незакрепленные воспоминания о другом осознаваемом мире возникали в моем
уме, как на экране.
Я сказал дон Хуану, что меня одолевают странные мысли. Он засмеялся и
посоветовал мне подумать о ягуаре, поскольку он был так реален, что только
и мог претендовать на истинную манифестацию духа.
Идея о том, что реален зверь, заставила меня содрогнуться.
- Не было бы лучшим изменить направление вместо того, чтобы идти
прямо к холмам? - спросил я.
Я думал, что мы вызовем замешательство ягуара неожиданной сменой
направления.
- Слишком поздно менять направление, - сказал дон хуан. - ягуар уже
знает, что у нас нет другого пути, как только к холмам.
- Этого не может быть, дон Хуан! - воскликнул я.
- Почему же нет? - спросил он.
Я сказал, что хотя и могу засвидетельствовать способность животного
быть на один прыжок впереди нас, я не могу полностью принять то, что ягуар
обладает предвидением того, куда мы хотим пойти.
- Твое заблуждение в том, что ты размышляешь о силе ягуара в терминах
его способности рассчитывать вещи, - сказал он. - он не может думать. Он
только знает.
Дон Хуан сказал, что наш маневр с пылевым облаком смутил ягуара, дав
ему сенсорную информацию о чем-то таком, чего мы еще не использовали. Мы
не смогли развить реального чувства поднимания пыли, хотя наши жизни и
зависели от этого.
- Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь, - пожаловался я.
Напряженность начинала действовать на меня. Мне с трудом удавалось
концентрироваться. Дон Хуан объяснил, что человеческие чувства подобны
горячим или холодным потокам воздуха и могут легко обнаруживаться
животными. Мы как бы отправители, а ягуар - получатель. Какими бы ни были
чувства, переживаемые нами, они находят свою дорогу к ягуару. Или, скорее,
ягуар читал любые чувства. В случае маневра с пылью чувство, которое мы
имели об этом, было из ряда вон выходящее, поэтому оно создало только
вакуум у получателя.
- Другим маневром, продиктованным безмолвным знанием, будет топание
по грунту, - сказал дон Хуан.
Он взглянул на меня, как бы ожидая моей реакции.
- Сейчас мы пойдем тихим шагом, - сказал он. - и ты будешь топать по
земле, как десятиметровый великан.
Наверное, у меня была глупая физиономия, тело дон хуана затряслось от
смеха.
Подними облако пыли своими ногами, - приказал он мне. - чувствуй себя
огромным и тяжелым.
Я попытался и тут же подхватил чувство массивности. Пугливым тоном я
заявил, что его сила убеждения была невероятной. Я действительно
чувствовал себя гигантским и свирепым. Он заверил меня, что мое чувство
величины ни в коей мере не было продуктом его убеждения, но являлось
результатом перемещения моей точки сборки.
Он сказал, что люди древних времен стали легендарными из-за того, что
благодаря безмолвному знанию они знали о силе, получаемой с помощью
передвижения точки сборки. В уменьшенном масштабе маги повторяют основные
пункты древней силы. Благодаря движению своих точек сборки они могут
манипулировать своими чувствами и изменять вещи. Я изменил ситуацию,
почувствовав себя огромным и свирепым. Чувства, обработанные таким
образом, называются "намерением".
- Твоя точка сборки уже переместилась еще чуть-чуть, - продолжал он.
- теперь ты находишься в позиции, где ты либо потеряешь полученное, либо
заставишь свою точку сборки выйти за то местоположение, где она находится
сейчас.
Он сказал, что, вероятно, каждый человек в нормальных жизненных
условиях в одно или другое время имеет возможность уйти от пут
условностей. Он подчеркивал, что не имеет в виду социальные условности,
которые связывают наше восприятие. Минуты восторга может хватить для
сдвига наших точек сборки и ликвидации наших условностей. Точно так же и с
моментами испуга, болезни, гнева или горя. Но обычно, в момент, когда у
нас есть шанс сдвинуть наши точки сборки, мы становимся испуганными. В
игру вступает наш религиозный, академический, социальный фон. Он убеждает
нашу безопасность вернуться в стадо, возвращая наши точки сборки к
предписанной позиции, позиции нормального жития.
Он сказал мне, что все мистики и духовные учителя, которых я знал,
поступали следующим образом: их точки сборки сдвигались либо с помощью
дисциплины, либо случайно до определенной точки, а затем они возвращались
в нормальное состояние, имея при себе воспоминание, которое служило им всю
жизнь.
- Ты мог стать очень набожным и добрым парнем, - продолжал он. - и
забыть о первом движении твоей точки сборки. Или ты мог выскочить за свои
разумные ограничения. Но ты по-прежнему находишься внутри них.
Я знал, о чем он говорит, но у меня была какая-то странная
нерешительность, которая заставляла меня колебаться.
Дон Хуан выдвинул следующий аргумент. Он сказал, что обычный человек,
неспособный найти энергию для осознания того, что существует за пределами
его повседневного мира, называет сферу экстраординарного восприятия магии
колдовством или деятельностью дьявола, бросаясь прочь от нее без хотя бы
какой-нибудь ее проверки.
- Но ты не можешь поступать таким образом, - продолжал дон Хуан. -
тебя не назовешь религиозным, и ты слишком любопытен, чтобы так легко все
отбросить. Единственной вещью, которая тормозит тебя сейчас, является
трусость.
- Преврати все в то, чем оно является - в абстрактное, дух, нагваль.
Нет колдовства, нет зла, нет дьявола. Есть только восприятие.
Я понял его. Но не мог точно выразить, что же он хотел от меня.
Я взглянул на дон Хуана, пытаясь найти более подходящие слова.
Кажется, я вошел в крайние функциональные рамки ума и не хотел потратить
зря ни одного слова.
- Будь гигантом, - приказал он мне, улыбаясь. - избавься от рассудка.
Тогда я понял, чего он хотел. Фактически, я знал, что Могу увеличить
интенсивность моих чувств размера и свирепости до тех пор, пока на самом
деле не стану гигантом, возвышающимся над кустами и наблюдающим все вокруг
нас.
Я попытался выразить свои мысли, но тут же отказался от этого. Я
понял, что дон Хуан знает все, о чем я думаю, и, по-видимому, даже еще
больше.
А затем со мной произошло нечто невероятное. Моя способность
рассуждать перестала функционировать. Я буквально чувствовал, что меня как
бы накрыло темной пеленой, которая скрыла все мои мысли. И я позволил уйти
моему рассудку с непринужденностью того, кто не заботится о мире. Я был
убежден, что если захочу развеять эту непроглядную тьму, мне потребуется
лишь почувствовать себя прорывающимся через нее.
В этом состоянии я ощутил, что двигаюсь вперед, набирая ход. Что-то
вынуждало меня физически передвигаться из одного места в другое. Я не
испытывал никакой усталости. Скорость и легкость, с которыми я
передвигался, окрыляли меня.
Я не чувствовал, что иду - но я и не летел. Скорее, меня несла
поразительная легкость. Мои движения становились резкими и неизящными
только тогда, когда я пытался думать о них. Когда же я наслаждался ими
бездумно, я входил в уникальное состояние физического восторга, для меня
совершенно беспрецедентного. Если я когда-нибудь в жизни и имел подобные
случаи физического счастья, то они, наверное, были настолько скоротечными,
что я не сохранил о них воспоминания. И все же, когда я испытывал этот
экстаз, появлялось смутное узнавание, словно я знал его, но забыл.
Оживление от движения через чапарель было таким сильным, что все
остальное исчезло. Для меня существовало только одно - эти периоды
оживления и моменты, когда я прекращал двигаться и находил себя в
чапареле.
Но еще более необъяснимым было полное телесное ощущение парения над
кустами, которое возникало в тот момент, когда я начинал двигаться.
В один момент я ясно увидел фигуру ягуара, бегущего впереди меня. Он
удирал, как только мог. Я чувствовал, что он пытается уклониться от шипов
кактусов, тщательно выбирая место, куда ему ступить.
Меня переполняло желание побежать за ягуаром и напугать его так,
чтобы он потерял свою предосторожность. Я знал, что тогда он нарвется на
колючки. Затем в мой безмолвный мир ворвалась мысль - я подумал, что ягуар
может стать более опасным, если его поранят колючки. Эта мысль вызвала
такой эффект, словно кто-то пробудил меня от сна.
Когда я осознал, что процесс моего мышления заработал вновь, я
обнаружил, что нахожусь у основания низкой цепи скалистых холмов. Я
осмотрелся. Дон Хуан находился в нескольких шагах от меня. Казалось, он
выбился из сил. Его лицо было бледным, и он тяжело дышал.
- Что случилось, дон Хуан? - спросил я, прочистив свое горло.
- Это ты расскажи мне, что случилось, - задыхаясь, прохрипел он.
Я рассказал ему, что я чувствовал. И вдруг понял, что с трудом
различаю вершину горы прямо перед собой. Почти стемнело, а это значило,
что я бежал или шел более двух часов.
Я попросил дон Хуана объяснить мне это несоответствие времени. Он
сказал, что моя точка сборки перешла с места отсутствия жалости в место
безмолвного знания, но мне все еще не хватает энергии, чтобы
манипулировать им самостоятельно. Чтобы манипулировать им самостоятельно,
я должен иметь достаточно энергии, чтобы перемещаться по своей воле между
рассудком и безмолвным знанием. Он добавил, что если у мага хватает
энергии - или даже если он не обладает достаточной энергией, но
перемещение необходимо ему как вопрос жизни и смерти - он может колебаться
между рассудком и безмолвным знанием.
Его вывод обо мне был следующим - благодаря серьезности нашей
ситуации, я позволил духу передвинуть мою точку сборки. Результатом было
мое вхождение в безмолвное знание. Естественно, сфера моего восприятия
возросла, и это дало мне чувство высоты, парения над кустами.
В этот миг, из-за моего академического воспитания, я страстно
заинтересовался обоснованием согласованности. Я задал ему мой стандартный
вопрос тех дней.
- Если кто-нибудь из департамента антропологии наблюдал бы за мной,
он увидел бы меня гигантом, продирающимся через чапарель?
- Этого я действительно не знаю, - сказал дон Хуан. - попробуй
выяснить это, сдвинув свою точку сборки, когда ты будешь в департаменте
антропологии.
- Я пытался, - сказал я. - но ничего не случилось. Наверное, мне
нужно быть рядом с тобой, чтобы что-нибудь происходило.
- Просто тогда это не было для тебя вопросом жизни и смерти, -
ответил он. - иначе ты передвинул бы свою точку сборки самостоятельно.
- Но люди видели бы то же, что вижу я, когда моя точка сборки
сдвигается? - настаивал я.
- Нет, поскольку их точки сборки не были бы в том месте, где
находилась бы твоя, - ответил он.
- Тогда, дон Хуан, ягуар мне только пригрезился? - спросил я. - и все
случилось только в моем уме?
- Да нет же, - ответил он. - большая кошка была реальной. Ты прошел
несколько миль и даже не устал. Если ты остановишься, посмотри на свои
ботинки. Они, как ежик, истыканы колючками кактусов. Поэтому ты двигался,
паря над кустами. И в то же время ты не делал этого. Все зависит от того,
где находится точка сборки - в месте рассудка или в месте безмолвного
знания.
Я понимал все, что он говорит, пока он говорил, но не смог бы
повторить по своей воле и часть из всего этого. Я не мог определить ни
того, что я знал, ни того, почему он вызывает во мне такое чувство.
Рычание ягуара отбросило меня в реальность близкой опасности. Я
разглядел темную массу ягуара, быстро влезающего на гору в тридцати метрах
