на колене. На столе стоял бокал с пивом, но у стола был высокий бортик, и К.
не мог разглядеть, лежали ли там какие-нибудь бумаги, но ему показалось, что
там ничего нет. Для пущей уверенности он попросил Фриду заглянуть в глазок и
сказать ему, что там лежит. Но она и без того подтвердила ему, что никаких
бумаг там нет, она только недавно заходила в эту комнату. К. спросил Фриду,
не уйти ли ему, но она сказала, что он может смотреть сколько ему угодно.
Теперь К. остался с Фридой наедине. Ольга, как он заметил, пробралась к
своему знакомому и теперь сидела на бочке, болтая ногами. "Фрида, -- шепотом
спросил К., -- вы очень хорошо знакомы с господином Кламмом?" "О да! --
сказала она. -- Очень хорошо". Она наклонилась к К. и игриво, как показалось
К., поправила свою легкую, открытую кремовую блузку, словно с чужого плеча
попавшую на ее жалкое тельце. Потом она сказала: "Вы помните, как
рассмеялась Ольга?" "Да, она плохо воспитана", -- сказал К. "Ну, -- сказала
Фрида примирительно, -- у нее были основания для смеха. Вы спросили, знаю ли
я Кламма, а ведь я... -- И она невольно выпрямилась, и снова ее победный
взгляд, совершенно не соответствующий их разговору, остановился на К. --
Ведь я его любовница". "Любовница Кламма?" -- сказал К., и она кивнула. "О,
тогда вы для меня... -- И К. улыбнулся, чтобы не вносить излишнюю
серьезность в их отношения. -- Вы для меня важная персона". "И не только для
вас", -- сказала Фрида любезно, но не отвечая на его улыбку. Однако К. нашел
средство против ее высокомерия. "А вы уже были в Замке?" -- спросил он. Это
не подействовало, потому что она сказала: "Нет, не была, но разве мало того,
что я работаю здесь в буфете?" Честолюбие у нее было невероятное, и, как ему
показалось, она хотела его удовлетворить именно через К. "Верно, -- сказал
К., -- вы тут в буфете, должно быть, работаете за хозяина". "Безусловно, --
сказала она, -- а ведь сначала я была скотницей на постоялом дворе ``У
моста''". "С такими нежными ручками?" -- сказал К. полувопросительно, сам не
зная, хочет ли он ей польстить или на самом деле очарован ею. Руки у нее и
вправду были маленькие и нежные, хотя можно было их назвать и слабыми и
невыразительными. "Тогда на них никто не обращал внимания, -- сказала она,
-- и даже теперь..." К. вопросительно посмотрел на нее, но она только
тряхнула головой и ничего больше не сказала. "Конечно, -- сказал К., -- у
вас есть свои секреты, но не станете же вы делиться ими с человеком, с
которым вы всего полчаса как познакомились, да и у него еще не было случая
рассказать вам все о себе". Но это замечание, как оказалось, было не совсем
удачным: оно словно пробудило Фриду из какого-то оцепенения, выгодного для
К. Она тут же вынула из кожаного кармашка, висевшего на поясе, круглую
затычку, заткнула глазок и сказала К., явно стараясь не показывать ему
перемену в отношении: "Что касается вас, я все знаю. Вы землемер. -- И
добавила: -- А теперь мне надо работать". И пошла на свое место за стойкой,
куда уже подходили то один, то другой из посетителей, прося ее наполнить
пустую кружку. К. хотел незаметно переговорить с ней еще раз, поэтому он
взял со стойки пустую кружку и подошел к ней. "Еще одно слово, фройляйн
Фрида, -- сказал он. -- Ведь это необыкновенное достижение -- и какая нужна
сила воли, чтобы из простой батрачки стать буфетчицей, -- но разве для
такого человека, как вы, этим достигнута окончательная цель? Впрочем, я зря
спрашиваю. По вашим глазам, фройляйн Фрида, пожалуйста, не смейтесь надо
мной, видна не только прошлая, но и будущая борьба. Но в мире столько
препятствий, и чем выше цель, тем препятствия труднее, и нет ничего
зазорного, если вы обеспечите себе помощь человека хоть и незначительного,
невлиятельного, но тоже ведущего борьбу. Может быть, мы могли бы с вами
поговорить спокойно, наедине, а то смотрите, как все на нас уставились". "Не
понимаю, что вам от меня нужно, -- сказала она, и в ее голосе против воли
зазвучала не радость жизненных побед, а горечь бесконечных разочарований. --
Уж не хотите ли вы отбить меня у Кламма? О господи!" И она всплеснула
руками. "Вы меня разгадали, -- сказал К., словно ему наскучило вечное
недоверие, -- именно таков был мой тайный замысел. Вы должны бросить Кламма
и стать моей любовницей. Что ж, теперь я могу уйти. Ольга! -- крикнул К. --
Идем домой!" Ольга послушно скользнула на пол с бочонка, но ее тут же
окружили приятели и не отпускали. Вдруг Фрида сказала тихо, угрожающе
посмотрев на К.: "Когда же я могу с вами поговорить?" "А мне можно тут
переночевать?" -- спросил К. "Да", -- сказала Фрида. "Значит, можно
остаться?" -- "Выйдите с Ольгой, чтобы я могла убрать этих людей. Потом
можете вернуться". "Хорошо", -- сказал К., в нетерпении поджидая Ольгу. Но
крестьяне не выпускали ее, они затеяли пляску, окружив Ольгу кольцом; под
выкрики, по очереди выскакивая из круга, крепко обнимали ее за талию и
несколько раз кружили на месте; хоровод несся все быстрее, крики, жадные,
хриплые, сливались в один. Сначала Ольга со смехом пыталась прорваться
сквозь круг, но теперь, с растрепанными волосами, только перелетала из рук в
руки. "Вот каких людей ко мне посылают!" -- сказала Фрида, сердито покусывая
тонкие губы. "А кто они такие?" -- спросил К. "Слуги Кламма, -- ответила
Фрида. -- Вечно он приводит их за собой, а я так расстраиваюсь. Сама не
знаю, о чем я сейчас с вами говорила, господин землемер, и если что не так
-- простите меня, и все из-за этих людей. Никого хуже, отвратительнее я не
знаю, и такому сброду я вынуждена подавать пиво. Сколько раз я просила
Кламма оставлять их дома, уж если мне приходится терпеть слуг всех других
господ, то хотя бы он мог бы меня уважать, но никакие просьбы не помогают,
за час до его прихода они врываются сюда, как скотина в хлев. Но сейчас я их
прогоню на конюшню -- там им и место. Если бы вас тут не было, я бы сейчас
же распахнула эти двери -- пусть Кламм сам их выгоняет". "А разве он ничего
не слышит?" -- спросил К. "Нет, -- сказала Фрида. -- Он спит". "Как? --
воскликнул К. -- Спит? Но когда я заглядывал в комнату, он сидел за столом и
вовсе не спал". "А он всегда так сидит, -- сказала Фрида. -- Когда вы на
него смотрели, он уже спал. Разве я иначе позволила бы вам туда заглядывать?
Он часто спит в таком положении, вообще эти господа много спят, даже
непонятно почему. Впрочем, если бы он столько не спал, как бы он мог
вытерпеть этих людишек? Теперь мне самой придется их выгонять". Она взяла
кнут из угла и одним прыжком, неуверенным, но высоким -- так прыгают
барашки, -- подскочила к плясавшим. Сначала они решили, что прибавилась еще
одна танцорка, и вправду было похоже, будто Фрида сейчас бросит кнут, но она
его сразу подняла вверх. "Именем Кламма! -- крикнула она. -- На конюшню! Все
-- на конюшню!" Тут они поняли, что с ними не шутят: в непонятном для К.
страхе отступили назад, под чьим-то толчком там открылись двери, повеяло
ночным воздухом, и все исчезли вместе с Фридой, которая, очевидно, загоняла
их через двор на конюшню.
Во внезапно наступившей тишине К. вдруг услышал шаги в прихожей. Ища
укрытия, К. метнулся за стойку -- единственное место, где можно было
спрятаться. Правда, ему не запрещалось находиться в буфете, но так как он
тут собирался переночевать, то не стоило попадаться кому-нибудь на глаза.
Поэтому, когда дверь действительно открылась, он нырнул под стойку. И хотя
там ему тоже грозила некоторая опасность быть замеченным, но все-таки можно
было довольно правдоподобно оправдаться тем, что он спрятался от
разбушевавшихся крестьян. Вошел хозяин. "Фрида!" -- крикнул он и стал ходить
взад и вперед по комнате.
К счастью, Фрида скоро вошла, ни словом не упомянув о К., пожаловалась
на слуг, а потом прошла за стойку, надеясь там найти К. Он дотронулся до ее
ноги и почувствовал себя в безопасности. Так как Фрида ничего о К. не
сказала, о нем заговорил хозяин. "А где же землемер?" -- спросил он. По всей
видимости, он вообще был человек вежливый, с хорошими манерами, благодаря
постоянному и сравнительно свободному общению с вышестоящими господами но с
Фридой он говорил особо почтительным тоном, и это бросалось в глаза, потому
что он продолжал оставаться работодателем, а она его служанкой, хотя, надо
сказать, весьма дерзкой служанкой. "Про землемера я совсем забыла, --
сказала Фрида и поставила свою маленькую ножку на грудь К. -- Наверно, он
давным-давно ушел". "Но я его не видел, -- сказал хозяин, -- хотя все время
стоял в передней". "А здесь его нет", -- холодно сказала Фрида. "Может быть,
он спрятался, -- сказал хозяин. -- Судя по его виду, от него можно ждать
чего угодно". "Ну, на это у него смелости не хватит", -- сказала Фрида и
крепче прижала К. ногой. Что-то в ней было веселое, вольное, чего К. раньше
и не заметил, и все это вспыхнуло еще неожиданней, когда она внезапно
проговорила со смехом: "А вдруг он спрятался тут, внизу? -- Наклонилась к
К., чмокнула его мимоходом и, вскочив, сказала с огорчением: -- Нет, тут его
нету". Но и хозяин удивил К., когда вдруг сказал: "Мне очень неприятно, что
я не знаю наверняка, ушел он или нет. И дело тут не только в господине
Кламме, дело в предписании. А предписание касается и вас, фройляйн Фрида,
так же, как и меня. За буфет отвечаете вы, остальные помещения я обыщу сам.
Спокойной ночи! Приятного сна". Не успел он уйти из комнаты, как Фрида уже
очутилась под стойкой, рядом с К. "Мой миленький! Сладкий мой!" -- зашептала
она, но даже не коснулась К.; словно обессилев от любви, она лежала на
спине, раскинув руки; видно, в этом состоянии счастливой влюбленности время
ей казалось бесконечным, и она скорее зашептала, чем запела какую-то
песенку. Вдруг она встрепенулась -- К. все еще лежал неподвижно, погруженный
в свои мысли, -- и стала по-ребячески теребить его: "Иди же, здесь внизу
можно задохнуться!" Они обнялись, маленькое тело горело в объятиях у К.; в
каком-то тумане, из которого К. все время безуспешно пытался выбраться, они
прокатились несколько шагов, глухо ударились о двери Кламма и затихли в
лужах пива и среди мусора на полу. И потекли часы, часы общего дыхания,
общего сердцебиения, часы, когда К. непрерывно ощущал, что он заблудился или
уже так далеко забрел на чужбину, как до него не забредал ни один человек,
-- на чужбину, где самый воздух состоял из других частиц, чем дома, где
можно было задохнуться от этой отчужденности, но ничего нельзя было сделать
с ее бессмысленными соблазнами -- только уходить в них все глубже, теряться
все больше. И потому, по крайней мере в первую минуту, не угрозой, а,
скорее, утешительным проблеском показался ему глубокий,
повелительно-равнодушный голос, позвавший Фриду из комнаты Кламма. "Фрида",
-- сказал К. ей на ухо, словно передавая зов. С механическим, уже как бы
врожденным послушанием Фрида хотела вскочить, но тут же опомнилась,
сообразив, где она находится, потянулась, тихо засмеялась и сказала: "Да
разве я к нему пойду, никогда я к нему больше не пойду!" К. хотел ее
отговорить, хотел заставить ее пойти к Кламму, стал даже собирать обрывки ее
блузки, но сказать ничего не мог -- слишком он был счастлив, держа Фриду в
объятиях, слишком счастлив и слишком перепуган, потому что ему казалось:
уйди от него Фрида -- и уйдет все, что у него есть. И, словно чувствуя
поддержку К., Фрида вдруг сжала кулак, постучала в дверь и крикнула: "А я с
землемером! А я с землемером!" Кламм, конечно, сразу замолчал. Но К. встал,
