происходило, я чувствовал, что я не был самим собой. В течение времени,
когда я не мог завести свою машину, я был очень послушным, почти онемел.
Дон Хуан как будто сделал что-то не только с моей машиной, но и со мной
тоже. Когда он кончил хихикать, я был убежден, что колдовство кончилось, и
стремительно нажал на стартер снова. Я был уверен, что дон Хуан только
гипнотизировал меня своим смехом и заставлял меня поверить, что я не мог
завести машину. Уголком глаза я видел, что он с любопытством наблюдал за
мной, когда я включал мотор и неистово накачивал газ.
Дон Хуан мягко похлопал меня и сказал, что неистовство сделает меня
"твердым" и, возможно, мне не нужно будет купаться в воде снова. Чем более
неистовым я буду, тем скорее я смогу оправиться от моей встречи с олли.
- Не смущайся, - сказал дон Хуан. - Дави ногой машину.
Он разразился естественным обычным смехом, и я почувствовал себя
смешно и глуповато засмеялся.
Через некоторое время дон Хуан сказал, что он освободил машину. И она
завелась!
14
28 сентября 1969 года.
Вокруг дома дона Хуана было что-то жуткое. В этот момент я думал, что
он спрятался где-то поблизости и наблюдал за мной. Я покричал ему, а затем
собрал достаточно мужества, чтобы войти внутрь. Дона Хуана там не было. Я
поставил две сумки бакалейных товаров, которые я привез, на кучу дров и
сел дожидаться его, как делал много раз раньше. Но в первый раз за все
годы моей связи с доном Хуаном я испугался оставаться один в его доме. Я
чувствовал присутствие кого-то невидимого здесь со мной. Тогда я вспомнил,
что несколько лет назад у меня было то же самое неясное чувство, что
что-то неизвестное бродило вокруг меня, когда я был один. Я вскочил и
выбежал из дома.
Я приехал, чтобы увидеть дона Хуана и рассказать ему, что накопленные
эффекты задачи "виденья" наложили свою дань на меня. Я начал чувствовать
беспокойство, неясно воспринимаемое без какой-либо очевидной причины,
усталость, не будучи утомленным. Затем моя реакция на присутствие одному в
доме дона Хуана вызвала во мне общую память о том, как строился мой страх
в прошлом.
Страх перенес меня на несколько лет назад, когда дон Хуан навязал мне
очень необычное сравнение между женщиной-магом, которую он называл "ла
Каталина", и мной. Это началось 23 ноября 1961 года, когда я нашел его в
доме с вывихнутой лодыжкой. Он объяснил, что у него был враг - ведьма,
которая могла обернуться черным дроздом и которая пыталась убить его.
- Как только я смогу ходить, я покажу тебе, кто эта женщина, - сказал
дон Хуан. - Ты должен знать, кто она есть.
- Почему она хочет убить тебя?
Он нетерпеливо пожал плечами и отказался отвечать что-нибудь еще.
Я вернулся увидеть его десять дней спустя и нашел его соверщенно
здоровым. Он покрутил своей лодыжкой, чтобы продемонстрировать мне, что
она в прекрасном состоянии, и приписал свое быстрое выздоровление природе
гипсовой повязки, которую он сам сделал.
- Хорошо, что ты здесь, - сказал он. - Сегодня я собираюсь взять тебя
в небольшое путешествие.
Затем он направил меня ехать в безлюдное место. Мы остановились там;
дон Хуан вытянул свои ноги и удобно устроился на виденьи, как будто
собираясь вздремнуть. Он велел мне расслабиться и оставаться совершенно
спокойным; он сказал, что мы должны быть как можно незаметнее до
наступления сумерек, потому что поздний вечер был очень опасным временем
для дела, которым мы занимаемся.
- Каким делом мы занимаемся? - спросил я.
- Мы здесь для того, чтобы отметить ла Каталину, - сказал он.
Когда стало значительно темно, мы незаметно, мы незаметно вышли из
машины и очень медленно и бесшумно вошли в пустынный чаппараль.
С места, где мы остановились, я мог разглядеть темные силуэты холмов
по обеим сторонам. Мы были в плоском, красивом, широком каньоне. Дон Хуан
дал мне подробную инструкцию о том, как оставаться слитым с чапаралем, и
научил меня способу сидеть "в бодрствовании", как он называл это. Он велел
мне подогнуть мою правую ногу под мое левое бедро и сохранять мою левую
ногу в сложенном положении. Он объяснил, что подогнутая нога
использовалась в качестве пружины для того, чтобы встать с большой
скоростью, если это будет необходимым. Затем он велел мне сидеть лицом на
запад, потому что это было направление дома женщины. Он сел рядом со мной,
справа, и шепотом сказал мне держать мои глаза сфокусированными на землю,
ища, или, скорее, ожидая волну ветра, которая произведет волнение в
кустах. Когда волнение коснется кустов, на которые я фокусировал мой
пристальный взгляд, я должен был взглянуть вверх и увидеть колдунью во
всем ее "великолепном зловещем блеске". Дон Хуан действительно использовал
эти слова. Когда я попросил его объяснить, что он имеет в виду, он сказал,
что, если я обнаружу волнение в кустах, я просто должен посмотреть вверх и
увидеть сам, потому что "колдунья в полете" имела такой необыкновенный
вид, что это не поддавалось объяснениям.
Дул чистый спокойный ветер, и я думал, что я обнаружил волнение в
кустах много раз. Я поднимал глаза каждый раз, готовясь к
трансцендентальному переживанию, но я ничего не видел. Каждый раз, когда
ветер раздувал кусты, дон Хуан энергично ударял ногой по земле,
поворачиваясь кругом и двигая руками, как будто они били. Сила его
движений была чрезвычайной.
После нескольких неудач увидеть колдунью "в полете" я уверился, что
не буду свидетелем никакого трансцендентального события, однако, дон Хуан
показывал "силу" так остро, что я не помнил, как провел ночь.
На рассвете дон Хуан подсел ко мне. Он, казалось, был совершенно
изнурен. Он едва мог двигаться. Он лег на спину и пробормотал, что ему не
удалось "пронзить женщину". Я был сильно заинтригован этим заявлением; он
повторил его несколько раз, и каждый раз его тон становился все более
унылым, более отчаянным. Я начал переживать необычное беспокойство. Мне
было очень легко проецировать мои чувства на настроение дона Хуана.
Дон Хуан ничего не упоминал об этом случае или о женщине несколько
месяцев. Я думал, что он или забыл или решил все дело. Однако, однажды я
нашел его в очень взволнованном настроении, и в манере, которая была
совершенно несвойственна его естественному спокойствию, он сказал мне, что
"черный дрозд" сидел перед ним предыдущей ночью, и что он даже не заснул.
Искусство женщины было таким большим, что он совсем не чувствовал ее
присутствия. Он сказал, что, к счастью, он проснулся в определенный
момент, чтобы подготовиться к самому ужасному бою за свою жизнь. Тон дона
Хуана был взволнованный, почти патетический. Я почувствовал непреодолимую
волну жалости и беспокойства.
В мрачном и драматическом тоне он вновь подтвердил, что у него не
было способа остановить ее и что в следующий раз, когда она придет к нему,
это будет его последний день на земле. Я стал унылым и был едва не в
слезах. Дон Хуан, казалось, заметил мое глубокое беспокойство и засмеялся,
как я подумал, храбро. Он похлопал меня по спине и сказал, чтобы я не
терзался, что он еще не вполне потерян, потому что имел одну последнюю
карту, козырную карту.
- Воин живет стратегически, - сказал он, улыбаясь. - Воин никогда не
берется за груз, который он не может удержать в руках.
Улыбка дона Хуана имела силу разогнать зловещие тучи судьбы. Я
внезапно почувствовал приподнятое настроение, и мы оба засмеялись. Он
похлопал меня по голове.
- Ты знаешь, из всех вещей на земле, ты - это моя последняя карта, -
сказал он отрывисто, взглянув мне прямо в глаза.
- Что?
- Ты являешься моей козырной картой в моем бою против этой ведьмы.
Я не понял, что он имеет в виду, и он объяснил, что женщина не знала
меня и что, если я сыграю своей рукой так, как он укажет мне, у меня будет
более, чем хороший, шанс "пронзить ее".
- Что ты имеешь в виду под этим "пронзить ее"?
- Ты не можешь убить ее, но ты должен пронзить ее, как воздушный шар.
Если ты сделаешь это, она оставит меня одного. Но не думай об этом теперь.
Я скажу тебе, что делать, когда придет время.
Прошли месяцы. Я забыл случай и был удивлен, когда я прибыл однажды в
его дом: дон Хуан выбежал и не дал мне выйти из машины.
- Ты должен уехать немедленно, - прошептал он со страшной
безотлагательностью. - Слушай внимательно. Купи ружье, или достань его
любым возможным путем; не приноси мне свое собственное ружье, ты
понимаешь? Принеси любое ружье, за исключением своего собственного, и
принеси его сюда немедленно.
- Зачем тебе ружье?
- Отправляйся сейчас же!
Я вернулся с ружьем. У меня не было достаточно денег, чтобы купить
его, но мой друг дал мне свое старое ружье. Дон Хуан не посмотрел на него;
он объяснил, смеясь, что он был резок со мной, потому что черный дрозд был
на крыше его дома и он не хотел, чтобы она видела меня.
- Обнаружив черного дрозда на крыше, у меня возникла мысль, что ты
мог принести ружье и пронзить ее из него, - сказал дон Хуан выразительно.
- Я не хочу, тобы с тобой что-нибудь случилось, поэтому я посоветовал,
чтобы ты купил ружье или достал его каким-нибудь другим путем. Видишь ли,
ты должен уничтожить ружье после выполнения задачи.
- О какой задаче ты говоришь?
- Ты должен попытаться пронзить женщину из своего ружья.
Он заставил меня начистить ружье, натерев его свежими листьями и
стеблями особо пахнущего растения. Он сам протер оба патрона и вложил их в
стволы. Затем он сказал, что я должен спрятаться за его домом и ждать до
тех пор, пока черный дрозд не сядет на крышу, и затем, тщательно
прицелившись, я должен был выпалить из обеих стволов. Эффект удивления,
больше, чем дробь, пронзит женщину, и, если я был сильным и решительным, я
мог заставить ее оставить его в покое. Таким образом, моя рука должна быть
безупречной и таким же - мое решение пронзить ее.
- Ты должен пронзительно закричать в момент выстрела, - сказал он. -
Это должен быть убедительный и пронзительный выкрик.
Затем он сложил кучу из пучков бамбука и дров в десяти футах от
рамада его дома. Он велел мне опереться на эту кучу. Положение было очень
удобным. Я полусидел; моя спина была хорошо подперта, и у меня был хороший
обзор крыши.
Он сказал, что ведьме было еще слишком рано появиться и что до
темноты мы сможем сделать все приготовления; затем он притворится, что он
заперся в доме, для того, чтобы привлечь ее и вызвать еще одно нападение
на свою личность. Он велел мне расслабиться и найти удобное положение,
чтобы я мог выстрелить без движения. Он заставил меня прицелиться на крышу
пару раз и заключил, что действие - поднимание ружья к моему плечу и
прицеливание были слишком медленными и нескладными. Затем он построил
подпорку для ружья. Он сделал два глубоких отверстия железным бруском,
поместил в них две рогульки и привязал длинную жердь между их развилинами.
Конструкция давала мне упор для стрельбы и позволяла держать ружье
нацеленным на крышу.
Дон Хуан посмотрел на небо и сказал, что ему было время идти в дом.
Он встал и медленно и спокойно пошел внутрь, дав мне последнее
предостережение, что мое старание не было шуткой и что я должен был
поразить птицу с первого выстрела.
После того, как дон Хуан ушел, всего лишь несколько минут были
сумерки, а затем стало совершенно темно. Казалось, как будто темнота ждала
до тех пор, пока я останусь один, и внезапно спустилась на меня. Я пытался
сфокусировать мои глаза на крыше, которая вырисовывалась на фоне неба; на
