тобой, - сказал он. - я должен был рассказать тебе, что я делал, а я не
могу сделать этого, потому что это приведет меня еще к другому делу.
Поэтому, может быть, вещи будут яснее тебе, если ты не будешь думать о
началах.
- Тогда скажи мне, что произошло после того, как я сидел на берегу и
курил.
- Я думаю, что ты рассказал уже мне это, - сказал он, рассмеявшись.
- Было ли что-нибудь важного в том, что я делал, дон Хуан?
Он пожал плечами.
- Ты следовал моим указаниям очень хорошо и не затруднялся входить и
выходить из тумана. Затем, ты прислушивался к моему голосу и возвращался к
поверхности каждый раз, когда я звал тебя. Это было упражнением. Остальное
было очень легко. Ты просто позволил туману унести тебя. Ты вел себя, как
будто ты знал, что делать. Когда ты был очень далеко, я позвал тебя снова
и велел тебе смотреть на берег, поэтому, ты должен знать, как далеко ты
ушел. Затем я вытянул тебя назад.
- Ты имеешь в виду, дон Хуан, что я действительно путешествовал в
воде?
- Да. И очень далеко, к тому же.
- Как далеко?
- Ты не поверишь этому.
Я попытался убедить его сказать мне, но он прекратил предмет и
сказал, что он должен уйти на время. Я настаивал, чтобы он, по крайней
мере, намекнул мне.
- Мне не нравится оставаться в темноте, - сказал я.
- Ты сам держишь себя в темноте, - сказал он. - думай о стене,
которую ты видел. Сядь здесь на свою циновку и вспомни каждую подробность
этого. Тогда, возможно, ты сам сможешь открыть, как далеко ты ушел. Все,
что я знаю теперь, это то, что ты путешествовал очень далеко. Я знаю это,
потому что у меня было ужасное время при вытягивании тебя назад. Если бы я
не был рядом, ты мог бы совсем заблудиться и никогда не вернуться; в таком
случае, все, что осталось бы от тебя теперь, это мертвое тело на берегу
ручья. Или, возможно, ты мог вернуться сам, но в этом я не уверен.
Поэтому, оценив попытку этого, я должен был привести тебя назад, я сказал
тебе очень ясно в...
Он сделал долгую паузу и пристально и дружелюбно посмотрел на меня.
- Я дойду до гор центральной Мексики, - сказал он, - я не знаю, как
далеко ты ушел - возможно, до Лос-анджелеса, а, возможно, даже до
Бразилии.
Дон Хуан вернулся на следующий день поздно после обеда. К тому
времени я записал все, что я мог вспомнить о моем восприятии. Когдя я
писал, мне пришло на ум пройтись по берегам ручья вверх и вниз и
подтвердить, видел ли я в действительности детали на каждой стороне,
которые могли вызвать во мне образ стены. Я сделал предположение, что дон
Хуан мог заставить меня пройтись в состоянии оцепенения, и затем мог
заставить меня сосредоточить мое внимание на какой-нибудь стене по пути. В
часы, которые прошли между временем, когда я впервые обнаружил туман, и
временем, когда я вылез из канавы и вернулся в его дому, я вычислил, что,
если он заставил меня пройтись, мы могли пройти, самое большее, две с
половиной мили. Поэтому, я обошел берега по ручью около трех миль в каждом
направлении, внимательно рассматривая каждую деталь, которая могла бы
иметь отношение к моему виду стены. Ручей был, насколько я мог сказать,
простым каналом, использовавшимся для орошения. Он был от четырех до пяти
футов шириной по всей длине, и я не мог найти никаких видимых деталей в
нем, которые напомнили бы мне или навязали бы образ бетонной стены.
Когда дон Хуан пришел в дом поздно после полудня, я заговорил с ним и
настоял на прочтении ему моего отчета. Он отказался слушать и заставил
меня сесть. Он сидел лицом ко мне. Он не улыбался. Он, казалось, думал,
оценивая проникающим внутрь взглядом своих глаз, которые остановились над
горизонтом.
- Я думал, что ты должен был осознать к этому времени, - сказал он
тоном, который был, неожиданно, очень суровым, - что все является
смертельно опасным. Вода является такой же смертельной, как и страж. Если
ты не остережешься, вода заманит тебя. Она почти сделала это вчера. Но для
того, чтобы попасться в ловушку, человек должен хотеть. В этом твое
затруднение. Ты хочешь покинуть себя.
Я не знал, о чем он говорил. Его нападение на меня было таким
неожиданным, что я был сбит с толку. Я слабо попросил его объяснить мне.
Он с неохотой упомянул, что он ходил к водному каньону и "видел" духа
водного места и имел глубокое убеждение, что у меня были слабые
возможности "видеть" воду.
- Как? - спросил я, действительно расстроенный.
- Дух - это сила, - сказал он, - и, как таковой, он отзывается только
на силу. Ты не можешь потакать себе в его присутствии.
- Как я потакал себе?
- Вчера, когда ты был в воде.
- Я не потакал себе. Я думал, что это был очень важный момент, и я
рассказывал тебе то, что происходило со мной.
- Кто ты такой, чтобы думать или решать, что является важным? Ты
ничего не знаешь о силах, которые заманивают тебя. Дух водяного места
существует вне этого места и может помочь тебе; в действитедьности, он
помогал тебе, пока ты не был слаб. Теперь я не знаю, какого будет
последствие твоих действий.. Ты уступил силе духа водяного места, и теперь
он может взять тебя в любое время.
- Разве было неправильно смотреть на себя, обернувшегося зеленым?
- Ты покинул самого себя. Это было неправильно. Я уже говорил тебе
это и повторю это снова. Ты можешь выжить в мире брухо, только если ты
воин. Воин обращается со всем с уважением и не топчет ничего, если он не
вынужден делать это. Ты не обращался с водой с уважением вчера. Обычно ты
ведешь себя очень хорошо. Однако, вчера ты покинул самого себя ради своей
смерти, как проклятый дурак. Воин не покидает самого себя ни для чего,
даже для своей смерти. Воин - это не старательный партнер; воин
недоступен; и если он вовлекает себя во что-то, то ты можешь быть уверен,
что он сознает то, что делает.
Я не знал, что сказать. Дон Хуан был почти сердит. Это расстроило
меня. Дон Хуан редко вел себя со мной таким образом. Я действительно не
имел мысли, что я сделал что-то неправильное. После нескольких минут
напряженного молчания он снял свою шляпу, улыбнулся и сказал мне, что я
должен уйти и не возвращаться в его дом до тех пор, пока я не почувствую,
что приобрел контроль над своим потаканием себе. Он подчеркнул, что я
должен сторониться воды и не касаться ею поверхности моего тела три или
четыре месяца.
- Я не думаю, что я могу ходить, не приняв душ, - сказал я.
Дон Хуан захохотал до слез, полившихся из его глаз.
- Ты не можешь ходить без душа+ временами ты так слаб, что, я думаю,
ты побуждаешь меня. Но это не шутка. Временами ты действительно не имеешь
контроля, и силы твоей жизни свободно берут тебя.
Я поднял вопрос о том, что это по-человечески невозможно -
контролировать себя все время. Он настаивал, что для воина нет ничего вне
контроля. Я поднял вопрос о случайности и сказал, что то, что случилось со
мной у водного канала, можно было, конечно, классифицировать, как
случайность, т.к. я не имел этого в виду и не сознавал своего
неправильного поведения. Я говорил о различных лицах, имевших несчастья,
которые могли быть объяснены, как случайности; я говорил особенно о
лукасе, старом, очень приятном индейце племени яки, который серьезно
пострадал, когда грузовик, который он вел, перевернулся.
- Мне кажется, невозможно избежать случайностей, - сказал я. - Никто
не может контролировать все вокруг себя.
- Верно, - сказал дон Хуан резко. - Но не все является неизбежной
случайностью. Лукас не живет, как воин. Если бы он жил так, то он бы знал,
что он ждет и чего он ждет, и он не вел бы грузовик, будучи пьяным. Он
наскочил на скалу у дороги, потому что он был пьян, и искалечил свое тело
ни за что.
- Жизнь для воина - есть упражнение в стратегии, - продолжал дон
Хуан. - Но ты хочешь найти смысл жизни. Воин не заботится о смыслах. Если
бы лукас жил, как воин, - а он имел к этому возможность, т.к. все мы имеем
возможность, - он разметил бы свою жизнь стратегически. Таким образом,
если бы он не мог избежать случайности, которая поломала ему ребра, он
нашел бы способы ослабить это происшествие или избежать его последствий,
или бороться против них. Если бы лукас был воином, то он не сидел бы в
своем развалившемся доме, умирая от голода. Он бы бился до конца.
Я изложил альтернатиыу дону Хуану, используя его в качестве примера,
и спросил его, что будет в результате, если бы он сам был бы вовлечен в
несчастный случай, и ему отрезало бы ноги.
- Если бы я не смог помочь этому и потерял бы свои ноги, - сказал он,
- я не смог бы быть человеком сколько-нибудь дольше и, поэтому, я
соединился бы с тем, кто ждет меня вне этого места.
Он сделал широкий жест своей рукой, чтобы показать все вокруг себя. Я
заспорил, что он неправильно понял меня. Я намеревался указать, что было
невозможно для любого отдельного человека предвидеть все перемены,
включенные в его повседневных действиях.
- Все, что я могу тебе сказать, - сказал дон Хуан, - это то, что воин
всегда недоступен; он никогда не стоит на дороге, ожидая, чтобы его
стукнули по голове. Таким образом, он сводит к минимуму свои возможности
непредвиденного. То, что ты называешь случайностью, в большинстве случаев
очень легко избежать, если не быть идиотом, живущим спустя рукава.
13
Моя следующая попытка "виденья" имела место 3 сентября 1969 года. Дон
Хуан заставил меня выкурить две чашки смеси. Немедленные результаты были
аналогичны результатам, которые я испытывал во время предыдущих попыток. Я
помнил то, что, когда мое тело совсем онемело, дон Хуан помог мне,
поддерживая меня под руку, войти в густой пустынный чаппараль, который рос
на несколько миль вокруг его дома. Я не мог припомнить то, что я или дон
Хуан делал после того, как мы вошли в заросли, я не мог вспомнить, как
долго мы шли; в некоторый момент я обнаружил, что я сидел на вершине
небольшого холма. Дон Хуан сидел слева от меня, касаясь меня. Я не мог
чувствовать его, но я мог видеть его уголком глаза. У меня было чувство,
что он говорил со мной, хотя я не мог вспомнить его слов. Все же, я
чувствовал, что я знал точно, что он говорил, несмотря на тот факт, что я
не мог вспомнить этого ясно. У меня было ощущение, что его слова были
подобны вагонам поезда, который удалялся, и его последнее слово было
подобно последнему квадратному служебному вагону. Я знал, что это
последнее слово означало, но я не мог сказать его или подумать о нем ясно.
Это было состояние полубодрствования с призрачным образом поезда из слов.
Затем, очень слабо я услышал голос дона Хуана, который говорил мне:
- Теперь ты должен посмотреть на меня, - сказал он, повернув мою
голову к своему лицу. Он повторил обращение три или четыре раза.
Я посмотрел и сразу обнаружил тот же самый светящийся эффект, какой я
воспринимал прежде, когда смотрел на его лицо; это было гипнотизирующее
движение, волнообразное перемещение света внутри вмещающих сфер. Там,
между этими сферами, не было определенных границ, и, однако, волнистый
свет никогда не разливался, но двигался внутри невидимых пределов.
Я пристально разглядывал светящийся предмет передо мной, и немедленно
он начал терять свое свечение, и появились обычные черты лица дона Хуана,
или, скорее, стали накладываться на затухающее свечение. Затем я должен
был сфокусировать свой пристальный взгляд снова; очертания дона Хуана
поблекли, а свечение усилилось. Я перенес свое внимание на область,
