это парашют, и ужаснулся, что тот не успеет раскрыться)...
Но это был не парашют.
Это были крылья.
Падение замедлилось и, наконец, прекратилось совсем, когда мужчина
оказался в пятидесяти футах над землей. Затем он стал взлетать, все выше и
выше; крылья почти соприкасались во время взмаха; их движения были похожи
на движения рук пловца, финиширующего на дистанции.
"Ой-ой-ой", - подумал Джек, изумленно глядя вверх. - "Ой-ой-ой, что ж
это происходит, ой-ой-ой!"
Второй мужчина проделал то же самое, за ним третий, четвертый...
Через пять минут в воздухе оказалось около пятидесяти человек. Они
спрыгивали с башни, выписывали "восьмерки" и оказывались с другой стороны
башни; вновь "восьмерка" - и возвращение на исходную площадку. И все
повторялось сначала.
Они парили и танцевали в воздухе. Джек восхищенно смеялся. Зрелище
напоминало балет на воде, где все кажется очень простым, если смотреть со
стороны, и очень сложным, если попытаться самому.
Но здесь было другое. Полет людей не выглядел легким делом, не
требующим усилий; они явно затрачивали много энергии для пребывания в
воздухе; и Джек почувствовал страх за них.
Ему вспомнились времена, когда мать брала его с собой к своей подруге
Мирне, которая была _н_а_с_т_о_я_щ_е_й_ балериной, работающей в
профессиональной труппе. Джеку приходилось видеть Мирну и других танцоров
в спектаклях - мать часто ходила с ним на премьеры. Но он никогда не видел
Мирну на репетициях... И вот однажды это случилось. Джека тогда потряс
контраст между впечатлением от балета на сцене, где, казалось, все
делается легко и просто, и репетицией у станка, когда лицо балерины
обливается потом, а хореограф не хвалит, а только ругает. Комнату, где
занимались балерины, заполнял тяжелый запах пота.
На шеях вздувались вены. Кроме замечаний хореографа единственными
звуками были шарканье ног по полу и тяжелое, прерывистое дыхание. Джек
внезапно понял, что танцоры постепенно убивают себя. Больше всего ему
запомнилось выражение их лиц - полное сосредоточение, преодоление боли и
удовольствие от выполняемой работы. Джек не мог понять, в чем тут можно
находить удовольствие. Неужели боль может доставлять удовольствие?
Людям, которые летали перед ним, тоже, наверное, больно. Интересно,
это действительно крылатые люди, как люди-птицы из сериала "Флэш Гордон",
или крылья их подобны крыльям Икара? Впрочем, это не имело значения... во
всяком случае, для Джека.
"Радость.
Они живут среди волшебства, эти люди.
Радость помогает им взлететь".
Вот что имело значение. Их поддерживала радость, и неважно, были ли
крылья прикреплены к плечам или росли из них. Потому что даже отсюда он
видел на их лицах такое же выражение, что у балерин из труппы Мирны. То,
что делали парни в небе, было одновременно ужасно и прекрасно.
"Все это похоже на игру", - подумал Джек, и внезапно почувствовал
истинность этого утверждения. Игра, или нет, - скорее подготовка к игре.
Подготовка к зрелищу, участвовать в котором могут только избранные.
"Радость", - вновь пришло в голову мальчика. Он встал, рассматривая
людей, рассекающих воздух. Его волосы развевал ветер. Он стоял, как юный
рыбак в поэме Элизабет Бишоп; время его невинности прошло, и кругом была
радуга, радуга, радуга...
"Радость - это исключительно бодрящее слово".
Чувствуя себя еще лучше, чем раньше, когда все это только началось -
только Господу известно, как давно это началось - Джек вновь двинулся
вперед по Западной Дороге. Его шаги были легки, на лице блуждала улыбка.
Он оглядывался назад, и еще долго мог видеть летающих. Воздух Территорий
был настолько чист, что казался прозрачным. И даже после того, как башня и
люди, парящие над ней, скрылись из виду, у мальчика осталось ощущение
радости, подобное радуге над головой.
Когда солнце начало садиться, Джек понял, что не станет возвращаться
в другой мир - в _А_м_е_р_и_к_а_н_с_к_и_е_ Территории. И не потому, что
волшебный напиток так ужасен на вкус. Просто мальчику не хотелось покидать
этот чудесный мир.
Травы источали душистый аромат. Изредка встречались деревца, похожие
на маленькие эвкалипты. Вдалеке виднелась ровная гладь воды, показавшаяся
вначале Джеку частью неба, более интенсивно окрашенной. Это было озеро.
"Великое озеро", подумал он, улыбаясь. Можно было предположить, что в
другом мире это озеро называлось Онтарио.
Ему было хорошо. Он свернул направо, немного в сторону от Западной
Дороги. Им владела радость, вскормленная чистым воздухом Территорий.
Только одно тревожило мальчика, и это было воспоминание ("шесть, шесть,
Джеку шесть") о Джерри Блэдсо. Почему он не идет у него из головы?
"Нет - не воспоминание... два воспоминания. Сперва я и Ричард Слоут
слушали, как миссис Фини рассказывала своей сестре, что его убило током, и
что очки вплавились в нос, и что она слышала разговор мистера Слоута по
телефону, и что он сказал... А потом - слова отца: - Все является
последовательным, только некоторые последствия могут быть неприятными. Что
привело к неприятностям Джерри Блэдсо? Это ведь неприятно, когда очки
вплавляются в переносицу..."
Джек остановился.
"Что ты хочешь этим сказать?"
"Ты знаешь, что я хочу этим сказать, Джек. Твой отец и Морган - они
оба были здесь в тот день. И они что-то сделали, или один из них сделал.
Что-то большое или малое - возможно, подбросили камень или раздавили
яблочный огрызок. И вот... в твоем мире прозвучал отголосок, убивший
Джерри Блэдсо".
Джек знал, почему это воспоминание так долго не уходит из его памяти
- потому что любой его поступок здесь может обернуться трагедией там.
Начнется вторая мировая война? Наверное, нет. Он никогда не убьет ни
одного короля: ни молодого, ни старого. Но что могло произойти такого, что
погубило Джерри Блэдсо? Может быть дядя Морган застрелил его Двойника
(если у Джерри был двойник)? Или попытался познакомить Территории с
особенностями электричества? Или произошло нечто более простое - например
покупка мяса в торговом городке?
Внезапно во рту у Джека пересохло.
Он подошел к ручейку, бегущему у обочины дороги, и опустил в него
руки. Руки сразу же заледенели. Ручеек был слабо освещен лучами заката...
но внезапно стал быстро окрашиваться в красный цвет, и, казалось кровь
потекла ручьем вдоль дороги. Потом вода почернела. Когда она опять
приобрела свой обычный цвет, - Джек увидел...
До его слуха донесся тихий мяукающий звук, и он увидел экипаж
Моргана, несущийся по Западной Дороге. На месте кучера сидел Элрой,
хлыстом погоняющий лошадей. Хлыст был зажат не в руке; его держало подобие
копыта. Экипаж вел Элрой, изо рта которого шел запах смерти; Элрой,
который не мог дождаться, когда вновь найдет Джека Сойера; Элрой,
охотящийся за ним.
Джек увидел нечто, и увиденное болезненно поразило мальчика: глаза
лошадей горели; Они были полны света - полны жгучего невыносимого света.
"Экипаж ехал назад той же дорогой... и он был послан за ним".
Мальчик нащупал бутылку Смотрителя и зеркальце продавца ковров.
Экипаж был довольно далеко... но он быстро приближался.
Элрой на облучке... и Морган внутри. Морган Слоут? Морган из Орриса?
Неважно. Это одно и тоже.
Мальчик схватил бутылку. Он нервно оглянулся, как будто ожидая
увидеть появление черного экипажа совсем рядом с собой. Конечно, он не
увидел ничего, звуки стали удаляться...
Экипаж Моргана ехал в десяти милях отсюда, на востоке.
"Все, с меня хватит", - подумал Джек, поднося бутылку ко рту. Он
помедлил, и в сознании внезапно вспыхнуло: "Эй, подожди! Подожди минуту,
черт побери! Ты хочешь быть убитым?"
Нет, этого он не хотел. Джек отошел на десять или двадцать шагов в
сторону, и лишь там сделал глоток.
"Нужно вспомнить, какие при этом ощущения", - подумал он. - "Мне
необходимо... тем более, что я могу теперь долго не попасть сюда".
Он оглянулся на заросли трав, чернеющие в темноте. Ветер усиливался:
он яростно трепал траву.
"Ты готов, Джекки?!"
Джек закрыл глаза и приготовился, зная, какие ощущения последуют за
этим.
- Банзай! - вздохнул он и отпил глоток.
14. БАДДИ ПАРКИНС
Джек лежал вниз лицом на склоне холма. Он поднял голову и огляделся
по сторонам. Как плохо пахло в этом мире - его мире! Газолин, другие
неизвестные ему яды, выхлопные газы и шум проезжающих по шоссе машин. За
спиной мальчика дорога уходила в гору, как на гигантском телеэкране.
Слева вдалеке виднелся водоем; цвет воды был таким же темным, как и
небо. Озеро Онтарио: а грязный маленький городок, наверное, - Олкотт или
Кендалл. За четыре с половиной дня он прошел более ста миль. Джек
остановился перед указателем, разглядывая черные буквы. АНГОЛА. Ангола?
Где это? Он стал всматриваться в окутанный дымом маленький городок.
А ведь Рэнд Мак-Нелли, его бесценный спутник, говорил ему, что это
озеро называется Эрай, - значит, он не потерял зря время, а, наоборот,
сумел наверстать его.
Но раньше, чем мальчик осознал, как он устал после всего
случившегося, после бегства от экипажа Моргана в Территориях, и даже
раньше, чем он подумал об этом - он начал спускаться вниз, в городок под
названием Ангола. Он, двенадцатилетний мальчик в джинсах и ковбойке,
высокий не по возрасту, уже начинающий смахивать на беспризорника, с
тревогой на осунувшимся лице.
Пройдя почти половину пути, он понял, что снова думает по-английски.
Спустя много дней мужчина по имени Бадди Паркинс, житель Кембриджа,
штат Огайо, подобрал на шоссе N_40 высокого мальчика, представившегося
Левисом Фарреном. Мальчик был чем-то очень встревожен.
"Улыбнись, сынок", - хотел сказать ему Бадди. Для десятилетнего
ребенка, как следовало из рассказа, у мальчика было слишком много проблем.
Мать больна, отец умер, его отослали к тете-учительнице в Баки Лейк...
Что-то в Левисе раздражало Бадди; мальчик выглядел человеком, который с
прошлого Рождества не видел пяти долларов одновременно, хотя... Бадди
допускал, что в чем-то этот парнишка Фаррен обманывает его.
Прежде всего, от новоявленного попутчика исходил не городской, а
деревенский запах. Бадди Паркинс с братьями владели тремя акрами земли
неподалеку от Аманды, в тридцати милях юго-восточнее Колумбии; и Бадди
знал, что не ошибается. От этого парня исходил запах Кембриджа, а Кембридж
был деревней. Бадди вырос среди запахов земли и скотного двора, пшеницы и
гороха, и нестиранная одежда мальчугана, сидящего позади него, впитала в
себя все эти знакомые запахи.
"А сама одежда! Миссис Фаррен, должно быть, невероятно больна, -
подумал Бадди, - если послала сына в дорогу в рваных и грязных джинсах. А
обувь!" Подметки кроссовок отрывались, на носках были протерты дыры, из
которых выглядывали грязные пальцы.
- Итак, забрали машину твоего отца, верно, Левис? - переспросил
Бадди.
- Да-да, именно так явились в полночь и украли ее из гаража. Я
считаю, что так нельзя поступать по отношению к людям, которым с трудом
достается каждый грош, понимаете?
Честное, взволнованное лицо мальчика было обращено к нему, как если
бы Паркинс должен был ответить на наиболее серьезный со времен Никсона
вопрос. Бадди внутренне согласился с мальчиком.
- Хотя, я думаю, у любого явления всегда есть две стороны, - не очень
к месту заявил Бадди.
Мальчик моргнул и отвернулся. Вновь Бадди почувствовал тревогу,
одерживающую в мальчике верх, и пожалел, что не дал мальчику того ответа,
