К. доложил о себе, и с этого момента, говорилось в письме, он, как ему
известно, был принят.
Сняв одну из картинок со стены, К. повесил письмо на гвоздик; в этой
каморке ему жить, тут пусть и висит письмо.
Затем он спустился в зал. Варнава сидел с помощниками за столиком.
"Ага, вот ты где", -- сказал К. без всякого повода -- он просто обрадовался,
увидев Варнаву. Тот сразу вскочил. И все крестьяне тоже вскочили с мест при
входе К. и стеснились вокруг него, видно, у них уже вошло в привычку ходить
за ним по пятам. "Чего вам от меня нужно?" -- крикнул К. Они не рассердились
и медленно вернулись на свои места. Отходя, один из них сказал, как бы в
объяснение, мимоходом, с непонятной усмешкой, отразившейся и на других
лицах: "Того и гляди, услышишь какую-нибудь новость", -- и облизнулся, как
будто новость можно было съесть. К. воздержался от дружеского слова, ему
нравилось, что он внушал к себе уважение, но стоило ему сесть рядом с
Варнавой, как он почувствовал, что кто-то дышит ему в затылок: крестьянин
сказал, что пришел взять соль. Но К. так на него топнул, что тот убежал без
солонки. Было действительно нетрудно вывести К. из себя, стоило только
напустить на него этих крестьян, их упрямое участие казалось еще хуже, чем
замкнутость других, а кроме того, они были достаточно замкнуты: если бы К.
сел к их столу, они бы немедленно поднялись и ушли бы. Только присутствие
Варнавы мешало ему учинить скандал. Все же он угрожающе повернулся к ним, да
и все они повернулись к нему. Но когда он увидел, как они все сидят, каждый
на своем месте, не разговаривая друг с другом, без всякого видимого общения,
связанные только тем, что все они не спускали с него глаз, ему показалось,
что они преследуют его вовсе не из злого умысла; может быть, они и вправду
хотели от него чего-то добиться, только сказать не умели, а может быть, все
это было простым ребячеством, которое тут как будто всем было свойственно:
разве не ребячливо вел себя сам хозяин -- держа обеими руками стакан пива,
предназначенный одному из посетителей, он уставился на К. и не слышал оклика
хозяйки, высунувшейся из кухонного окошечка.
Уже спокойнее обратился К. к Варнаве. Он охотно удалил бы своих
помощников, но не мог найти предлог. Впрочем, они молча уткнули глаза в свое
пиво. "Насчет письма, -- сказал К. -- Я его прочел. Ты знаешь содержание?"
"Нет", -- сказал Варнава, и его взгляд говорил больше, чем его ответ. Может
быть, К. ошибочно видел в нем слишком много хорошего, как в крестьянах --
плохое, но ему было приятно его присутствие.
"Там и о тебе идет речь -- тебе придется время от времени передавать
сведения от меня начальству и обратно, потому я и решил, что ты знаешь
содержание письма". "Мне только поручили передать письмо, -- сказал Варнава,
-- и дождаться, пока его прочтут; если тебе понадобится, отнести устный или
письменный ответ". "Отлично, -- сказал К., -- в письменном ответе нужды нет,
передай господину начальнику -- кстати, как его звать? Подпись я не
разобрал". "Кламм", -- ответил Варнава. "Так вот, передай господину Кламму
мою благодарность за прием, а также за его исключительную любезность. Как
человек, еще ничем себя не зарекомендовавший, я особенно это ценю. Я готов
безоговорочно подчиниться его указаниям. Никаких особых желаний у меня нет".
Варнава выслушал все внимательно и попросил разрешения повторить поручение.
К. разрешил, Варнава все повторил слово в слово. Потом он встал и хотел
попрощаться.
К. все время всматривался в его лицо, а тут он посмотрел на него еще
пристальней. Ростом Варнава был не выше К., и все же казалось, что смотрел
он на него сверху, хотя и очень смиренно, -- немыслимо было представить
себе, чтобы этот человек хотел кого-нибудь унизить. Правда, он был только
посыльным, не знал даже содержания письма, порученного ему, но в его
взгляде, в улыбке, в походке крылась тоже какая-то весть, хоть он о ней и не
подозревал. И К. протянул ему руку, что его явно удивило -- он хотел
ограничиться простым поклоном.
И как только он вышел -- а прежде чем открыть двери, он еще на миг
прислонился плечом к косяку и обвел комнату взглядом, ни к кому в
отдельности не относившимся, -- К. сказал помощникам: "Сейчас принесу из
комнаты свои записи, и обсудим план работы". Они хотели было пойти с ним, но
К. сказал им: "Останьтесь". А когда они все же собрались идти за ним, он
повторил приказ еще строже. В прихожей Варнавы уже не было. А ведь он только
что вышел. Но и перед домом -- снова пошел снег -- К. его не увидел. Он
крикнул: "Варнава!" Никакого ответа. Может быть, он еще в доме? Это казалось
единственной возможностью. Но все-таки К. изо всех сил окликнул его по
имени. Имя громом прокатилось в темноте. И уже издалека послышался слабый
отклик -- так далеко ушел Варнава. К. снова позвал его к себе и сам пошел
ему навстречу; когда они встретились, постоялый двор уже не был виден.
"Варнава, -- сказал К. и не мог сдержать дрожь в голосе. -- Я хотел
тебе еще кое-что сказать. По-моему, очень неудачно придумано, что моя связь
с Замком зависит только от твоих случайных приходов. И если бы я сейчас тебя
не догнал -- а ты просто летаешь, я думал, что ты еще в доме, -- то кто его
знает, сколько мне пришлось бы ждать, пока ты снова появишься". "Но ведь ты
можешь попросить начальника, чтобы я приходил в определенное время, когда ты
назначишь", -- сказал Варнава. "И этого недостаточно, -- сказал К. -- Может
быть, мне целый год нечего будет передать, а потом вдруг через четверть часа
после твоего ухода возникнет что-нибудь неотложное". "Так что же, -- сказал
Варнава, -- доложить начальнику, чтобы он наладил с тобой другую связь, не
через меня?" "Нет-нет, -- сказал К., -- вовсе нет, это я так, мимоходом,
ведь сейчас, к счастью, я тебя догнал". "Не вернуться ли нам на постоялый
двор, -- сказал Варнава, -- чтобы ты мне там дал новое поручение?" И он уже
шагнул обратно ко двору. "Не стоит, Варнава, -- сказал К., -- лучше я
провожу тебя немного". "Почему ты не хочешь вернуться туда?" -- спросил
Варнава. "Мне там народ мешает, -- сказал К. -- Ты сам видел, какие они
назойливые, эти крестьяне". "Можно пройти к тебе в комнату", -- сказал
Варнава. "Да это каморка для прислуги, -- сказал К., -- там грязно, душно,
для того я и пошел за тобой, чтобы там не сидеть. Только разреши мне, --
продолжал К., стараясь побороть смущение, -- разреши взять тебя под руку, ты
идешь уверенней". И К. взял его под руку. Было совсем темно, его лица К. не
видел, вся его фигура неясно вырисовывалась в темноте, но К. постарался
ощупью найти его руку.
Варнава не противился, и они пошли прочь от постоялого двора. Правда,
К. чувствовал, что, несмотря на величайшие усилия, он не мог идти в ногу с
Варнавой и задерживал его и что в обычной обстановке это незначительное
обстоятельство могло бы все погубить, особенно если бы они попали в те
проулки, где днем плутал в снегу К. и откуда теперь Варнаве пришлось бы
выносить его на руках. Но К. старался не думать об этом, утешенный, кстати,
и тем, что Варнава молчал, а раз они не разговаривали, значит, и для Варнавы
оставалась только одна цель -- идти вместе вперед.
Так они шли, но куда именно -- К, не понимал: он ничего не мог узнать.
Он даже не знал, прошли они церковь или нет. Приходилось затрачивать столько
усилий на ходьбу, что своими мыслями он уже не владел. Вместо того чтобы
сосредоточиться на одном, мысли путались в голове. Непрестанно всплывали
родные места, воспоминания переполняли его. И там на главной площади тоже
стояла церковь, к ней с одной стороны примыкало кладбище, окруженное высокой
оградой. Мало кто из мальчишек побывал на этой ограде, и К. еще не удалось
туда забраться. Не любопытство гнало туда ребят -- никакой тайны для них на
кладбище не было. Не раз они туда заходили сквозь решетчатую дверцу, но им
очень хотелось одолеть высокую гладкую ограду. И однажды днем -- затихшая
пустая площадь была залита солнцем, К. никогда ни раньше, ни позже не видел
ее такой -- ему неожиданно повезло: в том месте, где он так часто срывался,
он с первой попытки залез наверх, держа в зубах флажок. Еще не осыпались
камушки из-под ног, а он уже сидел наверху. Он воткнул флажок, ветер натянул
материю, он поглядел вниз, и вокруг, и даже через плечо, на ушедшие в землю
кресты, и не было на свете никого храбрее, чем он.
Случайно проходивший мимо учитель сердитым взглядом согнал К. с ограды.
Соскакивая вниз, К. повредил себе колено, с трудом доковылял до дому, но на
ограду он все-таки взобрался. Ощущение этой победы, как ему тогда казалось,
будет всю жизнь служить ему поддержкой, и это было не так глупо: даже
сейчас, через много лет, в снежную ночь, об руку с Варнавой, пришло оно на
память.
Он крепче оперся на Варнаву -- тот почти тащил его, оба не прерывали
молчания. О пройденном пути К. мог судить только по состоянию дороги; ни в
какие переулки они не сворачивали. Он решил про себя, что любые трудности,
даже страх обратного пути, не заставят его остановиться. Пусть его хоть
волоком тащат -- у него хватит сил выдержать и это. Неужели дороге нет
конца? Днем Замок казался ему легко доступной целью, а посыльный, наверно,
знает самый короткий путь туда.
Вдруг Варнава остановился. Где они? Разве дальше ходу нет? Может быть,
Варнава хочет распрощаться с К.? Нет, это ему не удастся. К. так крепко
вцепился в руку Варнавы, что ему самому стало больно. Или, может быть,
случилось самое невероятное, и они уже пришли в Замок или стоят у его ворот!
Но насколько К. понимал, они совсем не подымались в гору. Или Варнава провел
его по другой, пологой дороге? "Где мы?" -- спросил К. больше про себя, чем
вслух. "Дома", -- сказал Варнава так же тихо. "Дома?" -- "Смотри не
поскользнись, сударь, тут спуск". -- "Спуск?" "Тут всего два-три шага", --
добавил Варнава и уже стучал в дверь.
Им открыла девушка, и они очутились на пороге большой комнаты, почти в
темноте -- только над столом, слева в углу, висела крошечная керосиновая
лампочка. "Кто это с тобой, Варнава?" -- спросила девушка. "Землемер", --
ответил тот. "Землемер", -- громче повторила девушка, обращаясь к сидевшим
за столом. Оттуда поднялись двое стариков -- мужчина и женщина -- и еще одна
девушка. Они поздоровались с К. Варнава представил ему всех -- это были его
родители и его сестры, Ольга и Амалия. К. едва взглянул в их сторону. С него
сняли мокрое пальто и повесили сушить у печки; К. не сопротивлялся.
Значит, они вовсе не к цели пришли, просто Варнава вернулся к себе
домой. Но зачем они зашли к нему? К. отвел Варнаву в сторону и спросил:
"Зачем ты пришел домой? Или вы живете в пределах Замка?" "В пределах Замка",
-- повторил Варнава, словно не понимая, что говорит К. "Варнава, -- сказал
К. -- ты же хотел из постоялого двора идти прямо в Замок". "Нет, сударь, --
сказал Варнава, -- я хотел идти домой, я только утром хожу в Замок, я там
никогда не ночую". "Вот оно что, -- сказал К., -- значит, ты не собирался
идти в Замок, ты шел сюда?" Улыбка Варнавы показалась ему бледнее, сам он --
незначительней. "Почему же ты меня не предупредил?" "Да ты меня и не
спрашивал, -- сказал Варнава, -- ты только хотел дать мне еще поручение, но
не в общей комнате и не в своей каморке, вот я и подумал, что тут, у моих
родителей, тебе никто не помешает передать мне все что надо. Сейчас они все
выйдут, если ты прикажешь, а если тебе у нас больше нравится, ты и
переночевать можешь тут. Разве я что-нибудь сделал не так?" К. ничего
ответить не мог. Значит, все это обман, подлый, низкий обман, а К. так ему
