мысль.-- Что-то не так, все не так, мы берем такси и едем домой!
-- Ладно. Хорошо.-- Дрожащей рукой Лонни провел себе по лбу.-- Но
здесь нет ни одного такси.
На Норрис-роуд, широкой, вымощенной булыжником улице, действи-
тельно совсем не было машин. Прямо по середине ее проходили старые трам-
вайные пути. На другой стороне перед цветочным магазином был припаркован
старый трехколесный автомобиль. Дальше, на их стороне, косо наклонившись
на стойке, стоял мотоцикл "Ямаха". И это было все. Они слышали шум едущих
автомобилей, но он был приглушен расстоянием.
-- Может быть, улица закрыта на ремонт,-- пробормотал Лонни, а по-
том он поступил странно... странно, во всяком случае, для него; он всегда был
таким спокойным, уверенным в себе. Он оглянулся, как будто боялся, что за ни-
ми кто-то идет.
-- Пойдем пешком,-- сказала она.
-- Куда?
-- Куда угодно. Лишь бы из Крауч-энд. Мы сможем взять такси, если
уйдем отсюда.-- Она вдруг уверилась в этом, если ничего не случиться.
-- Хорошо.-- Теперь, казалось, он хотел, чтобы во всем этом она приня-
ла первенство на себя.
Они пошли по Норрис-роуд в направлении к заходящему солнцу. Авто-
мобильный шум оставался таким же далеким, казалось, он не исчезал, но и не
становился громче. Эта пустынность начинала действовать ей на нервы. Она
почувствовала, что за ними следят, старалась гнать от себя это ощущение и об-
наружила, что не может этого сделать. Звук их шагов
(ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК ИСЧЕЗЛИ В КОШМАРЕ МЕТРОПОЛИ-
ТЕНА)
возвращался к ним глухим эхом. Случившееся у изгороди снова и снова
прокручивалось у нее в голове и, наконец, ей пришлось опять спросить:
-- Лонни, что это было?
Он ответил просто:
-- Я не помню, Дорис. И не хочу вспоминать от этом.
Они прошли мимо универсального магазина, который был закрыт -- в
его витрине лежала груда кокосовых орехов, похожих на высохшие отрублен-
ные головы. Прошли мимо прачечной, в которой белые стиральные машины,
отодвинутые от стен, покрытых выцветшей розовой штукатуркой, были похо-
жи на вырванные из старческих десен квадратные зубы -- этот образ вызвал у
нее приступ тошноты. Они прошли витрину, всю в мыльных потоках, со ста-
рым объявлением на ней "МАГАЗИН СДАЕТСЯ В АРЕНДУ". За полосками
высохшего мыла что-то шевелилось, и Дорис увидела, что на нее пристально
смотрит изуродованное боевым розовым шрамом с пучками шерсти морда ко-
та.
Она проверила ощущения своего тела и обнаружила в себе состояние
медленно растущего ужаса. Она почувствовала, как ее внутренности понемногу
медленно начали подниматься в ней. Во рту появился резкий неприятный при-
вкус, будто бы она проглотила дозу крепкого зубного полоскания. В свете за-
катного солнца булыжники Норрис-роуд сочились свежей кровью.
Они приблизились к подземному переходу. В нем тоже было темно.
-- Я не могу,-- самым реальным образом сообщил ее разум.-- Я не могу
спуститься туда, там внизу что-то может быть. НЕ проси меня, потому что я
просто не могу.
Другая часть ее разума спросила, в состоянии ли она вынести обратный
пройденный путь мимо пустого магазина с котом (как он туда попал из ресто-
ранчика около телефонной будки? Лучше не думать об этом), неуклюжего рта
прачечной, универсального магазина с отрубленными высохшими головами.
Она подумала, что не смогла бы.
Волоча ноги, они теперь ближе подошли к подземному переходу.
Над ним, оставляя за собой шлейф искр, промчался состав из шести ва-
гонов, подобно тому, как одержимая безумной страстью невеста с непристой-
ной ненасытностью бросается навстречу своему жениху. Они оба непроизволь-
но отпрянули назад, но именно Лонни громко вскрикнул. Она посмотрела на
него и увидела, что за прошедший час он превратился в совершенно чужого че-
ловека... только один ли час прошел? Она не знала. Но точно знала, что он еще
больше поседел, но она твердила себе -- так уверенно, как только могла -- что
это из-за освещения, и этот довод убедил ее. Лонни был не в состоянии вернуть-
ся обратно. Поэтому нужно идти в переход.
-- Дорис...-- сказал он, отступив немного назад.
-- Пойдем,-- сказала она и взяла его за руку. Она сделала это резко, что-
бы он не почувствовал, как дрожит ее рука. Она шла вперед и он послушно сле-
довал за ней.
Они уже почти вышли наверх.
-- Очень короткий переход,-- подумала она со смешанным чувством об-
легчения, но тут выше локтя ее схватила рука.
Она не закричала. Ее легкие опали и, казалось, превратились в смятые
бумажные пакетики. Ее разум хотел покинуть ее тело и просто... и просто поки-
нуть его. Рука Лонни отделилась от ее руки. Казалось, он ни о чем не подозре-
вал. Он вышел на другую сторону улицы -- только одно мгновение она видела
его силуэт, высокий и худой, в кровавом яростном свете заходящего солнца -- а
потом он исчез. С тех пор она его не видела.
Схватившая ее рука была волосатой, как у обезьяны. Рука безжалостно
развернула ее лицом к тяжелой грузной фигуре, прислонившейся к закопченной
бетонной стене. Фигура склонилась в двойной тени двух бетонных колон, поэ-
тому она не могла различить ничего, кроме очертаний фигуры... очертаний и
двух светящихся зеленых глаз.
-- Сигаретка найдется, малышка? -- спросил ее сиплый грубый голос, и
на нее пахнуло сырым мясом, пережаренными чипсами и чем-то сладким и мерз-
ким, как с самого дна баков с помоями.
Эти зеленые глаза были кошачьими. И вдруг у нее возникла уверен-
ность, ужасная уверенность, что если бы эта большая грузная фигура вышла из
тени, она увидела бы глаз с бельмом, розовые складки шрама, клочья рыжева-
той шерсти.
Удержавшись на ногах, она вырвалась и почувствовала около себя дви-
жение воздуха от... руки? клешней? Раздалось шипение, свист...
Наверху промчался еще один состав. Грохот был жуткий -- от него виб-
рировали мозги. Копоть осыпалась, как черный снег. Второй раз за этот вечер,
ослепленная ужасом, она бросилась бежать, не зная куда... и не сознавая, как
долго.
Привело ее в чувство сознание того, что Лонни исчез. Тяжело и порыви-
сто дыша, она едва не ударилась о грязную кирпичную стену. Она была все еще
на Норрис-роуд (по крайней мере, она так думала, сказала она обоим констеб-
лям; широкая мостовая все так же была вымощена булыжником и трамвайные
пути все так же проходили посередине ее), только пустые заброшенные мага-
зинчики уступили место обезлюдевшим заброшенным универсальным магази-
нам. На одном была вывеска с надписью "ДОГЛИШ И СЫНОВЬЯ". На вто-
ром название "АЛЬХАЗАРД" было затейливо вырисовано на старой облупив-
шейся зеленой краске. Под надписью были вырисованы крючки и черточки
арабского письма.
-- Лонни! -- позвала она, несмотря на тишину, не было слышно даже эха
(Нет, тишина не была полной, сказала она им: слышался шум едущих машин,
который вроде бы стал ближе... но не очень). Казалось, когда она произнесла
имя своего мужа, оно неподвижно упало к ее ногам. Кровавый свет закатного
солнца сменился прохладными серыми сумерками. Впервые ей пришли в голову,
что здесь, в Крауч-энд, ее может застать ночь -- если она все еще действительно
была в Крауч-энд -- и эта мысль снова вызвала прилив ужаса.
Она сказала Веттеру и Фарнхему, что совершенно ни о чем не думала
неизвестно сколько времени между тем, когда их бросили около телефонной
будки, и самым последним ее приступом ужаса. Она была, как испуганной жи-
вотное. Работали только инстинкты, которые заставили ее бежать. А теперь
она осталась одна. Ей был нужен Лонни, ее муж. Она знала только это. Но ей
не приходило в голову поинтересоваться, почему этот район, который находил-
ся, должно быть, не более чем в пяти милях от Кэмбридж-сиркус, совершенно
безлюден. Ей не приходило в голову поинтересоваться, каким образом этот
уродливый кот мог попасть из ресторанчика в объявленный к аренде магазин.
Ее не интересовала даже непонятная яма на газоне у того дома и какое отноше-
ние имела эта яма к Лонни. Эти вопросы возникли уже потом, когда было
слишком поздно, и они будут (сказала она) преследовать ее всю жизнь.
Дорис Фриман шла и звала Лонни. Ее голос звучал приглушенно, а ша-
ги, казалось, звонко отдавались в тишине. Тени начали заполнять Норрис-ро-
уд. Небо над головой было теперь пурпурного цвета. Может быть, из-за суме-
рек или потому, что она устала, но казалось, что здания магазинов теперь скло-
нились над улицей. Казалось, что их витрины, покрытые затвердевшей грязью
десятилетий, а может, вековой давности, вопросительно смотрели на нее. Фами-
лии на вывесках (сказала она) становились все более странными, безумными и
совершенно непроизносимыми. Гласные буквы стояли не на своих местах, а со-
гласные соединялись так, что человеческий язык был не в состоянии произнести
их. На одной вывеске было написано: "КРАЙОН КТУЛУ", а пониже -- крючки
арабского письма. На другой было: "ЙОГСОГГОТ". Еще на одной "РТЕЛЕХ".
Там была вывеска, которую она особенно запомнила: "НРТСЕН НАЙРЛАТО-
ТЕП".
(-- Как вы смогли запомнить такую тарабарщину? -- спросил ее Фарн-
хем.
И Дорис Фриман медленно и устало покачала головой:
-- Не знаю. Я правда не знаю.)
Казалось, вымощенная булыжником, разделенная трамвайными путями
Норрис-роуд ведет в никуда. И хотя она продолжала идти -- вряд ли она могла
бежать, но потом сказала, что бежала -- она больше не звала Лонни. Теперь ее
охватил самый сильный страх, какой она когда-либо в своей жизни испытыва-
ла, страх, испытав который, человек должен сойти с ума или умереть. Она все-
таки не могла отчетливо определить свой страх, она могла сделать это только в
одном, но даже это, хотя и конкретное, удавалось не слишком хорошо.
Она сказала, что чувствовала, будто находится не в этом мире. Будто
она на другой планете, такой чужой, что человеческий разум не мог даже по-
нять ее. Она сказала, что углы казались не такими. Цвета казались не такими.
И... но это все было безнадежно.
Она шла под небом, которое выглядело искаженным и чужим, между
темными, казавшимися большими, домами, и могла лишь надеяться, что это
когда-нибудь кончится.
И это, действительно, кончилось.
Она осознала, что немного впереди себя видит на тротуаре две фигурки.
Это были двое детей -- мальчик с изуродованной клешнеобразной рукой и ма-
ленькая девочка. Ее волосы были перевязаны ленточками.
-- Это та самая американка,-- сказал мальчик.
-- Она потерялась,-- сказала девочка.
-- Потеряла своего мужа.
-- Заблудилась.
-- Нашла дорогу, которая еще хуже.
-- Нашла дорогу в преисподнюю.
-- Потеряла надежду.
-- Нашла Звездного Дудочника...
-- ...Пожирателя пространства...
-- ... Слепого Трубача, которого уже тысячу лет не называют по имени...
Они произносили свои слова все быстрее и быстрее, как церковную мо-
литву, на одном дыхании, похожую на сияющий мираж. От них у нее закружи-
лась голова. Дома наклонились. Звезды погасли, но это были не ее звезды, те,
которые были ей нужны, когда она была маленькой девочкой, или при которых
за ней ухаживали, когда она была девушкой, эти звезды сводили ее с ума свои-
ми безумными созвездиями; она зажала руками уши, но не смогла заглушить
эти звуки и, наконец, пронзительно закричала им:
-- Где мой муж? Где Лонни? Что вы сделали с ним?
Воцарилась тишина. А потом девочка сказала:
-- Он ушел вниз.
Мальчик сказал:
-- Ушел к Тому-Кто-Ждет.
Девочка улыбнулась -- это была злобная улыбка, полная зловещей не-
винности.
-- Он не мог не пойти. На нем знак. И ты тоже пойдешь. Ты пойдешь
сейчас.
-- Лонни! Что вы сделали с...
Мальчик поднял руку и высоким, похожим на звук флейты, голосом за-
пел на непонятном ей языке, но звучание слов сводило Дорис Фриман с ума от
страха.
-- Тогда улица стала двигаться,-- сказала она Веттеру и Фарнхему.-- Бу-
лыжники начали... волнообразно шевелиться, как ковер. Они поднимались и
опускались. Трамвайные пути отделились от земли и поднялись в воздух -- я по-
мню это, я помню, как от них отражался свет звезд -- а потом сами булыжники
стали выходить из своих гнезд, сначала по одному, а потом -- целыми грудами.
