облегчением
обнаружила, что ее сердце перешло с галопа на быстрый бег.
- ...девять - мой подбородок, а десять - глаза. Глаза,
откройтесь!
За словами последовало действие, и спальня возвратилась к
своему яркому существованию, в какой-то степени новая и - по
крайней мере на мгновение - почти такая же восхитительная, какой
была в первое, проведенное ею и Джеральдом здесь лето. В далеком
1979, который в свое время имел ореол фантастики, а теперь казался
таким далеким.
Джесси взглянула на серые стены, высокий белый потолок с
aec`~yhlh по нему солнечными зайчиками и два больших окна по обе
стороны кровати. Одно, слева от нее, глядело на запад, и из него
было видно крыльцо, спуск к озеру и душераздирающая голубизна
водной глади. Из правого окна открывался менее романтический вид:
дорога и ее серый _мерседес_ восьми лет от роду с маленькими
пятнышками ржавчины на крыльях.
Прямо напротив нее на стене висела вышитая бабочка, и Джесси
со сверхъестественным отсутствием удивления вспомнила, что это был
подарок от Рут на ее тридцатилетие. С кровати она не могла видеть
вышитую над бабочкой красными нитками надпись: _Мэри, _83_. Еще
один научно-фантастический год.
Невдалеке от бабочки с хромированного крюка свешивалась (и
стучала, как сумасшедшая, но Джесси так ни разу и не смогла
собраться с духом и указать на это мужу) глиняная пивная кружка
Джеральда _Альфа Гамма Ро_. _Ро_ не слишком яркая звезда в
человеческой вселенной - некоторые братья-алкоголики называют ее
_Альфа Хвать Мотыгу_ - но Джеральд относился к ней с чувством
извращенной гордости, всегда держал ее на крючке и выпивал из нее
первую бутылку пива, когда они приезжали сюда в первый раз в
начале лета, в июне. Это была своего рода церемония, которая
иногда заставляла Джесси думать, еще задолго до нынешних событий,
о том в своем ли она была уме, когда выходила замуж за Джеральда.
_Кто-то должен был остановить все это_, мрачно подумала она.
Кто-то должен был, потому что посмотри, во что это вылилось.
На стуле, по другую сторону двери в ванную, Джесси видела
свою щегольскую маленькую юбку-кулотт и блузу без рукавов, которые
были одеты на ней в этот не по сезону теплый день; ее лифчик висел
на дверной ручке, а на кровати, превратив тоненькие мягкие волоски
ее бедер в золотые, расположилась яркая полоса солнечного света.
Не квадрат, который мертво лежал на середине кровати в час дня, и
не двухчасовой прямоугольник; это была широкая полоса, которая
вскоре превратилась в узенькую ленточку. Вопреки показаниям табло
электронных часов-радиоприемника, стоящих на шкафу (на нем раз за
разом мигало 12:00, неустанно, как неоновая реклама бара), полоса
света говорила Джесси, что сейчас было около четырех часов дня.
Вскоре ленточка сползла с кровати, и Джесси увидела, как в углах
комнаты и под столом начали собираться тени, а когда ленточка
превратилась в струну и начала карабкаться по стене, тускнея по
мере подъема, они стали выползать из своих убежищ и, словно
чернильные пятна, растекаться по комнате, съедая свет по мере
роста. Солнце склонялось к западу; через час, самое большее
полтора, оно зайдет, а еще через сорок минут после этого стемнеет.
Эта мысль не вызвала у Джесси паники - по крайней мере пока _
но наложила пленку уныния на ее сознание и погрузила ее сердце в
сырую атмосферу страха. Она увидела себя, прикованную к кровати
наручниками, с лежащим рядом под ней мертвым Джеральдом; увидела
себя и его, лежащих в темноте долго после того, как мужчина с
пилой вернулся к своей жене и детям в ярко освещенный дом, а
собака убежала прочь, и только эта проклятая гагара осталась
единственным живым существом по соседству с ними - только она и
никого больше.
Мистер и миссис Барлингейм, проводящие вместе последнюю,
долгую ночь.
Глядя на кружку и бабочку, предметы, которые отличали их дом
от подобных же соседских, которые снимались другими семьями обычно
на один сезон, Джесси подумала, что, оказывается, может запросто
думать о прошлом и с такой же легкостью (правда, с меньшим
удовольствием) бродить по возможным вариантам будущего. Наиболее
трудной работой было остаться в настоящем, но Джесси решила, что
dnkfm` приложить все силы, чтобы справиться с ней. Если она не
сможет совершить этого, то данная скверная ситуация станет еще
сквернее. Она не может полагаться на божье провидение, которое
вытянет ее из возникшей беды, это удел лодырей, но если она
попытается выкрутиться из этой неприятности сама, то может
получить приз: избавится от смущения, когда ее, совершенно
окоченевшую, будет освобождать какой-нибудь помощник шерифа,
опрашивая, какого черта здесь произошло и одновременно бросая
милые длинные взгляды на прекрасное белое тело новоиспеченной
вдовы.
Существовали еще две неприятности, о которых Джесси пыталась
не думать, но не могла. Ей нужно было в туалет, и она хотела пить.
В данный момент желание отлить пересиливало желание влить, но тем
не менее, жажда пугала ее гораздо больше. Пока еще она не была
