вскользь, вы, как человек образованный, сами это знаете. В связи с этим
должен еще заметить, что мы вынуждены настаивать, чтобы ваши отношения с
фройляйн Фридой были как можно скорее узаконены. Эти пункты и еще некоторые
мелочи мы запишем в договоре, который вы должны будете подписать при
переезде в школьное помещение". Все это показалось К. настолько
незначительным, словно он не имел к этому никакого отношения и это его не
связывало, но важничанье учителя его раздражало, и он небрежно сказал: "Да,
это обычные условия". Чтобы замять его слова, Фрида спросила о жалованье.
"Вопрос оплаты будет решен только после месячного испытательного срока", --
сказал учитель. "Но ведь для нас это большое затруднение, -- сказала Фрида,
-- значит, нам надо пожениться без гроша, заводить хозяйство из ничего.
Неужели, господин учитель, нам нельзя обратиться с просьбой в совет общины,
чтобы нам сразу назначили хоть небольшое жалованье? Как вы посоветуете?"
"Нет, -- сказал учитель, по-прежнему обращаясь к К. -- Такие просьбы
удовлетворяются только по моему ходатайству, а я этого не сделаю. Место вам
предоставлено как личное одолжение, а если сознаешь свою ответственность
перед общиной, то без конца делать одолжения нельзя". Но тут К., хоть и
против воли, решил вмешаться. "Что касается одолжения, господин учитель, --
сказал он, -- так, по-моему, вы ошибаетесь. Скорее я вам делаю одолжение,
чем вы мне!" "Нет, -- сказал учитель и улыбнулся: наконец-то он заставил К.
заговорить! -- Тут у меня есть точные сведения. Школьный сторож нам нужен не
больше, чем землемер. Что землемер, что сторож -- одна обуза нам на шею. Мне
еще придется поломать голову, как оправдать расходы перед общиной. Лучше и
естественней всего было бы просто положить заявление на стол. никак его не
обосновывая". -- "Я и хотел сказать, что вам приходится принимать меня
против воли. Хотя для вас это тяжкая забота, все равно вы должны меня
принять. А если кого-то вынуждают принять человека, а этот человек дает себя
принять, значит, он и делает одолжение". "Странно, -- сказал учитель, -- что
же может нас заставить принять вас? Только доброе, слишком доброе сердце
нашего старосты заставляет нас пойти на это. Да, вижу, что вам, господин
землемер, придется расстаться со множеством всяких фантазий, прежде чем
стать мало-мальски сносным сторожем. И уж конечно, такие высказывания мало
способствуют тому, чтобы вам назначили жалованье в скором времени. К
сожалению, я замечаю, что ваше поведение доставит мне немало хлопот: вот и
сейчас вы со мной беседуете -- я смотрю и глазам не верю -- в рубахе и
кальсонах!" "Да, да! -- воскликнул К. со смехом и хлопнул в ладоши. -- Ах,
эти скверные помощники, куда же они запропастились?" Фрида побежала к
дверям; учитель, увидев, что К. с ним больше разговаривать не склонен,
спросил Фриду, когда они переберутся в школу. "Сегодня же", -- ответила
Фрида. "Утром проверю", -- сказал учитель, махнул на прощанье рукой и уже
хотел выйти в дверь, которую отворила Фрида, но столкнулся со служанками --
те уже пришли с вещами, чтобы снова занять свою комнату. Пришлось ему
протиснуться между ними -- дороги они никому не уступили, -- и Фрида тоже
проскользнула мимо них. "Однако вы поторопились, -- сказал К. служанкам, на
этот раз вполне благожелательно. -- Мы еще тут, а вы уже явились?" Они
ничего не ответили и только растерянно теребили свои узелки, из которых
выглядывали все те же грязные лохмотья. "Видно, вы никогда свои вещи не
стирали!" -- сказал К. без всякой злобы, скорее даже приветливо. Они это
заметили, и обе сразу разинули грубые рты и беззвучно засмеялись, показывая
красивые, крепкие, звериные зубы. "Ну, заходите, -- сказал К., --
устраивайтесь, это же ваша комната". И так как они все еще не решались войти
-- видно, комната им показалась совсем не похожей на прежнюю. -- К. взял
одну из них за руку, чтобы провести ее вперед. Но он тут же выпустил руку --
с таким изумлением обе посмотрели на него и, переглянувшись между собой, уже
не спускали с него глаз. "Хватит, чего вы на меня уставились!" -- сказал К.,
преодолевая какое-то неприятное ощущение, и. взяв одежду и башмаки у Фриды,
за которой робко вошли и оба помощника, стал одеваться. Он и раньше и теперь
не понимал, почему Фрида так терпима к его помощникам. Ведь. вместо того
чтобы чистить платье во дворе, они мирно обедали внизу, где их после долгих
поисков и нашла Фрида; нечищеные вещи К. лежали у них комком на коленях, и
ей пришлось самой все чистить; несмотря на это, она, умевшая так здорово
справляться с мужичьем в трактире, даже не бранила помощников, и
рассказывала об их вопиющей небрежности как о маленькой шутке, и даже слегка
похлопывала одного из них по щеке. К. решил потом сделать ей за это
замечание. "Помощники пусть останутся, -- сказал К., -- и помогут тебе
перебраться". Но те, конечно, были против этого: наевшись досыта и
повеселев, они с удовольствием размяли бы ноги. Только после слов Фриды:
"Нет, оставайтесь тут!" -- они подчинились. "А ты знаешь, куда я иду?" --
спросил К. "Да", -- ответила Фрида. "И ты меня больше не удерживаешь?" --
спросил К. "Ты встретишь столько препятствий, -- сказала Фрида, -- разве тут
помогут мои слова?" Она поцеловала К. на прощанье и, так как он не обедал,
дала ему с собой пакетик с хлебом и колбасой, напомнила, чтобы он
возвращался уже не сюда, а прямо в школу, и, положив ему руку на плечо,
проводила до дверей.
--------
8. В ожидании Кламма
Сначала К. был рад, что ушел из душной комнаты, от толкотни и шума,
поднятого служанками и помощниками. Немного подморозило, снег затвердел,
идти стало легче. Но уже начало темнеть, и он ускорил шаги.
Замок стоял в молчании, как всегда; его контуры уже таяли; еще ни разу
К. не видел там ни малейшего признака жизни; может быть, и нельзя было
ничего разглядеть из такой дали, и все же он жаждал что-то увидеть,
невыносима была эта тишина. Когда К. смотрел на Замок, ему иногда казалось,
будто он наблюдает за кем-то, а тот сидит спокойно, глядя перед собой, и не
то чтобы он настолько ушел в свои мысли, что отключился от всего, -- вернее,
он чувствовал себя свободным и безмятежным, словно остался один на свете и
никто за ним не наблюдает, и хотя он и замечает, что за ним все-таки
наблюдают, но это ни в малейшей степени не нарушает его покоя; и
действительно, было ли это причиной или следствием, но взгляд наблюдателя
никак не мог задержаться на Замке и соскальзывал вниз. И сегодня, в ранних
сумерках, это впечатление усиливалось: чем пристальнее К. всматривался туда,
тем меньше видел и тем глубже все тонуло в темноте.
Только К. подошел к еще не освещенной гостинице, как в первом этаже
открылось окно, и молодой, толстый, гладко выбритый господин в меховой шубе
высунулся из окна. На поклон К. он не ответил даже легким кивком головы. Ни
в прихожей, ни в пивном зале К. никого не встретил, запах застоявшегося пива
стал еще противнее, чем раньше; конечно, на постоялом дворе "У моста" этого
бы не допустили. К. сразу подошел к двери, через которую он в прошлый раз
смотрел на Кламма, осторожно нажал на ручку, но дверь была заперта, он
попытался на ощупь отыскать глазок, но заслонка, очевидно, была так хорошо
пригнана, что на ощупь ее найти было нельзя, поэтому К. чиркнул спичкой. Его
испугал вскрик. В углу, между дверью и стойкой, у самой печки, прикорнула
молоденькая девушка, которая при вспышке спички сонно уставилась на него, с
трудом открывая глаза. Очевидно, это была преемница Фриды. Но она скоро
опомнилась, зажгла электричество, лицо у нее все еще было сердитое, однако
тут она узнала К. "А, господин землемер! -- сказала она с улыбкой, подала
ему руку и представилась: -- Меня зовут Пепи". Это была маленькая
краснощекая цветущая девица, ее густые, рыжевато-белокурые волосы были
заплетены в толстую косу и курчавились на лбу, на ней было какое-то очень
неподходящее для нее длинное гладкое платье из серой блестящей материи,
внизу оно было по-детски неумело стянуто шелковым шнуром с бантом,
стеснявшим ее движения. Она спросила о Фриде, скоро ли та вернется. Вопрос
этот звучал довольно ехидно. "Сразу после ухода Фриды. -- добавила она, --
меня вызвали сюда -- нельзя же было звать кого попало! -- а я до сих пор
служила горничной, и вряд ли я удачно сменила место. Работа тут вечерняя,
даже ночная, это очень утомительно, мне не вынести, не удивляюсь, что Фрида
ее бросила". "Фрида была тут очень довольна всем, -- сказал К., чтобы
наконец Пепи поняла разницу между собой и Фридой, -- она, как видно, об этом
не думала". "Вы ей не верьте, -- сказала Пепи. -- Фрида умеет держать себя в
руках, как никто. Чего она сказать не хочет, того не скажет, и никто не
заметит, что ей есть в чем признаться. Сколько лет мы тут с ней служим
вместе, всегда спали в одной постели, но дружить со мной она так и не стала;
наверно, сейчас она обо мне и вовсе позабыла. Наверно, ее единственная
подруга -- старая хозяйка двора "У моста", и это тоже что-то значит". "Фрида
-- моя невеста", -- сказал К., тайком пытаясь нащупать глазок в двери.
"Знаю, -- сказала Пепи, -- поэтому и рассказываю. Иначе для вас это никакого
значения не имело бы". "Понимаю, -- сказал К. -- Вы полагаете, мне можно
гордиться, что завоевал такую скрытную девушку". "Да", -- сказала Пепи и
радостно засмеялась, как будто теперь у нее с К. состоялось какое-то тайное
соглашение насчет Фриды.
Но, собственно говоря. К. занимали не ее слова, несколько отвлекавшие
его от поисков глазка, а ее присутствие, ее появление тут, на том же самом
месте. Конечно, она была гораздо моложе Фриды, почти ребенок, и платье у нее
было смешное, наверно, она и оделась так потому, что в своем представлении
преувеличивала важность обязанностей буфетчицы. И по-своему она была права,
потому что это совсем для нее неподходящее место досталось ей случайно и
незаслуженно, да и к тому же временно, -- ей даже не доверили тот кожаный
кошелек, который всегда висел на поясе у Фриды. А ее притворное недовольство
своей должностью было явно показным. И все же и у этого несмышленыша,
наверно, были какие-то связи с Замком; ведь она, если только это не ложь,
была раньше горничной; сама не понимая своей выгоды, она теряла тут день за
днем, как во сне; и хотя, обняв это полненькое, чуть сутулое тельце, К.
никаких преимуществ не получил бы. но как-то соприкоснулся бы с этим миром,
что поддержало бы его на трудном пути. Тогда, может быть, все будет так, как
с Фридой? О нет, тут все было по-другому. Стоило только подумать о взгляде
Фриды, чтобы это понять. Никогда К. не дотронулся бы до Пепи. Но все же ему
пришлось на минуту закрыть глаза, с такой жадностью он уставился на нее.
"Свет зажигать нельзя, -- сказала Пепи и повернула выключатель, -- я
зажгла только потому, что вы меня страшно напугали. А что вам тут нужно?
Фрида что-нибудь забыла?" "Да, -- сказал К. и показал на дверь, -- там, в
комнате, она забыла скатерку, вязаную, белую". "Ага, свою скатерку, --
сказала Пепи, -- помню-помню, красивая работа, я ей помогала вязать, но
только вряд ли она может оказаться там, в комнате". "А Фрида сказала, что
может. Кто там живет?" -- спросил К. "Никто, -- ответила Пепи, -- это
господская столовая, там господа едят и пьют, вернее, комнату отвели для
этого, но почти все господа предпочитают сидеть наверху, в своих номерах".
"Если бы я наверно знал, что в той комнате никого нет, я бы туда зашел и сам
