бродили среди старых камней, ухая и завывая. Некие туристы заметили на
равнине голого Дина, но не поверили своим глазам и поковыляли себе дальше.
Дин и Мэрилу остановили машину у Ван-Хорна и занимались любовью, пока я
спал. Я проснулся как раз, когда мы начали скатываться вниз по
громаднейшей долине Рио-Гранде, через Клинт и Ислету к Эль-Пасо. Мэрилу
прыгнула на заднее сиденье, я перепрыгнул вперед, и мы покатились. Слева
от нас, на той стороне неохватных пространств Рио-Гранде были
мавританско-красные вершины мексиканской границы, земли Тарахумаре; мягкие
сумерки играли тенями на пиках. Прямо впереди лежали дальние огоньки
Эль-Пасо и Хуареса, высеянные в огромнейшую долину - настолько
гигантскую, что можно было видеть, как в разные стороны одновременно
пыхтят несколько железных дорог, будто именно здесь - Долина Мира. Мы
спускались в нее.
- Клинт, Техас! - сказал Дин. Он настроил радио на станцию Клинта.
Каждые пятнадцать минут там запускали пластинку; остальное время
передавали лишь рекламу заочного курса старших классов. - Эта программа
идет по всему Западу, - взволнованно сказал Дин. - Чувак, я, бывало,
слушал ее каждый день и каждую ночь в колонии и в тюрьме. Мы все раньше
туда писали. Получаешь аттестат по почте, с факсимильной подписью, если
пишешь им контрольную. Все молодые пастухи на Западе - плевать, кто -
рано или поздно пишут туда: они, кроме этого, больше ничего не слушают;
настраиваешь радио в Стерлинге, Колорадо, в Ласке, Вайоминг, плевать, где
- - и все равно получаешь один Клинт, Техас, Клинт, Техас.
А музыка - одни ковбойские хиллбилли и мексиканские песни, абсолютно
паршивейшая программа во всей истории страны, и никто не может ничего с
этим поделать. У них потрясный передатчик: всю землю повязал. - Мы
увидели высокую антенну над хибарами Клинта. - Ох, чувак, что бы я мог
тебе порассказать! - вскричал Дин, чуть не плача. Совсем уже нацелившись
на Фриско и на Побережье, мы без шиша в кармане приехали в Эль-Пасо, когда
стемнело. Нам совершенно необходимо было раздобыть денег на бензин, а то
мы никогда не доедем.
Мы пробовали всё. Мы звонили в бюро путешествий, но в тот вечер на
запад никто не ехал. Бюро путешествий - это такое место, куда идешь,
чтобы проехать куда-то с оплатой за бензин, это на Западе легально. Там
ошиваются всякие ловкачи с обшарпанными чемоданами. Мы съездили на
междугородную автостанцию "грейхаундов"
попытаться убедить кого-нибудь отдать деньги нам вместо того, чтобы
ехать на Побережье автобусом. Но мы слишком робели, чтобы к кому-нибудь
подойти. Мы печально слонялись вокруг. Снаружи было холодно. Какой-то
мальчик из колледжа весь аж вспотел при виде Мэрилу, но старался выглядеть
незаинтересованно. Мы с Дином посовещались, но решили, что сутенерство -
не для нас. Вдруг какой-то молодой придурок, видать, только что из
исправительной колонии, прицепился к нам, и они с Дином сразу же куда-то
намылились:
- Давай, чувак, пошли, треснем кого-нибудь по башке, а деньги заберем.
- Я врубаюсь, чувак! - завопил Дин. Они рванули прочь. На какой-то
момент я забеспокоился, но Дину просто захотелось оттянуться по улицам
Эль-Пасо вместе с этим пацаном. Мы с Мэрилу остались ждать в машине. Она
обвила меня руками.
Я сказал:
- Черт возьми, Лу, подожди, пока мы до Фриско доедем.
- Мне плевать. Дин все равно меня бросит.
- Когда ты возвращаешься в Денвер?
- Не знаю. Мне плевать, что делать. Можно мне с тобой, на Восток?
- Надо будет во Фриско раздобыть денег.
- Я знаю, где там можно устроиться в павильон торговать, а я буду
официанткой.
Я знаю гостиницу, где можно пожить в кредит. Будем держаться вместе.
Ох, как же грустно.
- Почему тебе грустно, маленькая?
- Мне грустно по всему. Ах, черт, вот бы Дин еще не был таким
чокнутым. - Дин, подмигивая и хихикая, вернулся и прыгнул в машину.
- Что за безумный кошак этот пацан, ф-фу! Как я в него врубился! Я
раньше знал таких парней тыщами, они все одинаковые, мозги у всех работают
как часы в униформе, о! бесконечные ответвления, нет времени, нет
времени... - И он разогнал машину, сгорбившись над баранкой, и с ревом
вылетел из Эль-Пасо. - Придется подбирать стопщиков. Я положительно
уверен, что мы их найдем. Оп! оп!
это мы. Берегись! - завопил он мотоциклисту, обогнул его, увернулся от
грузовика и выпрыгнул за пределы города. За рекой сияли драгоценные
огоньки Хуареса, и печальная сухая земля, и драгоценные звезды Чиуауа.
Мэрилу наблюдала за Дином, как наблюдала за ним всю дорогу по стране и
обратно, краем глаза - с хмурым, понурым видом, так, словно хотела
отрезать ему голову и спрятать ее к себе в шкаф, с завистливой и горестной
любовью к нему, настолько изумительно верному себе, к такому неистовому,
колючему, с безумными повадками, наблюдала с улыбкой нежного
помешательства, но вместе с тем и зловещей зависти, страшившей меня в ней,
с любовью, которая никогда не принесет плода, и Мэрилу это знала, ибо
когда глядела на его сухощавое лицо с полуоткрытым ртом, с его мужской
замкнутостью и рассеянностью, она знала, что он слишком безумен. Дин же
был убежден, что Мэрилу - шлюха; он по секрету сказал мне, что она
патологическая лгунья. Но когда она за ним вот так наблюдала, во взгляде
ее была еще и любовь; а когда Дин это замечал, то всегда обращал на нее
свою широкую фальшивую кокетливую улыбку, трепетал ресницами, обнажал
жемчужно-белые зубы, хотя всего миг назад лишь грезил в своей собственной
вечности. Тогда и Мэрилу, и я оба смеялись - а Дин нимало не смущался,
лишь радостно и дурацки ухмылялся, как бы говоря нам: ну разве мы не
оттягиваемся все равно? Вот и все.
За Эль-Пасо, в темноте, мы заметили маленькую нахохленную фигурку с
вытянутым вперед большим пальцем. Это и был наш обещанный стопщик. Мы
притормозили рядом.
- Сколько у тебя денег, пацан? - У пацана денег не было вообще: лет
семнадцати, бледный, странный, с одной недоразвитой скрюченной рукой и без
всякого чемодана.
- Ну не милый ли он? - сказал Дин, оборачиваясь ко мне с напускной
серьёзностью. - Залезай, приятель, мы заберем тебя... - Пацан сразу же
ухватил все свои преимущества. Он сказал, что у него тетка в Туларе,
Калифорния, у которой есть бакалейная лавка, и как только мы туда
доберемся, он нам возьмет немного денег. Дин от хохота аж сполз с сиденья
- - так это походило на пацана из Северной Каролины.
- Да! да! - вопил он. - У нас у всех есть тетки; ладно, поехали,
посмотрим всех теток, и дядек, и бакалейные лавки, все, что есть вдоль
этой дороги!! - Так у нас появился новый пассажир, и притом прекрасный
парень, как оказалось. Он не говорил ни слова, он лишь слушал нас. Через
минуту разговоров Дина он, должно быть, решил, что сел в машину к психам.
Он сказал, что едет стопом из Алабамы в Орегон, где и живет. Мы спросили
его, что он делал в Алабаме.
- Ездил навестить дядю: тот говорил, что у него есть для меня работа
на лесопилке. Но с работой не вышло, и вот я еду домой.
- Едешь домой, - отозвался Дин, - домой, да, я знаю, мы довезем тебя
до дому, ну, до Фриско уж точно, во всяком случае. - Но у нас не было
никаких денег.
Тогда мне пришло в голову, что можно занять долларов пять у моего друга
Хала Хингэма в Тусоне, Аризона. Дин немедленно заявил, что дело решенное,
мы едем в Тусон. Туда и свернули.
Ночью мы миновали Лас-Крусес, Нью-Мексико, и на рассвете приехали в
Аризону. Я вынырнул из глубокого сна и обнаружил, что все спят, как
ягнята, а машина стоит Бог знает где, потому что в запотевшие стекла
ничего не видно. Я вышел. Мы стояли в горах; вставал небесный рассвет,
прохладные лиловые ветерки, красные горные склоны, изумрудные пастбища в
долинах, роса и изменчивые облака из золота, на земле - норки сусликов,
кактусы, мескитовые деревья. Пришла моя очередь ехать. Я растолкал Дина и
пацана и спустился с горы на сцеплении с выключенным двигателем, чтобы
сэкономить горючее. Таким манером я и вкатился в Бенсон, Аризона. Тут я
вспомнил, что у меня есть еще карманные часы, которые Рокко только что
подарил мне на день рождения, хорошие часы за четыре доллара.
На бензоколонке я спросил человека, где тут в Бенсоне ломбард.
Оказалось, прямо рядом с заправкой. Я постучал, там кто-то поднялся с
постели, и через минуту за свои часы я получил доллар. Он целиком утек в
бак. Теперь бензина до Тусона нам хватало. Но тут вдруг появился большой
патрульный с пистолетом - не успел я выехать с бензоколонки - и
потребовал мои права.
- Права у парня на заднем сиденье, - сказал я. Дин спал вместе с
Мэрилу под одеялом. Фараон велел Дину вылезать. Внезапно он выхватил свою
пушку и заорал:
- Руки держать вверх!
- Начальник, - услышал я елейнейший и смешной голос Дина, - да я
ничего, начальник, я только ширинку застегивал. - Сам фараон чуть не
разулыбался. Дин вылез наружу, весь в грязи, ободранный, в майке,
почесывая живот, ругаясь, ища везде свои права и бумаги на машину. Легавый
обшарил наш багажник. С бумагами все было в порядке.
- Я только проверяю, - сказал он, широко улыбнувшись. - Теперь
можете ехать.
Бенсон, на самом деле, - неплохой городок; вам может понравиться,
особенно если тут позавтракать.
- Да-да-да, - сказал Дин, не обращая на него никакого внимания, и
отъехал прочь. Все вздохнули с облегчением. Полицейские подозрительны,
когда компании молодых людей приезжают в новых машинах без цента в кармане
и вынуждены закладывать часы.
- Ох, да они всегда лезут, - сказал Дин, - но этот был гораздо
лучше, чем та крыса в Виргинии. Они стараются арестовать так, чтобы это
попало в заголовки, они думают, что в каждой проезжающей машине -
какая-нибудь крупная чикагская банда. Им больше делать нечего. - Мы ехали
дальше, в Тусон.
Тусон располагается в очень красивой речной пойме среди мескитовых рощ;
над ним возвышается заснеженный хребет Каталина. Весь город - одна
большая стройплощадка; люди временные, дикие, амбициозные, занятые,
веселые; бельевые веревки и трейлеры; суматошные улицы центра, увешанные
флагами; все вместе выглядит как-то очень по-калифорнийски.
Форт-Лоуэлл-роуд, на которой жил Хингэм, вилась вокруг ласковых деревьев
над рекой посреди плоской пустыни. Мы увидели и самого Хингэма,
слонявшегося по двору. Он был писателем; он приехал в Аризону работать в
тишине и спокойствии над книгой. Это был длинный, мосластый, робкий
сатирик, который в разговоре вечно бормотал, отвернувшись в сторону, и
всегда говорил смешные вещи. Его жена с ребенком жили с ним в глинобитном
домике, выстроенном его отчимом-индейцем. Мать жила напротив в собственном
доме. Она была такой вечно возбужденной американкой, которая любит
керамику, бусы и книги.
Хингэм слыхал о Дине по письмам из Нью-Йорка. Мы налетели на него, как
ураган, все голодные, даже Альфред, наш калека-автостопщик. На Хингэме был
старый свитер, он курил трубку в резком воздухе пустыни. Вышла его мать и
пригласила нас на кухню поесть. Мы сварили лапшу в огромном котле.
Потом все поехали на перекресток в винную лавку, где Хингэм обменял чек
на пять долларов и отдал деньги мне.
Прощание было кратким.
- Мне определенно было приятно, - сказал Хингэм, глядя в сторону. За
деревьями на той стороне песков красным пылала огромная вывеска
придорожной закусочной.
Хингэм всегда ходил туда выпить пива, когда уставал писать. Он был
очень одинок, он хотел вернуться в Нью-Йорк. Было грустно видеть его
высокую фигуру, отступавшую в темноту по мере того, как мы отъезжали -
совсем как те, другие люди в Нью-Йорке и Новом Орлеане: они неуверенно
стоят под неохватными небесами, и всё в них тонет. Куда ехать? что делать?
зачем? - спать. Но эта глупая шайка гнала вперед.
9
За Тусоном на темной дороге мы увидели еще одного автостопщика. Это был
сезонник из Бейкерсфилда, Калифорния, который тут же выложил нам свою
историю.
- Прок-клятье, я поехал иэ Бейкерсфилда на машине из бюро путешествий
