Ветка должна действительно сломаться и человек должен быть уверен, что это
не просто звук ломающейся ветки.
Другими условиями было то, что он должен сознавать о покатившихся
камнях или о булыжниках, которые брошены в его огонь, или о каком-нибудь
постоянном шуме, и тогда он должен идти в направлении, в котором произошел
любой из этих феноменов, пока дух не покажется сам.
Было много способов, которыми такое существо подвергает воина
испытанию. Оно могло внезапно выпрыгнуть перед ним в очень угрожающем
виде, или оно могло схватить человека сзади и, не давая ему повернуться,
держать его связанным часами. Оно могло также свалить дерево на него. Дон
Хуан сказал, что это были действительно опасные силы, и, хотя они не могли
убить человека лично, они могли вызвать его смерть, напугав его, или
действительно позволив предметам упасть на него, или, появившись
неожиданно и заставив его споткнуться, сорваться с обрыва.
Он сказал мне, что, если я найду одного из этих существ при
неподходящих обстоятельствах, я никогда не должен пытаться бороться с ним,
потому что он убьет меня. Он отнимет мою душу. Поэтому я должен броситься
на землю и терпеть его до утра.
- Когда человек сталкивается с олли, дарителем тайн, он должен
собрать все свое мужество и схватить его, прежде чем тот схватит его, или
преследовать его, прежде чем тот начнет преследовать его. Преследование
должно быть неотступным, и тогда происходит борьба. Человек должен прижать
духа к земле и держать его до тех пор, пока тот не даст ему силу.
Я спросил его, были ли эти силы материальны, если их можно было
действительно коснуться. Он сказал, что сама идея о "духе" означала что-то
эфемерное для меня.
- Не называй их духами, - сказал он. - называй их олли; называй их
необъяснимыми силами.
Он молчал некоторое время, затем лег на спину и подпер голову
сложенными руками. Я настаивал и желал узнать, материальны ли эти
существа.
- Будь ты проклят, они материальны, - сказал он, помолчав немного. -
Когда кто-нибудь борется с ними, они твердые, но это чувство длится только
момент. Эти существа полагаются на человеческий страх; поэтому, если
человек борется с одним из них, как воин, существо теряет свое напряжение
очень быстро, в то время, как человек становится более сильным. Можно
действительно поглотить силу духа.
- Какой это вид напряжения? - спросил я.
- Сила. Когда касаешься их, они вибрируют, как будто они готовы
разорвать на части. Но это только видимость. Напряжение кончается, когда
человек удерживает свою хватку.
- Что происходит, когда они теряют свое напряжение? Становятся ли они
подобны воздуху?
- Нет, они просто становятся бессильными. Они, тем не менее, имеют
материальность, однако. Но она не похожа ни на что, чего каждый когда-либо
касался.
Позже, вечером, я сказал ему, что, возможно, то, что я видел
предыдущей ночью, мог быть только мотылек. Он засмеялся и очень терпеливо
объяснил, что мотыльки летают взад и вперед только вокруг электрических
ламп, потому что лампа не сжигает их крыльев. Пламя, напротив, сжигает их
сразу же, как только они подлетают близко к нему. Он также указал, что
тень закрывала весь огонь. Когда он упомянул об этом, я вспомнил, что это
была действительно очень большая тень и что она действительно закрыла
огонь на мгновение. Однако, это произошло так быстро, что я не придал
особого значения этому, вспоминая об этом раньше.
Затем он указал, что искры были очень большие и летели слева. Я и сам
это заметил. Я сказал, что, возможно, ветер дул в этом направлении. Дон
Хуан ответил, что там совсем не было ветра. Это было верно. Вспоминая мое
переживание, я мог вспомнить, что ночь была безветренной.
Другой вешью, которую я совершенно не заметил, был зеленоватый цвет
пламени, который я обнаружил, когда дон Хуан показал мне сохранять взгляд
на огне, после того, как тень первый раз пересекла поле моего зрения. Дон
Хуан напомнил мне об этом. Он также возражал против того, чтобы я называл
это тенью /призраком/. Он сказал, что она была круглой и более походила на
пузырь.
Два дня спустя, 17 декабря 1969 года, дон Хуан очень небрежным тоном
сказал, что я знал все подробности и необходимую технику для того, чтобы
пойти в холмы самому и получить предмет силы - ловитель духов. Он побуждал
меня отправиться одному и утверждал, что его общество только бы помешало
мне.
Я был готов отправиться, когда он, казалось, передумал.
- Ты недостаточно силен, - сказал он. - Я пойду с тобой к подножью
холмов.
Когда мы были в небольшой долине, где я видел олли, он изучил с
расстояния местность, которую я назвал дырой в холмах, и сказал, что мы
должны идти еще дальше на юг к дальним горам. Жилище олли было самой
дальней точкой, которую мы могли видеть через дыру.
Я посмотрел на расположение, и все, что я мог различить, это
голубоватую массу дальних гор. Он повел меня, однако, в юго-восточном
направлении, и через несколько часов ходьбы мы достигли точки, которая,
как он сказал, была "достаточно глубокой" в местопребывании олли.
Мы остановились поздно после полудня. Мы сели на камни. Я устал и был
голоден; все, что я ел в течение дня, было несколько лепешек и вода. Дон
Хуан совершенно внезапно встал, посмотрел на небо и велел мне
повелительным тоном выбрать направление, которое было лучшим для меня и
убедиться, что я мог вспомнить точку, где мы были в этот момент, чтобы я
мог вернуться туда, когда я закончу. Он сказал вновь уверенно, что он
будет ждать меня, даже если это займет все мое время.
Я спросил очень тревожно, верил ли он, что дело по добыче ловителя
духов могло бы отнять много времени.
- Кто знает? - сказал он, таинственно улыбнувшись.
Я пошел к юго-востоку, обернувшись пару раз, чтобы посмотреть на дона
Хуана. Он очень медленно шел в противоположном направлении. Я взобрался на
вершину большого холма и посмотрел на дона Хуана еще раз; он был в добрых
двухстах ярдах от меня. Он не оборачивался и не смотрел на меня. Я сбежал
к подножью в небольшую чашеобразную впадину между холмами и внезапно
обнаружил себя одного. Я сел на некоторое время и начал удивляться тому,
что я делал здесь. Я почувствовал нелепость поиска ловителя духов. Я
взбежал назад на вершину холма, чтобы получше разглядеть дона Хуана, но я
не мог увидеть его нигде. Я побежал к подножью, в направлении, где я
последний раз видел его. Я хотел прекратить все дело и уехать домой. Я
чувствовал себя совершенно оцепеневшим и уставшим.
- Дон Хуан! - кричал я снова и снова.
Его нигде не было видно. Я снова взбежал на вершину другого высокого
холма; я не увидел его и оттуда также. Я бегал везде, высматривая его, но
он исчез. Я вернулся и пришел назад к первоначальному месту, где он
оставил меня. У меня была нелепая уверенность, что я найду его сидящим там
и смеющимся над моей непоследовательностью.
- В какой ад я попал?
Я знал тогда, что не было способа остановить все то, что я делал там.
Я действительно не знал, как вернуться к моей машине. Дон Хуан много раз
изменял направление, а основной ориентации на четыре точки было
недостаточно. Я испугался, что заблужусь в горах. Я сел, и в первый раз в
своей жизни я имел необычное чувство, что действиетльно не было пути
вернуться к исходной точке отправления. Дон Хуан говорил, что я всегда
настаивал на отправной точке, которую я называл началом, тогда как в
действительности начала не существует. И там, среди этих гор, я
почувствовал, что я понял то, что он имел в виду. Это было так, как будто
исходная точка всегда была мной самим, как будто дона Хуана никогда в
действительности не было там; и когда я высматривал его, он стал тем, чем
он в действительности был - маленьким образом, который исчез за холмом.
Я услышал тихий шелест листьев, и необычный аромат окружил меня. Я
почувствовал ветер давлением на мои глаза, подобно осторожному жужжанию.
Солнце собиралось скрыться за плотными тучами над горизонтом, которые
выглядели подобно густо окрашенной оранжевой стае, когда оно исчезало за
тяжелым покровом низких туч; момент спустя оно появилось снова, как
темно-красный шар, плывущий в дымке. Оно, казалось, боролось некоторое
время, чтобы войти в клочок голубого неба, но тучи как будто не давали
солнцу времени, а затем оранжевая стая и темные силуэты гор, казалось,
поглотили его.
Я лег на спину. Мир вокруг меня был таким спокойным, таким
безмятежным, но, в то же самое время, таким чуждым, что я почувствовал
себя подавленным. Я не хотел плакать, но слезы покатились сами.
Я оставался в этом положении несколько часов. Я был почти неспособен
встать. Камни подо мной были твердыми, и прямо там, где я лежал, была
редкая растительность, в контраст с сочными зелеными кустами везде вокруг.
Оттуда, где я был, я мог видеть верхушки высоких деревьев на восточных
холмах.
Наконец, стало совершенно темно. Я почувствовал себя лучше; в
действительности, я чувствовал себя почти счастливым. Для меня полутьма
была намного более поучительной и защищающей, чем безжалостный дневной
свет.
Я встал, влез на вершину небольшого холма и начал повторять движения,
которым дон Хуан научил меня. Я пробегал к востоку семь раз, и только
тогда я заметил изменение температуры в моей руке. Я развел огонь и стал
внимательно наблюдать, как советовал дон Хуан, рассматривая каждую деталь.
Прошли часы, и я начал чувствовать себя очень уставшим и замерзшим. Я
собрал целую кучу сухих веток; я поддерживал огонь и подвинулся к нему
ближе. Бодрствование было таким усердным и таким напряженным, что оно
изнурило меня, и я начал клевать носом. Я дважды засыпал и просыпался
только тогда, когда моя голова качалась в сторону. Я был таком сонным, что
не мог больше наблюдать за огнем. Я попил воды и даже побрызгал ею на
лицо, чтобы не спать. Мне удалось побороть мою сонливость только на
короткое время. Я стал каким-то унылым и раздраженным; я чувствовал себя
крайне беспомощным существом там, и это вызвало во мне ощущение
иррационального растройства и уныния. Я был усталым, голодным, сонным и
нелепо раздраженным самим собой. Наконец, я отказался бороться со сном. Я
добавил побольше сухих веток в костер и лег спать. Погоня за олли и
ловителем духов была в этот момент наиболее нелепым и чуждым стремлением.
Я был таким сонным, что не мог даже думать или разговаривать с собой. Я
заснул.
Внезапно я был разбужен громким треском. Казалось, что шум, чем бы он
ни был, раздался как раз над моим левым ухом, так как я лежал на правом
боку. Я сел, совершенно проснувшись. Мое левое ухо гудело и было оглушено
близостью и силой звука.
Я, должно быть, спал только короткое время, судя по количеству сухих
веток, которые все еще горели в костре. Я не слышал никаких других шумов,
но оставался настороженным и поддерживал огонь.
В моем уме промелькнула мысль, что, возможно, меня разбудил дальний
выстрел; возможно, кто-то рядом следил за мной и выстрелил в меня. Эта
мысль стала очень мучительной и вызвала поток рациональных страхов. Я был
уверен, что какие-то люди владели этой землей, и, если это было так, они
могли принять меня за вора и убить меня, или они могли убить меня, чтобы
ограбить, не зная, что у меня нет ничего. Я переживал момент ужасного
беспокойства за свою безопасность. Я почувствовал напряжение в своих
плечах и шее. Я подвигал головой вверх и вниз: кости моей шеи производили
