человека были "сталкерами" такого высочайшего таланта - в котором дон Хуан
мог теперь убедиться - что похвала здесь бессмысленна. Тулиос были
триумфом нагваля Элиаса, они были сутью ненавязчивости. Они были такими
первоклассными "сталкерами", что по существу существовал только один из
них. Хотя люди видели и имели дело с ними ежедневно, никто, кроме членов
группы не знал, что существует четыре Тулио.
Дон Хуан с исключительной ясностью понял все, что нагваль Хулиан
рассказал ему об этих людях. Благодаря необычной для него ясности, он
знал, что достиг места отсутствия жалости. И тогда он самостоятельно
понял, что место отсутствия жалости достигнуто. И тогда он самостоятельно
понял, что место отсутствия жалости было позицией точки сборки, позицией,
которая делала самосожаление недействительным. И еще дон Хуан знал, что
его понимание и мудрость были крайне кратковременными. Его точка сборки
неизбежно должна была вернуться в свою точку отправления.
Когда нагваль спросил дон Хуана, есть ли у него еще вопросы, он
понял, что лучше обратить внимание на объяснения нагваля, чем
спекулировать на своих догадках.
Дон Хуан хотел узнать, как Тулиос создавали впечатление, что
существует только один человек. Ему это было очень интересно, потому что,
наблюдая за ними, когда они стояли вместе, он понял, что эти люди вовсе не
одинаковы. Они носили одну и ту же одежду. У них была одинаковая
комплекция, возраст и рост. На этом, пожалуй, сходство и кончалось. И все
же, даже когда он смотрел на них, дон Хуан мог бы присягнуть, что здесь
есть только один Тулио.
Нагваль Хулиан объяснил, что человеческий глаз приучен фокусироваться
только на наиболее выдающихся чертах кого--ибо и что эти рельефные черты
узнаются прежде всего. Таким образом, искусство "сталкеров" создает
впечатление, представленное чертами, которые были выбраны ими, чертами,
которые будут обязательно замечены глазом наблюдателя. Благодаря ловко
подкрепляемым определенным впечатлениям, "сталкеры" способны создавать у
наблюдателя неоспоримое убеждение в том, что было воспринято глазами.
Нагваль Хулиан сказал, что когда дон Хуан впервые появился переодетым
в женскую одежду, женщины его партии были восхищены и откровенно
радовались. Но мужчина, который был тогда с ними, а им был Тулитре, тут же
снабдил дон Хуана первым впечатлением о Тулио. Он отвернул от него свое
лицо, презрительно пожал плечами, словно все это было скучным для него, и
ушел прочь - борясь внутри с приступами смеха - в то время как женщины
помогли укрепить это первое впечатление, неодобрив поведение, и даже почти
сердясь на этого необщительного человека.
С этого момента каждый Тулио, встречаясь с дон Хуаном, укреплял это
впечатление, все больше совершенствуя его, пока глаз дон Хуана уже не мог
схватывать ничего большего, кроме того, что предлагалось ему.
Затем заговорил Тулиуно и сказал, что после трех месяцев внимательных
и последовательных действий, дон Хуан видел только то, что он был приучен
ожидать. После трех месяцев его слепота стала такой сильной, что Тулиос
уже не требовалось быть внимательными. Они опять вернулись к обычной
деятельности в этом доме. Они даже перестали одевать одинаковую одежду, но
дон Хуан так и не заметил разницы.
Когда в доме появились другие ученики, Тулиос проделали все это
заново. На этот раз вызов оказался трудным, так как учеников было много, к
тому же все были очень резвы.
Дон Хуан спросил Тулиуно о внешности Тулио. Тулиуно ответил, что
нагваль Элиас утверждал, будто внешность является сущностью контролируемой
глупости, и "сталкеры" создают внешность своим "намеренным" вызовом, а не
с помощью бутафории. Реквизит создает искусственную внешность, которая
выглядит фальшиво. В этом отношении "намеренно" вызванная внешность
является упражнением исключительно для "сталкеров".
Тулитре рассказал следующее. Он сказал, что внешность выпрашивается у
духа. Внешности выпрашиваются, настойчиво призываются, их никогда
рационально не придумаешь. Внешность Тулио была вызвана из абстрактного. И
чтобы сделать это, нагваль Элиас вызвал их всех четырех в очень маленькую,
отдаленную комнатку, и там с ними заговорил дух. Дух сказал им, что
сначала они должны "намеренно" вызвать свою однородность. И за четыре
недели полной изоляции однородность пришла к ним.
Нагваль Элиас говорил, что "намерение" сплавило их вместе, и что они
приобрели уверенность, что их индивидуальности никогда не будут раскрыты.
Теперь они должны были выпросить внешность, которую будет воспринимать
наблюдатель. И они с головой окунулись в "намеренный" вызов внешности
Тулио, которую видел дон Хуан. Не потребовалось много усилий, чтобы
сделать ее совершенной. Они под действием их учителя фокусировались на
мельчайших деталях, добиваясь их совершенства.
Четверо Тулиос продемонстрировали дон Хуану наиболее рельефные черты
Тулио. Ими являлись: очень убеждающие жесты пренебрежения и надменности,
резкие повороты лица в правую сторону, как бы в порыве гнева, повороты
нижней части тела, когда левое плечо как бы прикрывало часть лица;
сердитые взмахи рук выше уровня глаз, которые как бы убирали волосы со
лба, и походка проворного, но неторопливого человека, который слишком
осторожничает, решая, каким путем идти.
Дон Хуан сказал, что эти детали поведения и слепота других людей
делали Тулио незабываемым характером. Фактически, он был настолько
незабываем, что для того, чтобы спроецировать Тулио на дон Хуана или
других учеников, как на экран, любому из четырех мужчин надо было сделать
только намек на черту характера, и дон Хуан, как и другие ученики,
автоматически доделывали остальное.
Дон Хуан сказал, что благодаря невероятной последовательности подачи
информации, Тулио был для него и для других учеников сущностью
отрицательного, отвратительного человека. Но в то же время, если бы они
покопались в себе поглубже, они бы узнали, что Тулио был подобен
навязчивой идее. Он был подвижен, таинственен и создавал, сознательно или
бессознательно, впечатление человека, находящегося в тени.
Дон Хуан спросил Тулио, как они вызывали "намерение". Тулио объяснил,
что "сталкеры" вызывают "намерение" громко вслух. Обычно "намерение"
вызывается в небольшой, темной, изолированной комнате. На черный стол
ставится свеча, чье пламя должно быть в нескольких дюймах перед глазами,
затем медленно произносится слово "намерение", которое повторяется ясно и
четко, без спешки, сколько чувствуешь нужно для этого раз. Высота голоса
поднимается или спадает без всяких мыслей об этом.
Тулио подчеркивал, что незаменимой частью действия вызова "намерения"
была полнейшая концентрация на том, что "намеренно" вызывалось. В их
случае концентрация была на их однородности и на внешности Тулио. Позже,
когда "намерение" сплавило их, им потребовалась пара лет для создания
уверенности, что их однородность и внешность Тулио стали реальностью для
наблюдателя.
Я спросил дон Хуана, что он думает о способе их вызова "намерения".
Он сказал, что его бенефактор, как и нагваль Элиас, были более ритуальны,
чем он сам, поэтому они предпочитали такие вещи, как свечи, темные клозеты
и черные столы.
Я случайно заметил, что меня очень привлекает ритуальное поведение.
Ритуал мне казался необходимым для фиксирования внимания. Дон Хуан отнесся
к моему замечанию довольно серьезно. Он сказал, что "видит" мое тело, как
энергетическое поле, и оно обладает той же чертой, которую, как он знает,
имели все маги древних времен и жадно искали в других - яркое пятно внизу
на правой стороне светящегося кокона. Эта яркость ассоциировалась с
изобретательностью и со склонностью к патологии. Черные маги тех времен
находили удовольствие в использовании этой скрытой черты и связывали ее с
темной стороной человека.
- Значит, есть дьявольская сторона человека, - сказал я с ликованием.
- ты всегда отрицал ее. Ты всегда говорил, что дьявола не существует, что
существует только сила.
Я был удивлен своей вспышке. В этот момент все мое католическое
воспитание обрушилось на меня и князь тьмы казался мне реальнее, чем
жизнь.
Дон Хуан хохотал до тех пор, пока не поперхнулся.
- Конечно же, у нас есть темная сторона, - сказал он. - мы способны
на бессмысленное убийство, не правда ли? Мы сжигали людей с именем бога.
Мы уничтожаем себя, мы уничтожаем жизнь на этой планете, мы разрушаем
землю. Потом мы облачаемся в мантии и ризы, и бог говорит с нами впрямую.
Что же он говорит нам? Он говорит, что мы должны быть паиньками, или он
накажет нас. Бог столетиями угрожает нам, но ничего не изменилось. Не
потому, что мы с дьяволом внутри, а потому, что мы тупы, как пробки. Да,
человек имеет темную сторону, и она называется глупостью.
Я ничего не сказал, но мысленно аплодировал ему и с удовольствием
думал о том, что дон Хуан величайший и искусный знаток дискуссий. Ему
вновь удалось повернуть мои слова на меня же.
После небольшой паузы дон Хуан разъяснил, что в той же мере, с какой
ритуал вынуждает обычных людей строить высокие церкви - эти монументы
собственной важности - ритуал вынуждал магов строить сооружения патологии
и навязчивых идей. Поэтому долг каждого нагваля - вести сознание так,
чтобы оно неслось прямо к абстрактному, свободное от права наложения
ареста и всяких закладных.
- Что ты понимаешь, дон Хуан, под правом наложения ареста и
закладных? - спросил я.
- Я могу подтвердить, что ритуал может поймать наше внимание лучше,
чем что-либо еще, - сказал он. - но он требует за это огромную цену. Этой
огромной ценой является патология. Патология может стать для нашего
сознания правом на арест, закладной на нашу свободу.
Дон Хуан сказал, что человеческое сознание похоже на огромный дом с
привидениями. Сознанию повседневной жизни нравится быть запертым в одной
комнате этого огромного дома жизни. Мы вошли в комнату через магическое
отверстие - рождение. И мы уйдем через другое подобное отверстие - смерть.
Но маги смогли отыскать еще одно отверстие и вышли из этой
закупоренной комнаты, продолжая жить. Величайшее достижение! Но их еще
более изумительным завоеванием было то, что, избавившись от закупоренной
комнаты, они избрали свободу. Они избрали быть во всем этом огромном доме
с привидениями, а не прятаться в какой-то части его.
Патологичность - это полная противоположность той волне энергии
сознания, которая необходима для приобретения свободы. Патологичность
заставляет магов терять свой путь и лезть в запутанные, темные проселки
неизвестного.
Я спросил дон Хуана, была ли когда-нибудь патологичность у Тулиос.
- Странность - не патология, - ответил он. - Тулиос были
исполнителями, подготовленными самим духом.
- Зачем нагваль Элиас обучил их этому? В чем заключался смысл?
Спросил я.
Дон Хуан уставился на меня и громко захохотал. В этот же миг включили
освещение площади. Он поднялся со своей любимой скамьи и погладил ее
ладонью, словно она была живой.
- В свободе, - сказал он. - он желал им свободы от перцептуальных
условностей. Он учил их быть искусными. "Выслеживание" - это искусство.
Для мага, поскольку он не покровитель и не торговец искусством,
единственно важным вопросом об этом искусстве является то, что его можно
достичь.
Мы стояли у скамьи, наблюдая за любителями вечерних прогулок, которые
толпились вокруг нас. История о четырех Тулиос оставила меня с чувством
