быть с ними.
Когда же давление его физической беспомощности показалось
невыносимым, его паралич прошел так же таинственно, как и возник. Однажды
он просто встал с постели и пошел на работу. Но его судьба не стала лучше.
Он с трудом сводил концы с концами.
Прошел еще один год. Ему по-прежнему не везло, единственное, в чем он
преуспел сверх своих ожиданий, оказалось полным пересмотром своей жизни. И
тогда он понял, почему он любит и не может оставить этих детей, он понял,
почему не должен оставаться с ними, он понял, почему не может предпочесть
один выбор другому.
Дон Хуан знал, что он зашел в тупик и что единственным действием,
которое бы соответствовало тому, чему он научился в доме нагваля, было
одно - умереть, как воин. Однажды ночью, после тяжелого дня передряг и
бессмысленного труда, он стал терпеливо ожидать прихода своей смерти.
Он был так уверен в своей кончине, что его жена и дети присоединились
к нему в знак солидарности - они тоже хотели умереть. Все четверо садились
в полнейшей неподвижности, ожидая смерть, и ночь за ночью пересматривали
свои жизни.
Дон Хуан убедил их теми же словами, которые использовал его
бенефактор.
- Не желай ее, - говорил его бенефактор. - просто жди, пока она не
придет. Не пытайся воображать, на что похожа смерть. Просто будь здесь,
пока она не затащит тебя в свой поток.
Тихо шло время, усиливая их ментально, на физическом же плане их
истощенные тела говорили о своей безнадежной борьбе.
Но однажды дон Хуан подумал, что его судьба начала изменяться. Он
нашел временную работу, с группой сельскохозяйственных рабочих был нанят
на уборочный сезон. Но дух имел другие планы на него. Через пару дней
после того, как он начал работу, кто-то украл его шляпу. И так как ему не
на что было купить себе новую, он работал без нее под палящим солнцем.
Защищаясь от солнца, он накрыл голову тряпкой и пучком соломы.
Рабочие, бывшие рядом с ним, начали смеяться и издеваться над ним. Он их
игнорировал. В сравнении с тем, что жизнь троих людей зависела от его
труда, то, как он выглядел, мало заботило его. Но люди на этом не
остановились. Они кричали и смеялись до тех пор, пока бригадир,
испугавшись, что рабочие взбунтуются, на всякий случай не решил уволить
дон Хуана.
Дикая ярость одолела чувство трезвости дон Хуана и его осторожность.
Он знал, что с ним поступают подло. Моральное право было на его стороне.
Он издал холодный, пронзительный крик, схватил одного из мужчин и поднял к
себе на плечи, намереваясь сломать ему спину. Но он подумал о голодных
детях. Он подумал об их дисциплинированных маленьких телах, когда они
сидят с ним ночь за ночью, ожидая смерть. Он опустил человека вниз и
зашагал прочь.
Дон Хуан сказал, что он сел тогда на краю поля, где работали люди, и
все отчаяние, которое скопилось в нем, в конце концов прорвалось. Это была
молчаливая ярость - но не на людей вокруг него. Он неистовствовал на
самого себя, неистовствовал до тех пор, пока весь его гнев не прошел.
- Я сел на виду всех этих людей и заплакал, - продолжал дон Хуан. -
они смотрели на меня как на сумасшедшего, которым я в конце концов и был,
но это не волновало меня. Я был выше всех волнений.
- Бригадир почувствовал жалость ко мне и подошел, чтобы успокоить
меня. Он думал, что я плачу о самом себе. Он не мог знать, что я плачу о
духе.
Дон Хуан сказал, что, когда его ярость прошла, к нему пришел
молчаливый защитник. Он появился в форме непостижимой волны энергии,
которая покидала его с ясным чувством, что смерть вот-вот набросится на
него. Он знал, что больше никогда не сможет увидеть свою приемную семью.
Он извинился перед ними громким голосом за то, что его стойкости и
мудрости не хватило для того, чтобы вырвать их из этого ада на земле.
Рабочие продолжали смеяться и передразнивать его. Он смутно слышал их
голоса. Слезы набухли в его груди, когда он обратился к духу и
поблагодарил его за то, что он поставил его на пути нагваля, дав тем самым
незаслуженный шанс быть свободным. Он слышал вопли непонимающих людей. Он
слышал их оскорбления и крики, он слышал их как бы внутри себя. Они имели
право насмехаться над ним. Он был у входа в вечность и не осознал этого.
- Я понял, как был прав мой бенефактор, - сказал дон Хуан. - моя
глупость была монстром, и она все-таки пожрала меня. В тот миг, когда
возникла эта мысль, я понял, что все, что я мог сказать или сделать, было
бесполезно. Я потерял свой шанс. Теперь я был только посмешищем для этих
людей. Духа наверняка не волновало мое отчаяние. Здесь нас было слишком
много - людей со своим мелким, личным адом, порожденным нашей глупостью,
чтобы дух мог обращать на каждого внимание.
- Я встал на колени и повернулся лицом на юго-восток. Я еще раз
поблагодарил моего бенефактора и рассказал духу, как мне стыдно. О, как
стыдно! На последнем дыхании я попрощался с миром, который мог быть
прекрасным, имей бы я мудрость. Огромная волна надвигалась на меня.
Сначала я чувствовал ее. Потом услышал, и, наконец, увидел ее, несущуюся
на меня с юго-востока через поля. Она достигла меня и накрыла своей
чернотой. И луч моей жизни ушел. Мой ад подошел к концу. Наконец-то я был
мертв! Наконец-то я был полностью свободен!
История дон Хуана опустошила меня. Он игнорировал все мои попытки
поговорить о ней. Он сказал, что в другое время и в другом месте мы сможем
обсудить ее. Дон Хуан потребовал, чтобы мы занялись тем, зачем пришли сюда
- разъяснением мастерства сознания. Через пару дней, когда мы спустились с
гор, он внезапно начал говорить о своей истории. Мы присели отдохнуть.
Фактически, это я нуждался в том, чтобы перевести дух. Дон Хуан, казалось,
ничуть не устал.
- Сражение мага за уверенность в себе - самое драматическое сражение,
- сказал дон Хуан. - оно болезненно и дается дорогой ценой. Во многих,
очень многих случаях оно стоит магам их жизней.
Он объяснил, что для того, чтобы маг обрел новую и полную уверенность
в своих действиях или в своей позиции в мире магов, или для того, чтобы
разумно использовать свою новую последовательность, он должен сделать
недействительной последовательность своей прежней жизни. Только тогда его
действия будут обладать уверенностью, необходимой для того, чтобы укрепить
и сбалансировать незначительность и нестабильность его новой
последовательности.
- Маги-видящие наших времен назвали этот процесс недействительности
свидетельством безупречности или символической, но окончательной смертью
магов, - сказал дон Хуан. - на том поле в Синалоа я получил свое
свидетельство безупречности. Я умер там. Незначительность моей новой
последовательности стоила мне моей жизни.
- Но ты умер, дон Хуан, или просто упал в обморок? - спросил я,
пытаясь не показаться циничным.
- Я умер на том поле, - ответил он. - я чувствовал, как мое сознание
струится из меня и движется к орлу. Но поскольку я безупречно сделал
пересмотр своей жизни, орел не проглотил мое сознание. Орел выплюнул меня.
И так как мое тело умерло на том месте, орел не позволил мне пройти к
свободе. Было так, словно он приказал мне вернуться и попробовать все
заново.
- Я взошел на вершины темноты и спустился вновь к свету жизни, к
свету земли. Я обнаружил, что лежу в мелкой могиле на краю поля, прикрытый
камнями и кусками глины.
Дон Хуан сказал, что он тут же знал, что ему надо делать. Откопав
себя, он подправил могилу, чтобы сохранить впечатление, что тело
по-прежнему здесь, а затем незаметно удалился. Он чувствовал себя сильным
и решительным. Он знал, что вернется в дом своего бенефактора. Но прежде
чем начать свой обратный путь, ему хотелось повидать свою семью, ему
хотелось объяснить им, что он маг, и по этой причине не может оставаться с
ними. Ему хотелось объяснить им, что его падение было вызвано незнанием
того факта, что маги никогда не смогут создать мост, который соединил бы
их с людьми этого мира. Но если люди захотят, они смогут создать мост,
соединяющий их с магами.
- Я пошел домой, - продолжал дон Хуан. - но дом был пуст.
Шокированные соседи рассказали мне, что люди, с которыми я работал в поле,
принесли известие о том, что я умер на работе, и что моя жена и ее дети
ушли.
- Как долго ты был мертвым, дон Хуан? - спросил я.
- Кажется, целый день, - ответил он.
Улыбка играла на губах дон Хуана. Его глаза блестели как
вулканическое стекло. Он ждал моей реакции, ждал моих замечаний.
- Что стало с твоей семьей, дон Хуан? - спросил я.
- О, вопрос разумного человека, - заметил он. - а ведь я думал, что
ты спросишь меня о моей смерти.
Я признался, что хотел спросить о ней, но понял, что он "увидел" мой
вопрос, пока я формировал его в своем уме, и из-за упрямства решил
спросить о чем-нибудь еще. Я вовсе не шутил, но мое признание заставило
его рассмеяться.
- Моя семья в тот день исчезла, - сказал он. - кстати, моя жена
уцелела. Она и теперь живет в условиях, в которых мы жили прежде.
Поскольку тогда я ожидал свою смерть, она уверена, что я добился того,
чего хотел. На старом месте ей было нечего делать, поэтому она ушла.
Я потерял детей, и утешаю себя мыслью, что не моей судьбой было
оставаться с ними. Однако, маги имеют своеобразную наклонность. Они живут
исключительно в сумерках чувства, которое описывают слова "и все же..."
Когда все рушится вокруг них, маги признают, что ситуация ужасна, а потом
тут же убегают в сумерки "и все же..."
- Я так поступаю с моими чувствами, которые связаны с той женщиной и
ее детьми. Они очень дисциплинированно пересматривали свои жизни вместе со
мной, особенно это касается старшего мальчика. Только дух может решить
исход этого воздействия. Он напомнил мне, что уже обучал меня тому, как
воины действуют в подобных ситуациях. Они делают все, что могут, а затем
без зазрения совести и сожалений расслабляются и позволяют духу вершить
исход.
- Что такое решение духа, дон Хуан? - спросил я. Не ответив, он
внимательно изучал меня. Я знал, что он полностью осознает мой повод для
вопроса. Я тоже пережил такую привязанность и такую потерю.
- Решение духа - это следующее основное ядро, - сказал он. -
магические истории выстраиваются вокруг него. Мы поговорим об этом
специфическом решении, когда будем обсуждать это основное ядро.
- Ну, а как же вопрос о моей смерти, который ты хотел задать?
- Если они думали, что ты умер, почему могила оказалась неглубокой? -
спросил я. - почему они не вырыли настоящую могилу и не похоронили тебя?
- Это уже больше похоже на тебя, - рассмеялся он. - Я задавал себе
этот вопрос и понял, что все эти рабочие были набожными людьми. Я был
христианин. А христиан не хоронят так, их не оставляют разлагаться, как
собак. Я думаю, они ждали, что моя семья придет и потребует тело, чтобы
предать его земле, настоящему захоронению. Но моя семья не пришла.
- А ты искал их, дон Хуан? - спросил я.
- Нет. Маги никогда никого не ищут, - ответил он. - а я был магом. Я
заплатил своей жизнью за ошибку незнания того, что я маг, и что маги
никогда не становятся доступными для кого-то.
- С того дня я допускал общение или заботу только о тех людях или
магах, которые умерли, также как и я.
Дон Хуан сказал, что он вернулся назад в дом своего бенефактора, где
каждый тут же узнал то, что обнаружил он. И они отнеслись к нему так,
словно он никогда от них не уходил.
