хорошее и злое и так далее, и тому подобное. Поэтому, собственно говоря,
наше восприятие жизней двумерно. Ни одно из них не имеет глубины того, что
мы сами воспринимаем как делание.
Я возразил, что он смешивает уровни. Я сказал ему, что могу принять
его определение восприятия как возможность живых существ воспринимать
своими чувствами поля энергии, отобранные их точками сборки - весьма
притянутое за уши определение по моим академическим стандартам, но оно на
данный момент казалось убедительным. Однако я не мог представить себе, что
может быть глубина того, что мы делаем. Я попытался выяснить, что, может
быть, он говорит об интерпретациях-разработках наших базовых восприятий.
- Маг воспринимает свои действия с глубиной, - сказал он. - его
действия для него трехмерны. Они имеют третью точку соотношения.
- Как может существовать третья точка соотношения? - спросил я с
оттенком раздражения.
- Наши точки соотношения первоначально получены из нашего чувства
восприятия, - сказал он. - наши чувства воспринимают и разграничивают то,
что близко к нам, от того, что далеко. Используя это основное различие, мы
извлекаем остальное.
- Для того, чтобы достигнуть третьей точки соотношения, мы должны
воспринимать два места одновременно.
Мое восприятие ввело меня в странное настроение - было так, словно я
прожил пережитое только несколько минут назад. И вдруг я осознал то, чего
совершенно не замечал раньше. Под контролем дон Хуана я дважды до этого
испытывал такое разделенное восприятие, но в тот момент я в первый раз
добился его самостоятельно.
Размышляя о своем воспоминании, я понял, что мое сенсорное
переживание оказалось более сложным, чем мне казалось сначала. В то время,
как я парил над кустами, я осознавал, без слов и даже без мыслей - что был
в двух местах или был "здесь и здесь", как называл это дон Хуан, превращая
мое восприятие в непосредственное и завершенное из обоих мест сразу. Но я
осознавал еще и то, что моему двойному восприятию не хватает полной
ясности нормального восприятия.
Дон Хуан объяснил, что нормальное восприятие было осью, "здесь и там"
являлись периметрами этой оси, и мы тяготеем к ясности "здесь". Он сказал,
что в нормальном восприятии только "здесь" воспринимается полно, мгновенно
и непосредственно. Его двойнику по соотношению, "там", не хватает
непосредственности. О нем делают выводы, заключения, его ожидают, иногда
допускают, но его никогда не понимают непосредственно чувствами. Когда мы
воспринимаем два места одновременно, полная ясность теряется, но
приобретается непосредственное восприятие "там".
- Но тогда, дон Хуан, я был прав, описывая мое восприятие как важную
часть моего переживания, - сказал я.
- Нет, ты не прав, - ответил он. - то, что ты пережил, было
существенно для тебя, так как оно открывало дорогу к безмолвному знанию,
но важной вещью был ягуар. Этот ягуар был действительно манифестацией
духа.
- Эта большая кошка пришла неизвестно откуда. И она наверняка хотела
прикончить нас, это я говорю точно. Ягуар был выражением магического. Без
него у тебя не было бы ни восторга, ни урока, ни понимания.
- Но он действительно был реальный ягуар? - спросил я.
- Можешь мне поверить, он был реальным!
Дон Хуан отметил, что для обычного человека эта большая кошка была бы
пугающей странностью. Обычному человеку трудно было бы объяснить в
разумных терминах, что делает в Чиуауа этот ягуар, так далеко от
тропических джунглей. Но маг, благодаря своему звену, связующему его с
"намерением", видел бы этого ягуара, как средство выражения
воспринимаемого - не странность, а источник благоговения.
Мне хотелось задать множество вопросов, но ответы приходили ко мне
еще до того, как я произносил вопросы. Некоторое время я следовал курсу
моих собственных вопросов и ответов, пока наконец не понял, что мое
безмолвное знание ответов не имеет значения - ответы надо было выразить в
словах, только тогда бы они приобрели какую-то ценность.
Я высказал первый вопрос, который пришел мне не ум. Я попросил дон
Хуана объяснить то, что, по-видимому, было противоречием. Он утверждал,
что только дух может передвинуть точку сборки. А потом он говорил, что мои
чувства, переработанные в "намерение", сдвинули мою точку сборки.
- Только маги могут превращать свои чувства в "намерение", - сказал
он. - "намерение" - это дух, поэтому дух двигает их точки сборки.
- Вводящая в заблуждение часть всего этого, - продолжал он. -
заключается в том, что я говорю только о магах, которые знают о духе и о
том, что "намерение" - единственные владения магов. Это не во всем истина,
поэтому считай ее ситуацией в сфере практичности. Реальным состоянием
является то, что маги более сознательны в своей связи с духом, чем обычные
люди, и то, что они стремятся манипулировать ею. Это все. Я уже говорил
тебе, что звено, связующее с "намерением", является универсальной чертой,
разделяемой всем, что здесь есть.
Два или три раза дон Хуан, кажется, хотел что-то добавить. Он
колебался, по-видимому, пытаясь подобрать слова. В конце концов он сказал,
что быть в двух местах одновременно
- Это веха магов, используемая для обозначения момента, когда точка
сборки достигает места безмолвного знания. Разделенное восприятие, если
оно достигалось своими собственными средствами, называлось свободным
движением точки сборки.
Он уверял меня, что каждый нагваль постоянно и изо всех сил поощряет
свободное движение точек сборки своих учеников. Это тотальное усилие было
загадочно названо "дотягиванием до третьей точки".
- Наиболее трудный аспект знания нагваля, - продолжал дон Хуан. - и,
конечно же, главная часть его задачи, заключается в этом дотягивании до
третьей точки - нагваль "намеренно" вызывает это свободное движение, и дух
предоставляет нагвалю средства его достижения. Я никогда ничего
"намеренно" не вызывал таким образом, пока не появился ты. Поэтому я
никогда полностью не понимал гигантских усилий моего бенефактора, который
"намеренно" вызывал его для меня.
- Трудность намеренного вызова нагвалем этого свободного движения у
своих учеников, - продолжал дон Хуан. - ничто по сравнению с затруднением
его учеников понять то, что делает нагваль. Посмотри на то, как ты
сопротивлялся! То же самое происходило и со мной. Большую часть времени я
твердо верил, что надувательство духа было просто надувательством нагваля
Хулиана.
- Позже я понял, что обязан ему моею жизнью и благополучием, -
продолжал дон Хуан. - теперь я знаю, что обязан ему бесконечно большим.
Поскольку я не могу описать, чем я действительно обязан ему, я предпочитаю
говорить, что он уговорил меня овладеть третьей точкой соотношений.
- Третья точка соотношений является свободой восприятия, это
"намерение", это дух, кувыркание мышления в чудесное, акт выхода за наши
границы и прикосновения к непостижимому.
ДВА ОДНОСТОРОННИХ МОСТА
Дон Хуан и я сидели за столом на его кухне. Было раннее утро. Мы
только что вернулись с гор, где провели ночь после того, как я вспомнил
мое переживание с ягуаром. Воспоминание моего разделенного восприятия
втянуло меня в состояние эйфории, которое для дон Хуана было обычным. Оно
вызвало во мне массу сенсорных переживаний, которые я теперь не могу
вспомнить. Моя эйфория, тем не менее, не убывала.
- Открытие возможности быть в двух местах одновременно действует на
ум очень возбуждающе, - сказал он. - поскольку наши умы - это наш
рационализм, а наш рационализм является нашим самоотражением, все, что
находится за пределами нашего самоотражения, либо ужасает нас, либо
привлекает нас, в зависимости от того, каким видом личности мы обладаем.
Он пристально посмотрел на меня, а потом улыбнулся, словно только что
обнаружил нечто новое.
- Или оно ужасает и притягивает нас в одинаковой мере, - сказал он. -
кажется, это случай нас обоих.
Я рассказал ему, что для меня не имеет значения, отталкивает или
притягивает меня мое переживание, вопрос состоял в том, что я был напуган
необъятностью возможности разделенного восприятия.
- Я не могу сказать, что не верю, будто я был в двух местах
одновременно, - сказал я. - я не могу отрицать свое переживание, и все же
мне кажется, что мой ум, сильно напуганный этим, отказался принять как
факт это переживание.
- И ты, и я относимся к тем людям, которые были одержимы вещами,
подобными этой, а затем забыли все о них, - заметил он и рассмеялся. - ты
и я похожи очень во многом.
Меня так и тянуло расхохотаться. Я знал, что он высмеивает меня.
Однако он проецировал такую искренность, что мне захотелось поверить в его
правдивость.
Я рассказал ему, что среди его учеников я один научился не принимать
его заявления о равенстве между нами слишком серьезно. Я сказал, что видел
его в действии, слушая, как он говорит каждому из своих учеников довольно
искренним тоном: - "ты и я просто дураки. Мы так похожи!" И я ужасался раз
за разом, понимая, что они верят ему.
- Ты не похож ни на одного из нас, дон Хуан, - сказал я. - ты -
зеркало, которое не отражает наши представления. Ты уже за пределами нашей
досягаемости.
- То, чему ты стал свидетелем, является результатом борьбы в течение
всей жизни, - сказал он. - ты просто увидел мага, который, наконец,
научился следовать замыслам духа, вот и все.
- Я уже описывал тебе во многих отношениях различные стадии воина,
идущего по пути знания, - продолжал он. - в терминах его связи с
"намерением", воин проходит через четыре этапа. Первый, когда он имеет
ржавое, ненадежное звено с "намерением". Второй, когда ему удается
очистить его. Третий, когда он обучается манипулировать им. И четвертый,
когда он обучается принимать замыслы абстрактного.
Дон Хуан утверждал, что его достижения не делают его другим по
сущности. Они лишь делают его более изобретательным, таким образом, не
очень-то он и шутит, говоря мне или другим своим ученикам, что он так
похож на нас.
- Я точно знаю, через что ты проходишь, - продолжал он. - когда я
смеюсь над тобой, на самом деле я смеюсь над воспоминанием о себе в твоей
шкуре. О, как я держался за мир повседневной жизни! Я цеплялся за него
всеми своими ногтями. Все вокруг меня говорило мне, что пора уходить от
этого, но я не мог. Как и ты, я слепо доверял своему уму, и я не видел
смысла в том, чтобы поступать иначе. Я ничем не отличался от обычных
людей.
- Моей проблемой тогда была твоя сегодняшняя проблема. Инерция
повседневного мира захватывала меня, и мне приходилось поступать так, как
поступают обычные люди. Я отчаянно цеплялся за свои непрочные рациональные
структуры. Не делай хоть ты этого.
- Я не цепляюсь ни за какие структуры, это они держат меня, - сказал
я, и это вызвало его смех.
Я сказал ему, что понимаю его полностью, но независимо от того, как
упорно бы я не пытался, мне не удается поступать так, как должен поступать
маг.
Он сказал, что мое шаткое положение в мире магов проистекает из-за
недостаточного знакомства с ним. В этом мире я связывал себя со всем
совершенно новым образом, который бесконечно более труден, поскольку он
имел очень мало общего с последовательностью моей повседневной жизни.
Он обрисовал характерную проблему магов, как двойную. Первая сторона
представляла собой невозможность восстановления разбитой вдребезги
последовательности, вторая - невозможность использования
