Напев ширился. Теперь в едином звуке сливалась не тысяча
голосов - миллион; разверстой воронкой подымались они из
глубочайшего колодца вселенной. В этом общем хоре Джейк ловил
отдельные имена, но какие - сказать не мог. Одно, возможно, было
"Мартен". Одно, возможно, "Катберт". Еще одно, возможно, "Роланд" -
"Роланд из Галаада".
Имена, журчанье речи, в которой причудливо сплелись, быть
может, сорок сороков разнообразнейших историй, и над всем -
привольно разливающийся, необычайно красивый напев; звенящие ноты,
которые хотели наполнить голову Джейка ослепительным белым светом.
И, распираемый такой огромной радостью, что она грозила разорвать
его на части, мальчик понял: это голос ~Согласия~, голос ~Света~,
голос ~Вечности~. Великий хор подтверждения, поющий на пустыре.
Поющий для него.
И тут в колючих зарослях репейника Джейк увидел ключ... а
следом - розу.
17
Ноги у Джейка предательски подкосились, и мальчик упал на
колени. Он смутно сознавал, что плачет, и еще более смутно - что слегка
намочил штаны. Не вставая с колен, он пополз вперед и потянулся к
лежавшему в зарослях репейника ключу. Это его простые очертания
снились Джейку:
<<рисунок со стр. 155 оригинала>>
Он подумал: "Маленькая, похожая на s кривулька на конце - вот в
чем секрет".
Пальцы Джейка сомкнулись на ключе, и голоса возвысились в
мелодичном крике торжества; возглас Джейка потонул в этом стройном
хоре. Мальчик увидел, как ключ в его пальцах на миг вспыхнул
нестерпимой сияющей белизной; ощутил, как вверх по руке судорогой
пробежал невероятно мощный разряд. Словно Джейк схватился за
провод под высоким напряжением, только боли не было.
Раскрыв "Чарли Чух-Чуха", Джейк вложил ключ в книгу. Взгляд
мальчика вновь остановился на розе, и он понял: ~вот~ подлинный
ключ - ключ ко всему. Не вставая с колен, Джейк двинулся к цветку; лицо
его лучилось, глаза пылали, как озерца слепящего голубого огня.
Роза росла из пучка невиданной лиловой травы.
Стоило Джейку приблизиться к этому нездешне-лиловому
островку, как роза начала раскрывать бутон. Лепесток за потаенным
лепестком отверзала она темно-алое горнило, и каждый из них сжигала
собственная тайная ярость. Джейк в жизни не видел ничего столь
насыщенно, напряженно и абсолютно живого.
Он потянулся грязной рукой к этому диву. Голоса принялись
выпевать его, Джейка, имя... и в самое сердце к мальчику проник
убийственный, беспощадный страх. Холодный, как лед, и тяжелый, как
камень.
Что-то было не так. Джейк чувствовал некий диссонанс, подобный
глубокой уродливой царапине на бесценном произведении искусства или
губительной горячке, тлеющей под хладным челом больного.
Это было что-то вроде червя. Червя, прогрызающего себе путь.
Что-то сродни неясной тени, рыщущей за поворотом дороги.
Тут, явив желтый слепящий свет, для Джейка раскрылось сердце
розы, и все мысли мальчика смыла волна недоверчивого изумления. На
миг Джейку почудилось, будто он видит обычную пыльцу, наделенную
тем сверхъестественным сиянием, какое жило в каждом предмете на этой
заброшенной стройплощадке,- вот что он подумал, пусть даже никогда
не слыхал о пыльце у роз. Он нагнулся поближе и разглядел, что кружок -
средоточие слепящей желтизны - никакая не пыльца. ~Это было
солнце~: в середке у розы, росшей в лиловой траве, дышал жаром
исполинский кузнечный горн.
Страх вернулся - теперь он перерос в подлинный ужас. "Она такая,
как надо,- проносилось в голове у Джейка,- здесь все такое, как надо, но
она может заболеть, по-моему, уже заболевает. Мне позволено
почувствовать столько ее боли, сколько я могу вынести... но в чем ее
болезнь? И чем я могу помочь?"
Что-то вроде червя.
Джейк чувствовал - вот оно бьется, точно больное гадкое сердце,
восстает на безмятежную красоту розы, визгливо сквернословит,
заглушая утешивший и подбодривший его хор голосов.
Он нагнулся к розе еще ближе и увидел, что ее сердцевина - не
одно, а множество солнц... быть может, в яростной, но хрупкой
скорлупке помещались все сущие солнца.
"Но роза больна. Она в страшной опасности".
Зная, что прикосновение к этому сияющему микрокосму почти
наверняка означает смерть, но не в силах остановиться, Джейк потянулся
вперед. Жест этот был продиктован не любопытством, не ужасом -
сильнейшей, неизъяснимой потребностью защитить розу.
18
Когда Джейк вновь пришел в себя, то поначалу понял только две
вещи: прошло очень много времени и голова у него раскалывается от
боли.
"Что произошло? Меня ограбили?"
Он перевернулся и сел. Голова опять взорвалась болью. Джейк
поднес руку к левому виску, а когда отнял, на пальцах осталась кровь.
Мальчик опустил глаза и увидел высовывающийся из сорной травы
кирпич. Его закругленный угол был чересчур уж красен.
"Хорошо еще, не острый. Иначе я, верно, был бы уже на том свете
или в коме".
Взглянув на запястье, Джейк с удивлением обнаружил там свои
часы. Не сверхдорогие, "Сейко", но в Нью-Йорке нельзя улечься баиньки
на пустыре и не лишиться своего имущества, дорогого ли, нет ли -
неважно. Всегда найдется кто-нибудь, кто с величайшей радостью
избавит вас от него. Джейку, похоже, повезло.
Часы показывали шестнадцать пятнадцать. Он пролежал здесь,
ничего не сознавая и не воспринимая, самое малое шесть часов.
Вероятно, отец уже отрядил за ним фараонов. Ну и пусть. Джейку
казалось, что за пайперовский порог он вышел примерно тысячу лет
назад.
На полпути к забору, отделявшему пустырь от Второй авеню,
Джейк остановился.
~Что же~ все-таки произошло?
Память по крупице воскрешала события. Прыжок через забор. Он
поскользнулся, подвернул ногу. Джейк нагнулся, потрогал щиколотку и
сморщился. Да, что было, то ~было~, сомневаться не приходится. Что
потом?
Какое-то волшебство.
Подобно старцу, ощупью пробирающемуся по полутемной
комнате, Джейк пустился блуждать среди воспоминаний - и нашел. Все
было напоено собственным светом. ~Все~ - даже пустые обертки и
бутылки из-под пива. Звучали голоса - они пели и наперебой
рассказывали тысячи историй.
- И ~лица~,- пробормотал Джейк, невольно озираясь. Никаких
лиц он не увидел. Кучи кирпича были просто кучами кирпича, а заросли
бурьяна - зарослями бурьяна. Никаких лиц, но...
...~они #были#. Твое воображение тут ни при чем~.
Джейк был убежден в этом. Красота и запредельность,
составлявшие существо воспоминания, ускользали от него, но
случившееся казалось вполне реальным. Просто мгновения,
предшествовавшие обмороку, память мальчика запечатлела так, как
фотоаппарат фиксирует на пленке лучший день вашей жизни: по фото
можно будет (во всяком случае, в общих чертах) припомнить, каким был
этот день, но остановленные объективом мгновения пресны, скучны и
почти безжизненны.
Джейк оглядел заброшенный клочок земли, где уже множились
лиловые предвечерние тени, и мысленно произнес: "Хочу, чтобы ты
вернулась. Хочу, чтобы ты опять стала такой, какой была".
И увидел розу - она росла из пучка лиловой травы в двух шагах от
того места, где он упал. Сердце Джейка подкатило к горлу. Не обращая
внимания на резкую боль, простреливавшую ногу при каждом шаге,
мальчик, спотыкаясь, побрел назад, к розе. Как язычник у алтаря, он пал
перед розой на колени и, широко раскрыв глаза, подался вперед.
"Это просто роза. Самая обычная роза. А трава..."
Джейк увидел, что и трава самая обычная. Просто трава.
Нормальная зеленая трава, ~забрызганная~ чем-то лиловым. Взгляд
Джейка скользнул чуть дальше и натолкнулся на островок бурьяна в
синих брызгах. На раскидистом кусте репейника справа от Джейка
виднелись следы сразу двух красок, красной и желтой. А за кустом
небольшой горкой валялись пустые банки из-под краски. Сорта
"Глянцевая", если верить этикеткам.
"Вот оно, твое чудо. Обыкновенные брызги краски. Просто в
голове у тебя была такая каша, что ты вообразил, будто видишь..."
Ерунда.
Джейк знал, ~что~ видел и ~что~ видит сейчас. "Маскировка,-
прошептал он.- Роза была здесь; была-была. ~Все~ было. И... есть,
никуда не делось".
Теперь, когда к нему постепенно возвращалась ясность мысли,
Джейк вновь ощутил присутствие неиссякаемой гармонической силы,
присущей этому месту. Хор по-прежнему звучал, многоголосье не
утратило своей ласкающей слух стройности, хотя сейчас напев был еле
слышен и долетал словно издалека. Поглядев на гору строительного
мусора, Джейк увидел притаившееся среди кирпича и битых пластов
старой штукатурки едва различимое лицо женщины со шрамом на лбу.
- Элли? - пробормотал мальчик.- Ведь ты - Элли?
Вопрос остался без ответа. Лицо исчезло. Перед глазами Джейка
снова была только малопривлекательная куча кирпича и штукатурки.
Мальчик опять посмотрел на розу. И заметил, что в ней нет того
темного багрянца, какой живет в сердце пылающего горна; венчик был
словно присыпан пылью - тускло-розовый, с крапинками. Этой красоте
недоставало совершенства. Некоторые лепестки свернулись, у других
края засохли и побурели. Такого не встретишь у ухоженных цветов в
цветочных магазинах. Джейк решил, что эта роза - дикая.
- Ты очень красивая,- сказал он и еще раз потянулся притронуться
к цветку.
Ветра не было и в помине, но роза кивнула ему, вытянулась,
подставляя головку. Всего на миг подушечки пальцев Джейка коснулись
лепестков - гладких, бархатистых, на диво живых - и мальчику
почудилось, что звучавший вокруг хор голосов набрал силу.
- Роза, ты больна?
Конечно, ответа Джейк не получил. Мальчик убрал пальцы от
блекло-розовой чашечки цветка, и роза еще раз качнула головкой,
возвращаясь в исходное положение,- спокойная, роскошная, но всеми
позабытая красавица среди заляпанных краской сорняков.
"А разве розы цветут в это время года? - удивился Джейк.-
~Дикие~ розы? И вообще, с чего бы дикой розе расти на пустыре? А если
здесь выросла одна, почему нет других?"
Он еще немного постоял на четвереньках; потом сообразил, что
можно проторчать здесь, глядя на розу, до вечера (а то и до скончания
века) и ни на йоту не продвинуться к разгадке тайны. Джейку
посчастливилось на секунду увидеть цветок так, как он видел все на этом
заброшенном и захламленном пятачке городской земли - без маски, в
настоящем обличье, отринувшим камуфляж - и теперь ему хотелось
увидеть это снова. Но хотеть - не всегда значит мочь.
Пора было идти домой.
Джейк увидел, что неподалеку лежат книжки, купленные им в
"Манхэттенском пиршестве ума". Когда он поднимал их, из "Чарли Чух-
Чуха" выскользнул и упал в лохматые сорняки какой-то блестящий
серебристый предмет. Осторожно, стараясь щадить больную ногу,
Джейк нагнулся и подобрал его. Хор голосов как будто бы вздохнул и
зазвучал громче, затем монотонный напев вновь стал почти неслышен.
- Значит, и это тоже было на самом деле,- пробормотал мальчик.
Он провел кончиком большого пальца по бородке ключа, касаясь
грубоватых выступов, спускаясь в нехитрые выемки. Погладив плавный
изгиб закорючки, которой заканчивалось последнее углубление, Джейк
засунул ключ в боковой карман штанов, на самое дно, и захромал
обратно к дощатой изгороди.
У самого забора, когда он уже собирался перелезать, его вдруг
настигла ужасная мысль.
"Роза! Что, если кто-нибудь забредет сюда и сорвет ее?"
У мальчика вырвался тихий стон ужаса. Он обернулся и почти
сразу нашел глазами розу; теперь она притаилась глубоко в тени
соседнего здания - крохотное розовое пятнышко в полумраке,
беззащитная, прекрасная и одинокая.
"Я не могу оставить ее - я должен ее охранять!"
Но в голове у него зазвучал чей-то голос - несомненно, голос
человека, встреченного Джейком на постоялом дворе, в странной иной
жизни. ~"Никто ее не сорвет. Никакой вандал не сомнет ее каблуком,
ибо ее красота будет нестерпима его тусклому взору. От подобных
напастей она умеет защищаться сама. Опасность в другом".
На Джейка нахлынуло чувство глубокого облегчения.
"Можно мне снова придти сюда и взглянуть на нее? - спросил он у
призрачного голоса.- Когда будет муторно на душе, или если голоса
вернутся и снова начнут спорить. Можно мне будет снова придти сюда,
