чтобы не ударить ее. Затем на его губах возникла улыбка, тонкая и такая же
белая и холодная, как морозильник, появившийся в этом мире вместо Сета.
- Я недолго, - повторил он. - Нужно кое-что записать.
- Почему бы тебе не написать рассказ, за который дадут Нобелевскую
премию или еще что-нибудь в этом роде? - безразлично спросила она. Доски
пола скрипели и прогибались под ней, когда она, колыхаясь, шла к лестнице.
- Мы все еще должны за мои очки для чтения. И кроме того, просрочен платеж
за "Бетамакс" <марка видеомагнитофона>. Когда ты, наконец, сделаешь хоть
немного денег, черт побери?
- Я не знаю, Лина, - сказал Ричард. - Но сегодня у меня есть хорошая
идея. Действительно хорошая.
Лина обернулась и посмотрела на него, собираясь сказать что-то
саркастическое, что-нибудь вроде того, что хотя ни от одной его хорошей
идеи еще никогда не было толка, она, мол, до сих пор его не бросила. Не
сказала. Может быть, что-то в улыбке Ричарда остановило ее, и она молча
пошла наверх. Ричард остался стоять, прислушиваясь к ее тяжелым шагам. По
лбу катился пот. Он чувствовал одновременно и слабость, и какое-то
возбуждение.
Потом Ричард повернулся и, выйдя из дома, двинулся к своему кабинету.
На этот раз процессор, как только он включил его, не стал гудеть или
реветь, а хрипло прерывисто завыл. И почти сразу из корпуса дисплейного
блока запахло горящей обмоткой трансформатора, а когда он нажал клавишу
"EXECUTE", убирая с экрана поздравление, блок задымился.
"Времени осталось мало, - пронеслось у него в голове. - Нет...
Времени просто не осталось. Джон знал это, и теперь я тоже знаю".
Нужно было что-то выбирать: либо вернуть Сета, нажав клавишу
"ВСТАВИТЬ" (он не сомневался, что это можно сделать с такой же легкостью,
как он сделал золотые монеты), либо завершить начатое.
Запах становился все сильнее, все тревожнее. Еще немного, и загорится
мигающее слово "ПЕРЕГРУЗКА".
Он напечатал:
МОЯ ЖЕНА АДЕЛИНА МЕЙБЛ УОРРЕН ХАГСТРОМ.
Нажал клавишу "ВЫЧЕРКНУТЬ".
Напечатал:
У МЕНЯ НИКОГО НЕТ
И в верхнем правом углу экрана замигали слова:
ПЕРЕГРУЗКА ПЕРЕГРУЗКА ПЕРЕГРУЗКА
"Я прошу тебя. Пожалуйста, дай мне закончить. Пожалуйста,
пожалуйста..."
Дым, вьющийся из решетки видеоблока, стал совсем густым и серым.
Ричард взглянул на ревущий процессор и увидел, что оттуда тоже валит дым,
а за дымовой пеленой, где-то внутри, разгорается зловещее красное пятнышко
огня.
"Волшебный шар", скажи, я буду здоров, богат и умен? Или я буду жить
один и, может быть, покончу с собой от тоски? Есть ли у меня еще время?"
"Сейчас не знаю, задай этот вопрос позже".
Но "позже" уже не будет.
Ричард нажал "ВСТАВИТЬ", и весь экран, за исключением лихорадочно,
отрывисто мелькающего теперь слова "ПЕРЕГРУЗКА", погас.
Он продолжал печатать:
КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.
"Пожалуйста. Я прошу".
Он нажал "EXECUTE", и экран снова погас.
Казалось, целую вечность на экране светилось только слово
"ПЕРЕГРУЗКА", мигавшее теперь так часто, что почти не пропадало, словно
компьютер зациклился на одной этой команде. Внутри процессора что-то
щелкало и шкворчало. Ричард застонал, но в этот момент из темноты экрана
таинственно выплыли зеленые буквы:
У МЕНЯ НИКОГО НЕТ КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.
Ричард нажал "EXECUTE" дважды.
"Теперь, - подумал он, - я напечатаю: "ВСЕ НЕПОЛАДКИ В ЭТОМ
ТЕКСТ-ПРОЦЕССОРЕ БЫЛИ УСТРАНЕНЫ ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК МИСТЕР НОРДХОФ ПРИВЕЗ ЕГО
СЮДА". Или: "У МЕНЯ ЕСТЬ ИДЕИ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ НА ДВА ДЕСЯТКА
БЕСТСЕЛЛЕРОВ". Или: "МОЯ СЕМЬЯ ВСЕГДА БУДЕТ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО". Или..."
Он ничего не напечатал. Пальцы его беспомощно повисли над
клавиатурой, когда он почувствовал, в буквальном смысле почувствовал, как
все его мыли застыли неподвижно, словно словно автомашины, затертые в
самом худшем за всю историю существования двигателей внутреннего сгорания
манхэттенском автомобильном заторе.
Неожиданно экран заполнился словами: ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА -
ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА -
ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА -
ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗ...
Что-то громко щелкнуло, и процессор взорвался. Из блока метнулось и
тут же опало пламя. Ричард откинулся на стуле, закрыв лицо руками на
случай, если если взорвался дисплей, но экран просто погас.
Ричард продолжал сидеть, глядя в темную пустоту экрана.
"Сейчас не уверен, задай этот вопрос позже".
- Папа?
Он повернулся на стуле. Сердце его стучало так сильно, что, казалось,
вот-вот вырвется из груди.
На пороге кабинета стоял Джон. Джон Хагстром. Лицо его осталось почти
таким же, хотя какое-то чуть заметное отличие все же было. Может быть,
подумал Ричард, разница в отцовстве. А может, в глазах Джона просто нет
этого настороженного выражения, усиливаемого очками с толстыми стеклами.
(Ричард заметил, что вместо уродливых очков в штампованной пластиковой
оправе, которые Роджер всегда покупал ему, потому что они стоили на 15
долларов дешевле, Джон носил теперь другие - с изящными тонкими дужками.)
А может быть, дело еще проще: он перестал выглядеть обреченно.
- Джон? - хрипло спросил он, успев подумать: неужели ему нужно было
что-то еще? Было? Глупо, но он хотел тогда чего-то еще. Видимо, людям
всегда что-то нужно. - Джон? Это ты?
- А кто же еще? - Сын мотнул головой в сторону текст-процессора. -
Тебя не поранило, когда эта штука отправилась в свой компьютерный рай,
нет?
- Нет. Все в порядке.
Джон кивнул.
- Жаль, что он так и не заработал. Не знаю, что на меня нашло, когда
я монтировал его из этого хлама. - Он покачал головой. - Честное слово, не
знаю. Словно меня что-то заставило. Ерунда какая-то.
- Может быть, - сказал Ричард, встав и обняв сына за плечи, - в
следующий раз у тебя получится лучше.
- Может. А может, я попробую что-нибудь другое.
- Тоже неплохо.
- Мама сказала, что приготовила тебе какао, если хочешь.
- Хочу, - сказал Ричард, и они вдвоем направились к дому, в который
никто никогда не приносил замороженную индейку, выигранную в бинго. -
Чашечка какао будет сейчас в самый раз.
- Завтра я разберу его, вытащу оттуда все, что может пригодиться, а
остальное отвезу на свалку, - сказал Джон.
Ричард кивнул.
- Мы вычеркнем его из нашей жизни, - сказал он. И, дружно
рассмеявшись, они вошли в дом, где уже пахло горячим какао.
Стивен Кинг. КРАУЧ-ЭНД
К тому времени, когда женщина наконец закончила свой рассказ, была
уже половина третьего ночи. За полицейским участком Крауч-энд протекала
небольшая безжизненная речка Тоттенхем-лейн. Лондон спал. Но, конечно же,
Лондон никогда не засыпает крепко и сны его тревожны.
Констебль Веттер закрыл тетрадь, которую исписал почти свю, пока
американка рассказывала свою странную безумную историю. Он посмотрел на
пишущую машинку и на стопку бланков на полке возле нее.
-- Эта история покажется странной при утреннем свете,-- сказал кон-
стебль Веттер.
Констебль Фарнхем пил кока-колу. Он долго молчал.
-- Она -- американка,-- наконец сказал он, как будто это могло объяс-
нить историю, которую она рассказала.
-- Это дело пойдет в дальнюю картотеку,-- согласился Веттер и посмот-
рел по сторонам в поисках сигареты.-- Но интересно... Фарнхем засмеялся.-- Ты
не хочешь сказать, что веришь хотя бы части этой истории?
-- Я этого не говорил. Так ведь? Но ты здесь новичок.
Констебль Фарнхем сел немного ровнее. Ему было двадцать семь, и ед-
ва ли он был виноват в том, что назначен сюда из Максвелл-хилл в северной
части города, или что Веттер, который вдвое старше его, провел все свою небо-
гатую событиями службу в тихой лондонской заводи, называемой Крауч-энд.
-- Возможно, это так, сэр,-- сказал он,-- но, учитывая это, я все же пола-
гаю, что знаю часть целого, когда вижу ее... или слышу.
-- Давай закурим, Фарнхем,-- сказал Веттер, немного повеселев.-- Моло-
дец.-- Он прикурил от деревянной спички из ярко-красной металлической ко-
робки, погасил и бросил обгоревшую спичку в пепельницу около Фарнхема.
Сквозь плывущее облачко дыма он пристально посмотрел на Фарнхема. Его
лицо было изрезано глубокими морщинами, а нос от лопнувших прожилок был
похож на географическую карту -- констебль Веттер не упускал случая выпить
свои обычные шесть банок "Харп Лагера".
-- Ты думаешь, что Крауч-энд спокойное место, так ведь?
Фарнхем пожал плечами. Он полагал, что Крауч-энд был захолустьем
и, по правде говоря, скучным, как помойка.
-- Да, тихое место.
-- И ты прав. Это тихое место. Почти всегда засыпает к одиннадцати.
Но в Крауч-энд я видел много странного. Если бы ты пробыл здесь хотя бы по-
ловину того, что провел я, ты бы тоже увидел свою долю странного. Прямо
здесь, в этих шести или семи кварталах, странного происходит больше, чем где
бы то ни было в Лондоне. Готов поклясться. И это говорит о многом. Мне
страшно. Поэтому я и выпиваю свою обычную дозу пива и тогда не так боюсь.
Посмотри как-нибудь на сержанта Гордона, Фарнхем, и спроси себя, почему он
совершенно седой в свои сорок лет. Или, я мог бы сказать, взгляни на Питти,
но это невозможно, правда? Питти покончил жизнь самоубийством летом 1976
года. Жаркое было лето. Это было...-- Казалось, что Веттер задумался над сво-
ими словами.-- Тем летом было совсем плохо. Совсем плохо. Многие из нас боя-
лись, что... они могут прорваться.
-- Кто мог прорваться? Откуда? -- спросил Фарнхем. Он почувствовал,
как от презрительной улыбки приподнялись уголки его рта, он понимал, что
это далеко не вежливо, но не мог сдержать улыбки. В некотором роде, Веттер
был таким же помешанным, как и эта американка. Он всегда был немного
странным. Может быть, из-за пьянства. Потом он увидел, что Веттер за его
спиной улыбается.
-- Ты думаешь, что я рехнулся,-- сказал он.
-- Вовсе нет,-- запротестовал Фарнхем, тяжело вздохнув.
-- Ты хороший парень,-- сказал Веттер.-- Ты не будешь протирать шта-
ны за этим столом здесь в участке, когда тебе будет столько же, сколько мне. Не
будешь, если останешься в полиции. Ты собираешься остаться, Фарнхем?
-- Да,-- твердо сказал Фарнхем. Это было правдой. Он намеривался ос-
таться в полиции, даже несмотря на то, что Шейла хотела, чтобы он ушел отту-
да и работал бы в каком-нибудь другом месте, где она могла бы быть за него
спокойной. Хотя бы на сборочном заводе Форда. Мысль об этом заставляла
сжиматься все его внутренности.
-- Я так и думал,-- сказал Веттер, раздавливая свой окурок.-- Это въеда-
ется в кровь, правда? И ты мог бы продвигаться по службе. И ты закончишь ее
не в Крауч-энд. Все-таки ты не знаешь. Крауч-энд... странное место. Тебе надо
будет как-нибудь посмотреть дальнюю картотеку, Фарнхем. О, в ней много не-
обычного... девчонки и мальчишки убегают из дома, чтобы стать хиппи... пан-
ками, как они теперь себя называют... мужчины, которые вышли купить пачку
сигарет и не вернулись, а когда ты видишь их жен, то понимаешь, почему... не-
раскрытые поджоги... украденные сумочки... все это. Но между этими делами
происходит достаточно историй, от которых стынет кровь. А от некоторых
просто тошнит.
-- Это правда? -- вдруг требовательно спросил Фарнхем.
Казалось, этот вопрос не обидел Веттера. Он просто кивнул головой.
-- Случаи, очень похожие на тот, который рассказала нам бедняжка
американка. Эта женщина больше не увидит своего мужа, никогда.-- Он взгля-
нул на Фарнхема и пожал плечами.-- Можешь верить мне или нет. Все равно,
так ведь? Эта картотека находится здесь. Мы называем ее открытой, потому
