настает. и чем ожидание дольше, тем оно тягостнее.
Как бы то ни было, поначалу боевые патроны не были нужны. Роланд, за-
нимавшийся стрельбой так давно, что красавица-негритянка в инвалидном
кресле и не поверила бы, первое время делал ей замечания, ограничива-
ясь наблюдением за тем, как она целится и имитирует стрельбу по уста-
новленным им мишеням. Она училась быстро. И она и Эдди - оба учились
быстро.
Как и подозревал Роланд, оба родились стрелками.
Сегодня Роланд с Сюзанной пришли на поляну, которую от лесного лагеря,
вот уже два месяца служившего им пристанищем, отделяло меньше мили.
Дни шли, приятно похожие один на другой. Стрелок исцелялся телом, а
Сюзанна и Эдди меж тем учились тому, чему он непременно должен был их
научить: как выследить, подстрелить и выпотрошить добычу; как сперва
растянуть, а затем выдубить и просушить шкуры убитых ими животных; как
использовать возможно больше, чтобы ни единая часть зверя не пропала
даром; как находить север по Древней Звезде и восток - по Праматери;
как слушать лес, в котором они очутились, за шестьдесят, а то и боль-
ше, миль к северо-востоку от Западного моря. Эдди сегодня остался в
лагере, но стрелка это не смутило. Роланд знал: дольше всего помнишь
те уроки, что даешь себе сам.
Однако важнейшим по-прежнему оставался тот урок, что всегда был самым
важным: как стрелять и неизменно попадать в цель. Как убивать.
По краю поляны неровным полукругом выстроились темные душистые ели.
Южнее земля внезапно обрывалась и круто уходила на триста футов вниз
рядами осыпающихся сланцевых карнизов и разломами утесов, подобными
маршу исполинской лестницы. Посреди поляны бежал вытекающий из чащи
чистый прозрачный ручей; он журчал по глубокому руслу, прорытому в
ноздреватой земле и рыхлом крошащемся камне, чтобы затем хлынуть по
колючему от острых каменных осколков скальному ложу, отлого нисходяще-
му к обрыву.
Вода падала по этим ступеням каскадами, образуя множество красивых
дрожащих радуг. За краем обрыва лежала великолепная глубокая долина,
тесно заросшая все теми же елями; было и несколько огромных старых вя-
зов, которые заартачились и не позволили себя выжить. Эти последние
возвышались над темной хвоей, красуясь пышными, сочно-зелеными крона-
ми,- деревья, состарившиеся, быть может, еще до того, как край, откуда
был родом Роланд, вступил в пору юности; никаких признаков того, что
долине случалось гореть, стрелок не замечал, хотя полагал, что вязы
нет-нет да и притягивали молнию-другую. И что молнии были не единс-
твенной опасностью. Когда-то давным-давно в лесу жили люди - за минув-
шие недели Роланд несколько раз натыкался на следы их пребывания. Ар-
тефакты эти по большей части были примитивны, но среди них попадались
черепки глиняной посуды, изготовить которую можно было только на огне.
А огонь - штука злобная, с восторгом ускользающая из рук, давших ей
жизнь.
Над этим, словно взятым из детской книжки, пейзажем возносился свод
безупречно синего неба, в котором несколькими милями дальше, крича
хриплыми старческими голосами, кружили вороны. Казалось, их снедает
тревога, точно надвигалась гроза. Роланд потянул носом, но дождем и не
пахло.
Слева от ручья лежал валун. На нем Роланд разложил шесть обломков кам-
ня. Все они были густо испещрены вкраплениями слюды и в теплом после-
полуденном свете блестели, как отшлифованные стекла.
- Последняя возможность,- сказал стрелок.- Если кобура неудобна, пусть
хоть самую малость, скажи сейчас. Мы пришли сюда не затем, чтоб зря
переводить патроны.
Вскинув бровь, Сюзанна сардонически взглянула на него, и на миг Роланд
разглядел в ее глазах Детту Уокер. Так порой в пасмурный день сверкнет
на стальном бруске солнечный луч.
- А что бы ты сделал, если б она была неудобная, но я не сказала бы
тебе об этом? Если бы я все шесть этих крохотных фиговинок услала в
белый свет как в копеечку? Дал бы мне по темечку, как тот старикан,
ваш учитель?
Стрелок улыбнулся. В последние пять недель он улыбался чаще, чем в
пять последних лет.
- Этого я сделать не могу, ты же знаешь. Во-первых, мы были детьми -
детьми, еще не прошедшими обряда посвящения в мужчины. Дать оплеуху в
наказание дитяти можно, но.
- В моем мире сливки общества не одобряют битья малюток,- сухо сообщи-
ла Сюзанна.
Роланд пожал плечами. Ему было трудно представить себе подобный мир -
разве не говорилось в Великой Книге: "Кто щадит дитя, тот его губит"?
- но он не думал, что Сюзанна лжет.
- Ваш мир не сдвигался с места,- сказал он.- Там многое по-другому.
Согласись, я видел это своими глазами.
- Наверное.
- Во всяком случае, вы с Эдди - не дети. Было бы неверно обращаться с
вами, как с детьми. Если и требовались испытания, вы оба их выдержали.
Роланд, хотя и ничего не сказал Сюзанне, думал о том, чем завершилось
их приключение на морском берегу - Сюзанна тогда ко всем чертям раз-
несла трех неуклюжих омароподобных тварей раньше, чем те успели обод-
рать его и Эдди до костей. Он заметил ее ответную улыбку и подумал,
что, пожалуй, она вспомнила о том же.
- Ну, так что ты собираешься делать, если я промажу?
- Посмотрю на тебя. Думаю, этого будет довольно.
Сюзанна задумалась, потом кивнула.
- Пожалуй.
Она снова проверила револьверный ремень. Он шел через грудь, почти как
ремень кобуры скрытого ношения (приспособления, которое Роланд мыслен-
но называл "докерской лямкой"), и выглядел довольно немудрено, но на
то, чтобы должным образом довести эту портупею до ума, потребовалась
не одна неделя проб и ошибок и основательная подгонка. Ремень и ре-
вольвер (его источенная временем сандаловая рукоять сторожко торчала
из допотопной промасленной кобуры) в свое время принадлежали стрелку;
кобура тогда висела у его правого бедра. В последние пять недель нема-
ло времени у Роланда ушло на то, чтобы понять: больше ей там не висеть
никогда. Спасибо чудовищным омарам, теперь он окончательно и беспово-
ротно стал левшой.
- Ну так как? - снова спросил он.
На этот раз Сюзанна рассмеялась.
- Роланд, удобней это старье уже никогда не будет. Ладно. Ты хочешь,
чтобы я стреляла, или будем просто сидеть и слушать вороний концерт?
Он почувствовал, как под кожей у него закопошились крохотные колкие
пальчики напряжения, и подумал, что в подобные минуты, вероятно, даже
внешне угрюмый, неприветливый и деланно-грозный Корт ощущал нечто
весьма схожее. Роланду хотелось, чтобы Сюзанна стреляла хорошо. ему
нужно было, чтобы она хорошо стреляла. Однако показывать, как сильно
он этого хочет, как остро в этом нуждается, было нельзя; это могло бы
привести к катастрофе.
- Еще раз скажи мне свой урок, Сюзанна.
Та вздохнула в притворном раздражении. но заговорила, и тогда ее улыб-
ка растаяла, а красивое темное лицо стало серьезным. И вновь стрелок
услышал, как с губ Сюзанны, обретая в ее устах новизну, слетают старые
вопросы и ответы. Как естественно они звучали. и вместе с тем - как
странно и страшно:
- Не рукой целюсь; та, что целится рукою, забыла лик своего отца.
Оком целюсь.
Не рукой стреляю; та, что стреляет рукою, забыла лик своего отца.
Разумом стреляю.
Не из револьвера убиваю.
Она внезапно умолкла и указала на сверкающие слюдой камни на валуне.
- Все равно, убить я никого не убью - это же просто камешки, малюпу-
сенькие камешки.
Судя по выражению ее лица - чуть надменному, чуть капризному - она по-
лагала, что Роланд придет в раздражение, возможно, даже рассердится.
Роланд, однако, в свое время сам побывал в теперешнем положении Сюзан-
ны и не забыл, что ученики отличаются неуживчивостью и горячностью,
что они самонадеянны и способны укусить в самый неподходящий момент. а
еще он открыл в себе неожиданный талант. Он умел учить. Более того,
ему нравилось учить, и время от времени он ловил себя на том, что га-
дает, не справедливо ли это и в отношении Корта. Ему думалось, что
справедливо.
Снова раскричались вороны, хрипло, резко, теперь - в лесу у них за
спиной. Какая-то частица сознания Роланда отметила, что эти новые кри-
ки звучали скорее обеспокоенно, чем просто сварливо; птицы галдели
так, будто их вспугнули во время кормежки. Однако раздумывать над тем,
что распугало стаю ворон, Роланду было недосуг, у него имелся более
важный предмет для размышлений, и он просто отправил полученную инфор-
мацию в архив, вновь сосредоточив все свое внимание на Сюзанне. Посту-
пить с учеником иначе значило напроситься на второй, менее игривый
укус. С кого тогда следовало бы спрашивать? С кого, как не с учителя?
Разве не учил он Сюзанну больно кусаться? Разве не учил он этому их
обоих? Сорвите со стрелка доспехи считанных суровых строк обряда, заг-
лушите стальной перезвон немногих ритуальных вопросов и ответов, и не
в том ли окажется его суть? Разве не окажется он (или она) всего лишь
человеком-соколом, выученным клевать по команде?
- Нет,- возразил он.- Это не камни.
Сюзанна, приподняв брови, снова заулыбалась. Теперь, когда она поняла,
что стрелок - по крайней мере, пока - не вспылит, как бывало порой,
когда она выказывала нерасторопность или непокорность, в ее глаза вер-
нулся глумливый блеск солнца на стали, ассоциировавшийся у Роланда с
Деттой Уокер.
- Неужто нет? - Она все еще беззлобно поддразнивала его, но стрелок
подумал, что, если позволить, это добродушное подтрунивание превратит-
ся в злую издевку. Сюзанна была напряжена, взвинчена и наполовину вы-
пустила когти из мягких лап.
- Нет,- повторил он, отвечая насмешкой на насмешку. Теперь и его губы
вновь начинали складываться в улыбку, но в улыбке этой не было ни мяг-
кости, ни веселья.- Сюзанна, ты помнишь кобелей беложопых?
Ее улыбка начала блекнуть.
- Кобелей беложопых из Оксфорд-Тауна?
Улыбка исчезла.
- Ты помнишь, что эти кобели беложопые сделали с тобой и с твоими
друзьями?
- Это была не я,- сказала Сюзанна.- Это была другая женщина.- Ее глаза
потускнели, в них появилось угрюмое выражение. Роланд терпеть не мог,
когда она так смотрела, что, впрочем, вовсе не мешало ему чувствовать
одобрение: это был надлежащий взгляд; взгляд, говоривший о том, что
растопка горит хорошо и скоро огонь перекинется на поленья.
- Нет. Ты. Нравится тебе это или нет, это была Одетта Сюзанна Холмс,
дочь Алисы Уокер Холмс. Не теперешняя ты - ты прежняя. Помнишь пожар-
ные шланги, Сюзанна? А золотые зубы помнишь - ты увидела их, когда те-
бя и твоих друзей с хохотом поливали из брандспойтов в Оксфорде - пом-
нишь, как сверкали эти зубы?
За множество долгих ночей у маленького костра она рассказала им с Эдди
и об этом, и о многом другом. Стрелок понимал не все, но слушал внима-
тельно. И запоминал. В конце концов, боль - орудие. Иногда самое луч-
шее орудие.
- Какая муха тебя укусила, Роланд? Зачем тебе нужно, чтобы я вспомина-
ла всякую мерзость?
Теперь угрюмые глаза блестели угрожающе; они напомнили ему глаза Алле-
на, какими те делались, когда добряка Аллена наконец удавалось вывести
из себя.
- Эти камни - люди,- негромко проговорил Роланд.- Те люди, что заперли
тебя в камере, предоставив тебе обмараться. Люди с дубинками и собака-
ми. Люди, которые обзывали тебя черномазой п**дой.
Он наставил на валун палец и повел его слева направо:
- Вот тот, который ущипнул тебя за грудь и захохотал. Вот тот, который
сказал, что предпочитает проверить, не запихала ли ты что-нибудь себе
в задницу. Вот тот, что обозвал тебя шимпанзе в пятисотдолларовом
платье. Вот тот, который все водил и водил дубинкой по спицам колес
твоего кресла, покуда тебе не начало казаться, что этот звук сведет
тебя с ума. Вот тот, который обозвал твоего друга Леона красным пидо-
ром. А вот этот, последний, Сюзанна,- это Джек Морт. Вот они. Эти кам-
