поручается подготовить все необходимые для его работы планы и чертежи.
Конечно, это распоряжение не могло вас касаться, это было много лет тому
назад, да я сам и не вспомнил бы о нем, не будь я болен -- а когда лежишь в
постели, времени много, тут всякая чепуха в голову лезет... Мицци! --
перебивая себя, позвал он жену, которая в непонятной суете шмыгала по
комнате. -- Посмотри, пожалуйста, в том шкафу, может, найдешь распоряжение.
-- И, обращаясь к К., он объяснил: -- Я тогда только начинал служить и
сохранял каждую бумажку". Жена тут же открыла шкаф. К. и староста взглянули
туда. В шкафу было полно бумаг. При открывании оттуда вывалились две
огромные кипы документов, перевязанных веревкой, как обычно перевязывают
пучки хвороста, и женщина испуганно отскочила. "Да они же внизу, посмотри
внизу", -- распорядился староста с постели. Обхватывая кипы обеими руками,
жена стала послушно выбрасывать их из шкафа, чтобы добраться до нужных
документов. Уже полкомнаты было завалено бумагами. "Да, -- сказал староста,
качая головой, -- огромная работа проделана, тут только самая малость,
главное спрятано у меня в амбаре, впрочем, большая часть бумаг давно
затерялась. Разве возможно все сохранить! Но в амбаре всего еще много. Ну
как, нашла распоряжение? -- спросил он у жены. -- Ты поищи папку, на которой
слово "землемер" подчеркнуто синим карандашом". "Темно тут, -- сказала жена.
-- Пойду принесу свечку". И, топча бумаги, она вышла из комнаты. "Жена мне
большое подспорье во всей этой канцелярщине, -- сказал староста, -- работа
трудная, а делать ее приходится только походя. Правда, для писания у меня
еще есть помощник, наш учитель, но все равно справиться трудно, вон сколько
нерешенных дел, я их складываю в тот ящик, -- и он показал на второй шкаф,
-- а уж теперь, когда я болен, нас просто завалило". И он утомленно, хотя и
гордо, откинулся на подушки. "Может быть, я могу помочь вашей жене искать?"
-- спросил К., когда та вернулась со свечой и, встав на колени, начала
искать документ. Староста с улыбкой покачал головой: "Я вам уже сказал, что
служебных тайн у меня от вас нету, но допустить вас самих рыться в бумагах я
все же не могу". В комнате наступила тишина, слышен был только шорох бумаг,
староста даже немного задремал. Негромкий стук в дверь заставил К.
обернуться. Конечно, это пришли его помощники. Видно, что их уже немного
удалось воспитать, они не ворвались в комнату и только прошептали в
приотворенную дверь: "Мы совсем на улице замерзли". "Кто там?" -- вздрогнул
староста. "Да это мои помощники, -- сказал К., -- не знаю, где бы им
подождать меня, на улице слишком холодно, а тут они будут в тягость". "Мне
они не помешают, -- любезно сказал староста. -- Впустите их сюда. Ведь я их
знаю. Старые знакомые". "Они мне в тягость", -- откровенно сказал К. и,
переводя взгляд с помощников на старосту, а потом снова на помощников,
увидел, что все трое улыбаются совершенно одинаковой улыбкой. "Ладно, раз вы
уже тут, -- сказал он, словно решившись, -- оставайтесь и помогите-ка
супруге старосты отыскать документ, на котором синим карандашом подчеркнуто
слово ``землемер''". Староста не возражал. Значит, то, что не разрешалось
К., разрешалось его помощникам, и они сразу набросились на бумаги, но больше
расшвыривали документы, чем искали, и, пока один по буквам разбирал надпись,
второй уже выхватывал папку у него из рук. А жена старосты только стояла на
коленях перед пустым ящиком, она как будто совсем перестала искать, во
всяком случае свеча была от нее очень далеко.
"Да, помощники, -- сказал староста, самодовольно улыбаясь, как будто
все делается по его распоряжению, только никто об этом даже не подозревает.
-- Значит, они вам в тягость, но ведь это ваши собственные помощники".
"Вовсе нет, -- холодно сказал К. -- Они тут ко мне приблудились". "То есть
как это "приблудились"? -- сказал староста. -- Вы хотите сказать, они к вам
были прикреплены?" "Ладно, пускай прикреплены, -- сказал К., -- но только с
таким же успехом они могли свалиться с неба, настолько необдуманно их ко мне
прикрепили". "Необдуманно у нас ничего не делается", -- сказал староста и,
позабыв о больной ноге, сел и выпрямился. "Ничего? -- сказал К. -- А как же
мой вызов?" "И ваш вызов был, наверно, обдуман, -- сказал староста, --
только всякие побочные обстоятельства запутали дело, я вам это докажу с
документами в руках". "Да эти документы никогда не найдутся!" -- сказал К.
"Как не найдутся? -- крикнул староста. -- Мицци, пожалуйста, ищи поскорей!
Впрочем, я могу рассказать вам всю историю и без бумаг. На распоряжение, о
котором я вам говорил, мы с благодарностью ответили, что никакой землемер
нам не нужен. Но этот ответ, как видно, вернулся не в тот же отдел --
назовем его отдел А, а по ошибке попал в отдел Б. Отдел А, значит, остался
без ответа, да и отдел Б, к сожалению, получил не весь наш ответ целиком: то
ли бумаги из пакета остались у нас, то ли потерялись по дороге -- но во
всяком случае не у них в отделе, за это я ручаюсь, -- словом, и в отдел Б
попала только обложка. На ней было отмечено, что в прилагаемом документе --
к сожалению, там его не было -- речь идет о назначении землемера. Тем
временем отдел А ждал нашего ответа, и хотя у них была заметка по этому
вопросу, но, как это часто случается при самом точном ведении дел -- вещь
вполне понятная и даже неизбежная, -- их референт положился на то, что мы им
ответим, и тогда он либо вызовет землемера, либо, если возникнет
необходимость, напишет нам снова. Поэтому он пренебрег всеми
предварительными записями и позабыл об этом деле. Однако пакет без
документов попал в отдел Б к референту, который славился своей
добросовестностью, -- его зовут Сордини, он итальянец, и даже мне, человеку
посвященному, непонятно, почему он, с его способностями, до сих пор занимает
такое незначительное место. Но прошло уже несколько месяцев, если не лет, с
тех пор как отдел А впервые написал нам, и это понятно: ведь если бумага,
как полагается, идет правильным путем, то она попадает в свой отдел самое
позднее через день и в тот же день ей дается ход; но ежели она как-то пойдет
не тем путем -- а при такой отличной постановке дела, как в нашей
организации, нужно чуть ли не нарочно искать не тот путь, -- ну тогда,
тогда, конечно, все идет очень долго. И когда мы получили запрос от Сордини,
мы лишь смутно помнили, в чем дело, работали мы тогда только вдвоем с Мицци,
учителя мне еще в помощники не назначали, копии мы хранили исключительно в
самых важных случаях, -- словом, мы могли дать только очень неопределенный
ответ, что о таком предписании мы ничего не знаем и нужды в землемере не
испытываем".
"Однако, -- прервал себя староста, словно, увлекшись рассказом, он уже
зашел слишком далеко или это вот-вот произойдет, -- вам не скучно слушать
эту историю?"
"Нет, -- сказал К., -- мне очень занятно".
Староста сразу возразил: "Я вам не для занятности рассказываю".
"Мне только потому занятно, -- объяснил К., -- что я смог заглянуть в
эту дурацкую путаницу, от которой, при некоторых условиях, зависит жизнь
человека".
"Никуда вы еще не заглянули, -- сказал староста, -- и я могу вам
рассказать, что было дальше. Конечно, наш ответ не удовлетворил такого
человека, как Сордини. Я перед ним преклоняюсь, хотя он меня и замучил. Дело
в том, что он никому не доверяет: даже если он, к примеру, тысячу раз мог
убедиться, что человек заслуживает полнейшего доверия, он в тысячу первый
раз опять отнесется к нему с таким недоверием, будто совсем его не знает,
вернее, точно знает, что перед ним прохвост. Я-то считаю это правильным,
чиновник так и должен себя вести; к сожалению, я сам, по своему характеру,
не могу следовать его примеру. Сами видите, как я вам, чужому человеку, все
выкладываю, но иначе не могу. А у Сордини по поводу нашего ответа сразу
возникли подозрения. И началась долгая переписка. Сордини запросил, почему
это мне вдруг пришло в голову сообщить, что не надо вызывать землемера. Я
ему ответил -- и тут мне помогла отличная память Мицци, -- что первой
подняла этот вопрос канцелярия (то, что мы получили тогда запрос из другого
отдела, мы, конечно, совсем забыли) ; тогда Сордини поставил вопрос: почему
я только сейчас упомянул о том первом запросе из канцелярии? А я ему: потому
что только сейчас о нем вспомнил; Сордини: это чрезвычайно странно; а я:
вовсе это не странно в таком затянувшемся деле; Сордини: все же это странно,
потому что запрос, о котором я упоминаю, вообще не существует; я: конечно,
не существует, потому что документ утерян; Сордини: но должна же
существовать какая-то отметка о том, что такой запрос был послан, а ее нигде
нет. И тут я опешил, потому что я не осмеливался ни утверждать, ни даже
предполагать, что в отделе Сордини произошла ошибка. Может быть, вы,
господин землемер, мысленно упрекаете Сордини за то, что он мог бы из
внимания к моим утверждениям хотя бы справиться в других отделах об этом
запросе. Но как раз это было бы неправильно, и я не хочу, чтобы вы, хотя бы
мысленно, очернили имя этого человека. Вся работа главной канцелярии
построена так, что возможность ошибок вообще исключена. Этот порядок
обеспечивается превосходной организацией службы в целом, и он необходим для
наибольшей скорости исполнения. Поэтому Сордини не мог наводить справки в
других отделах; впрочем, они не стали бы ему отвечать, потому что там сразу
поняли бы, что дело идет о поисках возможной ошибки".
"Разрешите, господин староста, перебить вас вопросом, -- сказал К., --
кажется, вы раньше упомянули о каком-то отделе контроля? Хозяйство тут, как
видно, такое, что при одной только мысли, что контроль отсутствует, человеку
становится жутко".
"Вы очень строги, -- сказал староста, -- но будь вы в тысячу раз
строже, и то вам не сравняться с той строгостью, с какой само управление
относится к себе. Только совсем чужой человек может задать такой вопрос.
Существует ли отдел контроля? Да, тут повсюду одни отделы контроля. Правда,
они не для того предназначены, чтобы обнаруживать ошибки в грубом смысле
этого слова, потому что ошибок тут не бывает, а если и бывает, как в вашем
случае, то кто может окончательно сказать, что это -- ошибка?"
"Ну, это что-то совсем новое!" -- воскликнул К.
"А для меня совсем старое! -- сказал староста. -- Я не меньше, чем вы,
убежден, что произошла ошибка, и Сордини из-за этого заболел от отчаяния, и
первые контрольные инстанции, которым мы обязаны тем, что они обнаружили
источник ошибки, тоже признали, что ошибка есть. Но кто может ручаться, что
и вторая контрольная инстанция будет судить так же, а за ней третья и все
последующие?"
"Все возможно, -- сказал К., -- в эти рассуждения мне лучше не
вдаваться, да и, кстати, о контрольных отделах я слышу впервые и, конечно,
понять их еще не могу. Но, по-моему, тут надо разграничить две стороны дела:
с одной стороны, то, что происходит внутри отделов и что они могут
официально толковать так или иначе, а с другой стороны, существует живой
человек -- я, который стоит вне всех этих служб и которому со стороны именно
этих служб угрожает решение настолько бессмысленное, что я еще никак не могу
всерьез поверить в эту угрозу. С первой стороной вопроса дело, очевидно, и
обстоит так, как вы, господин староста, сейчас изложили с поразительным и
необычайным знанием дела, но теперь я хотел бы услышать хоть слово о себе".
