остудил тебя, когда я опускал тебя в воду. То, что ты был в мокрой одежде,
еще более остудило тебя. То, что ты был сердит и замерз, позволило твоему
просвету закрыться, и ты был защищен. В это время твоей жизни, однако, ты
не можешь больше использовать эти щиты столь же эффективно, как обычный
человек. Ты слишком много знаешь об этих силах, и теперь, наконец, ты на
грани того, чтобы чувствовать и действовать, как воин. Твои старые нити не
являются больше надежными.
- Что же от меня ожидается?
- Действуй, как воин, и отбирай частицы своего мира. Ты не можешь
больше окружать себя вещами, как попало. Я говорю тебе это самым серьезным
образом. Теперь ты впервые не в безопасности при твоем старом образе
жизни.
- Что ты имеешь в виду под отбором частиц моего мира?
- Воин встречает эти необъяснимые и непреклонные силы, потому что он
намеренно ищет их, поэтому он всегда готов к встрече. Ты, напртив, никогда
не готов к ней. Фактически, если эти силы явятся к тебе, они захватят тебя
врасплох; испуг откроет твой просвет, и твоя жизнь беспрепятственно
ускользнет сквозь него. Первой вещью, которую ты, затем, должен делать, -
это быть готовым. Думай, что олли собирается выскочить перед твоими
глазами в любую минуту и ты должен быть готов к этому. Встреча с олли -
это не вечеринка на воскресном пикнике, и воин берет на себя
ответственность по защите своей жизни. Поэтому, если какая-либо из этих
сил стучится к тебе и открывает твой просвет, ты должен намеренно бороться
за то, чтобы закрыть его самому. Для этой цели ты должен иметь избранный
ряд вещей, которые дают тебе большое спокойствие и удовольствие, вещей,
которые ты можешь намеренно использовать для того, чтобы убрать свои мысли
от испуга и закрыть свой просвет и сделать себя цельным.
- Что это за вещи?
- Несколько лет назад я говорил тебе, что в своей повседневной жизни
воин выбирает себе дорогу с сердцем. Именно последовательный выбор пути с
сердцем делает воина отличным от среднего человека. Он знает, что путь
имеет сердце, когда он един с этим путем, когда он переживает огромное
спокойствие и удовольствие, идя по нему. Вещи, которые воин отбирает,
чтобы сделать свои щиты, - это частицы пути с сердцем.
- Но ты сказал, что я не воин, поэтому, как же я могу выбрать путь с
сердцем?
- Это твоя поворотная точка. Можно сказать, что раньше тебе не было
действительной необходимости жить, как воин. Теперь иначе, теперь ты
должен окружить себя предметами пути с сердцем и должен отказаться от
остального, или же ты погибнешь при следующей встрече. Я могу добавить,
что ты можешь не просить о встрече больше. Теперь олли может прийти к тебе
во сне, во время твоего разговора с друзьями, когда ты пишешь.
- Я уже годами искренне старался жить в согласии с твоими поучениями,
- сказал я. - Очевидно, я не делал этого достаточно хорошо. Как я могу
делать лучше теперь?
- Ты думаешь и разговариваешь слишком много. Ты должен прекратить
разговор с самим собой.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты слишком много разговариваешь с собой. Ты в этом не исключение.
Каждый из нас делает это. Мы ведем внутренний разговор. Подумай об этом.
Когда ты один, что ты делаешь?
- Я разговариваю с самим собой.
- О чем ты разговариваешь с собой?
- Я не знаю; о чем угодно, я полагаю.
- Я скажу тебе, о чем мы разговариваем сами с собой. Мы разговариваем
о нашем мире. Фактически, мы создаем наш мир своим внутренним разговором.
- Как мы это делаем?
- Когда мы разговариваем с собой, мир всегда такой, каким он должен
быть. Мы обновляем его, мы начиняем его жизнью, мы поддерживаем его своим
внутренни разговором. Не только это, но мы также выбираем свои пути так
же, как мы говорим себе. Такми образом, мы повторяем тот же самый выбор
еще и еще до тех пор, пока не умираем, потому что мы продолжаем повторение
того же самого внутреннего разговора еще и еще до тех пор, пока не
умираем.
Воин сознает это и стремится остановить этот разговор. Это последняя
точка, которую ты должен знать, если ты хочешь жить, как воин.
- Как я могу перестать говорить с самим собой?
- Прежде всего ты должен использовать свои уши, чтобы снять часть
нагрузки со своих глаз. Мы с самого рождения использовали свои глаза для
того, чтобы судить о мире. Мы говорим с другими и с собой, главным
образом, о том, что мы видим. Воин сознает это и прислушивается к миру; он
прислушивается к звукам мира.
Я отложил свои записи. Дон Хуан засмеялся и сказал, что он не имел в
виду навязать мне результат, что прислушивание к звукам мира должно быть
гармоничным и с большим терпением.
- Воин сознает, что мир изменится, как только он перестанет говорить
с самим собой, - сказал он, - и он должен быть готов к этому необычайному
толчку.
- Что ты имеешь в виду, дон Хуан?
- Мир такой-то или такой-то только потому, что мы сказали себе, что
он такой. Если мы перестанем говорить себе, что мир такой-то, то мир
перестанет быть таким. В этот момент я не думаю, что ты готов к такому
моментальному удару, поэтому ты должен медленно начать уничтожать
/открывать/ мир.
- Я, в действительности, не понимаю тебя!
- Твоя беда в том, что ты смешиваешь мир с тем, что делают люди; и
опять же, ты не одинок в этом. Каждый из нас делает это. Вещи, которые
делают люди, являются щитами против сил, которые нас окружают; то, что мы
делаем, как люди, дает нам удобство и чувство безопасности; то, что делают
люди, по праву, очень важно, но только, как щит. Мы никогда не знаем, что
все, что мы делаем, как люди, это только щиты, и мы позволяем им
господствовать и попирать наши жизни. Фактически, я должен сказать, что
для человечества то, что делают люди, более велико и более важно, чем сам
мир.
- Что ты называешь миром?
- Мир - это все, что заключено здесь, - сказал он и топнул по земле.
- жизнь, смерть, люди, олли и все остальное, что окружает нас. Мир
необъятен. Мы никогда не сможем понять понять его; мы никогда не разгадаем
его тайн. Поэтому, мы должны относиться к нему, как к тому, что он есть,
как к чудесной загадке!
Однако, обычный человек не делает этого. Мир никогда не является
загадкой для него, и, когда он приближается к старости, он убеждается, что
он не имеет больше ничего, для чего жить. Старик не исчерпал мира. Он
исчерпал только то, что делают люди. Но в своем глупом замешательстве он
верит, что мир не имеет больше загадок для него. Вот ужасная цена, которую
приходится платить за наши щиты!
Воин осознает эту путаницу и учится относиться к вещам правильно.
Вещи, которые делают люди, ни при каких условиях не могут быть более
важны, чем мир. И, таким образом, воин относится к миру, как к бесконечной
тайне, а к тому, что делают люди, как к бесконечной глупости.
15
Я начал упражняться в прислушивании к "звукам мира" и продолжал это в
течение двух месяцев, как точно указал дон Хуан. Сначала было мучительно
слышать и не видеть, но еще более мучительным было не разговаривать с
самим собой. К концу двух месяцев я был способен выключать свой внутренний
диалог на короткие периоды периоды времени и мог обращать внимание на
звуки.
Я прибыл к дому дона Хуана к 9 часам 10 ноября 1969 года.
- Мы начнем поездку прямо сейчас, - сказал он, как только я подъехал
к его дому.
Я отдохнул в течение часа, а затем мы поехали к низким склонам гор на
востоке. Мы оставили мою машину на попечение одного из его друзей, который
жил в этом месте, а сами пошли пешком в горы. Дон Хуан положил сухое
печенье и сладкие булочки в рюкзак для меня. Провизии было достаточно на
день или на два. Я спросил дона Хуана, не взять ли нам больше, но он
отрицательно потряс головой.
Мы шли пешком все утро. Был довольно теплый день. Я нес одну флягу с
водой, из которой большей частью пил я сам. Дон Хуан пил только дважды.
Когда вода кончилась, он заверил меня, что было бы очень хорошо напиться
из потока, который мы найдем на нашем пути. Он рассмеялся на мое
нежелание. Через короткое время моя жажда вынудила меня побороть мои
страхи.
Рано после полудня мы остановились в небольшой долине у подножья
каких-то сочных зеленых холмов. Позади холмов, на востоке, на облачном
небе вырисовывались высокие горы.
- Ты можешь думать, что ты можешь написать о том, что мы говорим, или
о том, что ты воспринимаешь, но ты ничего не можешь написать о том, где мы
находимся, - сказал он.
Мы остановились на время, и затем он вынул узелок из-под своей
рубашки. Он развязал его и показал мне свою трубку. Он наполнил ее чашечку
курительной смесью, зажег спичку и поджег небольшую сухую ветку, положил
горящую веточку внутрь чашки и велел мне курить. Не имея кусочка угля
внутри чашки, было трудно разжечь трубку; мы должны были держать горящие
ветки до тех пор, пока смесь не разгорелась.
Когда я кончил курить, он сказал, что мы были здесь для того, чтобы я
мог разыскать тот вид дичи, на которую я предполагал охотиться. Он
заботливо повторил мне три или четыре раза, что наиболее важным аспектом
моей попытки было найти какие-нибудь ямы. Он подчеркнул слово "ямы" и
сказал, что внутри их маг мог найти все виды сообщений и указаний. Я хотел
спросить, какого рода ямы это были; дон Хуан, казалось, отгадал мой вопрос
и сказал, что их было невозможно описать и что они были в области
"виденья". Он повторил несколько раз, что я должен сосредоточить все свое
внимание на слушаньи звуков и сделать все возможное, чтобы найти дыры
между звуками. Он сказал, что он собирался играть на своем ловителе духов
четыре раза. Я должен был использовать эти жуткие зовы в качестве
проводников к олли, который приветствовал меня; этот олли тогда даст мне
сообщение, которое я искал. Дон Хуан велел мне находиться в полной
бдительности, так как он не знал, каким образом олли проявит себя по
отношению ко мне.
Я внимательно прислушивался. Я сидел спиной к каменистой стороне
холма. Я испытывал умеренное онемение. Дон Хуан предупредил меня не
закрывать глаза. Я начал слушать и мог различить посвистывание птиц,
шелест листьев от ветра, жужжание насекомых. Когда я поместил все свое
внимание в эти звуки, я мог действительно разобрать четыре разных типа
посвистывания птиц. Я мог различить медленные или быстрые скорости ветра;
я мог также слышать различный шелест трех типов листьев. Жужжание
насекомых было поразительным. Их было так много, что я не мог сосчитать их
или правильно разделить их.
Я был погружен в необычный мир звуков, которого никогда не было в
моей жизни. Я начал скользить вправо. Дон Хуан сделал движение, чтобы
остановить меня, но я сам уже сдержал себя. Я выпрямился и сел прямо
снова. Дон Хуан передвинул мое тело, пока не подпер меня в щели каменной
стены. Он расчистил мелкие камни из-под моих ног и уложил затылок моей
головы на камень.
Он повелительно сказал мне, чтобы я смотрел на горы к юго-востоку. Я
сосредоточил мой пристальный взгляд вдаль, но он исправил меня и сказал,
что я не должен смотреть пристально, но разглядывать холмы передо мной и
растительность на них. Он повторил снова и снова, что я должен
сосредоточить все свое внимание на слушаньи.
Звуки начали проступать снова. Их не было настолько много, чтобы я
хотел слушать их; скорее, они каким-то способом заставляли меня
концентрироваться на них. Ветер шелестел листьями. Ветер прошел вверху над
деревьями и затем втянулся в долину, где мы были. Опускаясь, он коснулся
