справа от нас.
- Что нам делать, дон Хуан? - спросил я, зная, что он тоже увидел
животное, мелькнувшее впереди нас.
- Надо взобраться на самую вершину и найти там укрытие, - спокойно
ответил он.
Затем он добавил так, словно его вообще ничего не заботило в этом
мире, что я потерял драгоценное время, индульгируя в удовольствии парения
над кустами. Вместо того, чтобы обрести безопасность в холмах, на которые
он мне указывал, я помчался к высоким восточным горам.
- Мы должны взобраться на этот откос раньше ягуара, или мы лишимся и
этой возможности, - сказал он, указывая на почти вертикальный склон у
самой вершины.
Я повернулся вправо и увидел, как ягуар перепрыгивает с одного камня
на другой. Он определенно хотел перерезать нам путь.
- Так идем же, дон Хуан, - заорал я нервно.
Дон Хуан расхохотался. Казалось, он наслаждается моим страхом и
нетерпением. Мы рванули на предельной скорости и начали карабкаться вверх.
Я пытался не замечать темный силуэт ягуара, который появлялся раз за разом
немного впереди нас и постоянно с правой стороны.
И ягуар, и мы достигли подножия откоса в одно и то же время. Ягуар
был справа от нас в тридцати метрах. Он подпрыгнул и попытался вскочить на
отвесную скалу, но сорвался. Она оказалась слишком крутой.
Дон Хуан крикнул, что у меня нет времени глазеть на ягуара, так как
он начнет атаковать нас, как только откажется от попыток забраться на
откос. Не успел дон Хуан сказать последнее слово, как зверь ринулся на
нас.
Меня больше не надо было убеждать. Я карабкался на отвесную стену,
следуя за дон Хуаном. Визгливый вопль раз" яренного животного раздался
прямо под каблуком моей левой ноги. Реактивная сила страха понесла меня по
скользкому откосу в каком-то невероятном полете.
Я достиг вершины раньше дон Хуана. Он даже приостановился от смеха.
Оказавшись в безопасности на вершине скалы, я начал размышлять о том,
что случилось. Дон Хуан не желал ничего обсуждать. Он утверждал, что на
данном этапе моего развития любое движение моей точки сборки по-прежнему
останется тайной. Моим вызовом на начальной стадии моего ученичества,
сказал он, было удержание приобретенного, а не его обоснование - и что в
определенный момент все это приобретет для меня смысл.
Я сказал ему, что все это имеет смысл для меня и в этот момент. Но он
непреклонно повторил, что я смогу объяснить себе знание только тогда,
когда буду считать, что оно имеет для меня смысл. Он настаивал, что для
того, чтобы движение моей точки сборки приобрело смысл, я должен иметь
энергию, чтобы перемещаться из места рассудка в место безмолвного знания.
Он помолчал некоторое время, осмотрев взглядом все мое тело. Затем
дон Хуан, кажется, на что-то решился, и, улыбнувшись, начал говорить.
- Сегодня ты достиг места безмолвного знания, - сказал он убежденно.
Дон Хуан объяснил, что после обеда моя точка сборки двинулась сама по
себе без какого-либо его вмешательства. Я "намеренно" вызвал движение,
манипулируя своим чувством бытия гигантом, и это заставило мою точку
сборки занять позицию безмолвного знания.
Мне было очень интересно слушать, как дон Хуан пересказывает мое
переживание. Он сказал, что способ говорить о восприятии, достигнутом в
месте безмолвного знания, называется "здесь и здесь". Он объяснил, что
когда я рассказывал ему о своем чувстве парения над пустынным чапарелем, я
добавил, что видел и почву, и макушки кустов в одно и то же время. Или,
что я был на том месте, где стоял, и одновременно там, где находился
ягуар. Таким образом я сумел заметить, как тщательно он передвигается,
избегая уколов колючек кактусов. Другими словами, вместо осознания
обычного "здесь и там", я постигал "здесь и здесь".
Его замечания напугали меня. Он был прав. Я не стал ему говорить об
этом, но и не мог признать, что я был в двух местах одновременно. Я не
осмеливался думать в тех терминах, которых не было в его объяснении.
Он повторил, что мне потребуется много времени и энергии, прежде чем
это приобретет для меня смысл. Я был только новичок, мне еще требовалось,
чтобы кто-то контролировал меня. Например, во время моего движения он был
вынужден быстро перемещать свою точку сборки между позициями рассудка и
безмолвного знания для того, чтобы оберегать меня. И это довело его до
изнеможения.
- Скажи мне одну вещь, - сказал я, решив испытать его
рассудительность. - как ты считаешь, этот ягуар пришлый? Ягуары не водятся
в этой местности. Пумы - да, но не ягуары. Как ты это объяснишь?
Прежде чем ответить, он наморщил лоб. Внезапно дон хуан стал
серьезным.
- Я думаю, что этот ягуар подтверждает твои антропологические теории,
- сказал он торжественным тоном. - очевидно, ягуар следовал по известному
ему торговому пути, который соединяет Чиуауа с Центральной Америкой.
Дон Хуан рассмеялся так громко, что звук его смеха эхом прокатился по
горам. Это эхо обеспокоило меня так же, как немного раньше беспокоил
ягуар. Вернее, не само эхо обеспокоило меня, а тот факт, что я никогда не
слышал эхо ночью. В моем уме оно ассоциировалось только с дневным светом.
Мне потребовалось несколько часов, чтобы вспомнить все детали моего
переживания с ягуаром. В течение этого времени дон Хуан ни разу не
заговорил со мной. Он привалился спиной к скале и спал в сидячем
положении. Немного погодя я уже не замечал, здесь ли он, и попросту
заснул.
Я очнулся от боли в челюсти, так как спал, уперев свое лицо в скалу.
Когда я открыл глаза и попытался соскользнуть вниз с камня, на котором я
лежал, я потерял равновесие и шумно упал на задницу. Дон Хуан выскочил
из-за каких-то кустов и тут же скорчился от смеха.
Становилось поздно, и я громко поинтересовался, сможем ли мы пересечь
долину до ночи. Дон Хуан пожал плечами, его это, казалось, нисколько не
заботило. Он сел рядом со мной.
Я спросил, хочет ли он услышать подробности моего воспоминания. Он
кивнул в знак согласия, но не задал мне ни одного вопроса. Я подумал, что
он предоставляет право начать разговор мне, и поэтому сказал ему, что в
моем воспоминании есть три момента, которые очень важны для меня. Первым
было то, что он говорил о безмолвном знании, вторым было то, что я
передвинул свою точку сборки, используя "намерение", и последний
заключался в том, что я вошел в повышенное сознание без обязательного
удара между лопаток.
- "Намеренный" вызов движения твоей точки сборки - это твое
величайшее достижение, - сказал дон Хуан. - но достижение - это что-то
личное. Оно необходимо, но и не так уж важно. Это совсем не то, чего маги
ждут с нетерпением.
Мне показалось, что я знаю, чего он хочет. Я сказал ему, что не забыл
полностью это событие. У меня в моем обычном состоянии сознания осталось
воспоминание о том, что горный лев - а я не мог принять мысль о ягуаре -
гнался за нами по холмам, и что дон Хуан спрашивал меня, чувствую ли я
себя обиженным на нападение большой кошки. Я ответил ему тогда, что было
бы абсурдным чувствовать обиду в такой ситуации. Он еще сказал мне, что я
должен так же расценивать и нападения милых мне людей. Я должен или
защищаться, или уйти с их пути, но без чувства смертельной обиды.
- Неважно, что я тебе говорил, - сказал он, рассмеявшись. - идея
абстрактного, идея духа - вот остаток, который действительно важен. Идея
личного "я" не имеет никакой ценности. Ты выражаешь себя и в первую
очередь свои собственные чувства. Каждый раз, когда была возможность, я
заставлял тебя осознавать потребность в абстрактном. Тебе верилось, что
под этим я подразумеваю абстрактное мышление. Нет. Быть абстрактным -
значит заставить себя стать доступным духу, благодаря тому, что осознаешь
это.
Он сказал, что одной из наиболее драматических вещей человеческого
состояния была мрачная связь между глупостью и самоотражением.
Это глупость заставляла нас отбрасывать все, что не устраивало наши
ожидания, построенные на самоотражении. Например, как обычные люди, мы
слепы к самому главному фрагменту знания, доступного человеку - к
существованию точки сборки и факту, что она может двигаться.
- Для рационального человека немыслимо, что существует какая-то
невидимая точка, где собирается восприятие, - продолжил он. - еще более
невероятно, что такая точка находится не в мозгу, как бы он определенно
ожидал, даже приняв мысль о ее существовании.
Он добавил, что рациональный человек, упорно придерживаясь образа
самого себя, как бы страхует свое вопиющее невежество. К примеру, он
игнорирует тот факт, что магия - это не магические заклинания и не
фокус-покус, а свобода познавать не только мир, как само собой
разумеющееся, но и все, что возможно для человека.
- И здесь глупость обычных людей наиболее опасна, - продолжал он. -
они боятся магии. Они дрожат от возможности быть свободными. А свобода
здесь, на кончике их пальцев. Она называется третьей точкой. И она может
быть достигнута с такой же легкостью, с какой точку сборки можно заставить
передвигаться.
- Но ты сам говорил мне, что передвигать точку сборки настолько
трудно, что это является истинным достижением, - возразил я.
Все правильно, - заверил он меня. - это другое противоречие магов:
это очень трудно, и тем не менее это самая наипростейшая вещь в мире. Я
уже говорил тебе, что точка сборки может сдвинуться от сильной
температуры. Голод, страх, любовь и ненависть могут вызвать ее движение,
сюда входят и мистицизм, и "непреклонное намерение", которое является
предпочтительным методом магов.
Я попросил его объяснить еще раз, чем было "непреклонное намерение".
Он сказал, что оно было видом целенаправленности, проявляемой человеком,
крайне четкой целью, которую не могут отменить никакие противоречивые
интересы и желания, "непреклонное намерение" - это еще и сила, зарожденная
в момент, когда точка сборки фиксируется в позиции, необычной для нее.
Потом дон Хуан провел многозначительное различие - которое ускользало
от меня все эти годы - между движением и перемещением точки сборки.
Движение, - сказал он. - это глубокое изменение позиции, настолько
глубокое, что точка сборки даже достигает других диапазонов энергии внутри
нашей полной светящейся массы энергетических полей. Каждый диапазон
энергии представляет для познания совершенно другую вселенную. Перемещение
же было незначительным движением внутри диапазона энергетических полей,
которые мы воспринимаем как мир повседневной жизни.
Он продолжал говорить, что маги видят "непреклонное намерение" - как
катализатор, убыстряющий их неизменные решения, или наоборот, их
неизменные решения были катализатором, который проталкивал их точки сборки
в новые позиции, которые, в свою очередь, генерировали "непреклонное
намерение".
Наверное, у меня был ошеломленный вид. Дон Хуан рассмеялся и сказал,
что попытки осмыслить метафорические описания магов так же бесполезны, как
и попытки осмысления безмолвного знания. Он добавил, что проблема со
словами состояла в том, что любое усилие прояснить описание магов лишь
делало его более запутанным.
Я попросил его прояснить это тем способом, который был для него
возможен. Я убеждал его, что все, о чем он говорил, например, о третьей
точке, проясняло ее, и хотя я знал о ней все, этот вопрос оставался
по-прежнему таким же запутанным.
- Мир повседневной жизни состоит из двух точек соотношения, - сказал
он. - например, мы имеем здесь и там, внутри и снаружи, вверх и вниз,
