необходимая потенция, необходимая концентрация, которая преобразует его
обычное время на земле в волшебную силу.
Таким образом, чтобы быть воином, человек должен прежде всего, и по
праву, остро осознавать свою собственную смерть. Но концентрация на смерти
заставляет любого из нас фокусироваться на самом себе, а это является
снижением. Поэтому, следующая вещь, которая необходима, чтобы стать
воином, - это отрешенность. Мысль о неминуемой смерти вместо того, чтобы
стать препятствием, становится безразличием.
Дон Хуан перестал говорить и взглянул на меня. Он, казалось, ожидал
замечаний.
- Ты понимаешь? - спросил он.
Я понимал то, что он говорил, но я лично не мог увидеть, как кто-либо
может прийти к чувству отрешенности. Я сказал, что с точки зрения моего
собственного ученичества, я уже пережил момент, когда знание становится
таким устрашающим делом. Я мог также правдиво сказать, что я больше не
находил поддержки в обычных занятиях моей повседневной жизни. И я хотел,
или, может быть, даже более, чем хотел, я нуждался в том, чтобы жить, как
воин.
- Теперь ты должен отрешиться, - сказал он.
- От чего?
- Отрешиться от всего.
- Это невозможно. Я не хочу быть отшельником.
- Быть отшельником - это потакание себе, и я никогда не имел этого в
виду. Отшельник не отрешен, так как он по своему желанию покидает самого
себя, чтобы стать отшельником.
Только мысль о смерти делает человека достаточно отрешенным, так что
он не может отказать себе в чем-либо. Человек такого сорта, однако, не
мудрствует, потому что он приобрел молчаливую страсть к жизни и ко всем
вещам в жизни. Он знает, что его смерть подгоняет его и не даст ему
времени прилипнуть к чему-либо, поэтому он испытывает, без мудрствований,
все обо всем.
Отрешенный человек, который знает, что он не имеет никакой
возможности отбиться от своей смерти, имеет только одну вещь, чтобы
поддерживать себя - силу своего решения. Он должен быть, так сказать,
мастером своего выбора. Он должен полностью понимать, что он сам полностью
отвечает за свой выбор, и если он однажды сделал его, то у него нет больше
времени для сожалений или укоров себя. Его решения окончательны просто
потому, что его смерть не дает ему времени прилипнуть к чему-нибудь.
И, таким образом, с осознанием своей смерти, своей отрешенностью и
силой своих решений воин размечает свою жизнь стратегическим образом.
Знание о своей смерти ведет его и делает его отрешенным и молчаливо
страждущим; сила его окончательных решений делает его способным выбирать
без сожалений, и то, что он выбирает, стратегически всегда самое лучшее; и
поэтому он выполняет все со вкусом и страстной эффективностью.
Когда человек ведет себя таким образом, то можно справедливо сказать,
что он воин и что он достиг терпения!
Дон Хуан спросил меня, не хочу ли я чего-нибудь сказать, и я заметил,
что задача, которую он описал, отнимает всю жизнь. Он сказал, что я
слишком много протестовал ему, и он знал, что я вел вебя или, по крайней
мере, старался вести себя, на языке воина в моей повседневной жизни.
- У тебя достаточно хорошие когти, - сказал он, смеясь. - Показывай
их мне время от времени. Это хорошая практика.
Я сделал жест наподобие когтей и зарычал, и он засмеялся. Затем он
откашлялся и продолжал:
- Когда воин достиг терпения, то он на пути к своей воле. Он знает,
как ждать. Его смерть сидит рядом с ним на его циновке, они друзья. Его
смерть загадочным образом советует ему, как выбирать, как жить
стратегически. И воин ждет! Я бы сказал, что воин учится без всякой
спешки, потому что он знает, что он ждет свою волю; и однажды он добьется
успеха в выполнении чего-либо, что обычно совершенно невозможно выполнить.
Он может даже не заметить своего необычного поступка. Но по мере того, как
он продолжает совершать необычные поступки, или по мере того, как
необычные вещи продолжают случаться с ним, он начинает осознавать, что
проявляется какого-то рода сила. Сила, которая исходит из его тела, по
мере того, как он продвигается по пути знания. Сначала она подобна зуду в
животе, или теплому месту, которое нельзя успокоить; затем это становится
болью, большим неудобством. Иногда боль и неудобство так велики, что у
воина бывают конвульсии в течение месяцев; и, чем сильнее конвульсии, тем
лучше для него. Отличной воле всегда предшествует сильная боль.
Когда конвульсии исчезают, воин замечает, что у него появилось
странное чувство относительно вещей. Он замечает, что он может,
фактически, трогать все, что он хочет, тем чувством, которое исходит из
его тела, из точки, находящей прямо под или прямо над пупком. Это чувство
- есть воля, и когда он способен схватываться им, то можно справедливо
сказать, что воин - маг и что он достиг воли.
Дон Хуан остановился и, казалось, ждал моих замечаний или вопросов.
Мне нечего было сказать. Я был слишком занят мыслью, что маг должен
испытывать боль и конвульсии, но мне было неудобно спрашивать его, должен
ли я также проходить через это. Наконец, после долгого молчания я спросил
его, и он рассмеялся, как будто он ждал моего вопроса. Он сказал, что боль
не была абсолютно необходима, он, например, никогда не имел ее, и воля
просто пришла к нему.
- Однажды я был в горах, - сказал он, - и я наткнулся на пуму, самку;
она была большая и голодная. Я побежал, и она побежала за мной. Я влез на
скалу, и она остановилась в нескольких футах, готовая к нападению. Я
бросал камнями в нее. Она зарычала и собиралась атаковать меня. И тогда
моя воля полностью вышла, и я остановил ее волей до того, как она прыгнула
на меня. Я поласкал ее своей волей. Я действительно потрогал ее соски ею.
Она посмотрела на меня сонными глазами и легла, а я побежал, как сукин
сын, до того, как она оправилась.
Дон Хуан сделал очень комичный жест, чтобы изобразить человека,
которому дорога жизнь, бегущего и придерживающего свою шляпу.
Я сказал ему, что мне неловко думать, что меня ожидают только самки
горных львов или конвульсии, если я хотел волю.
- Мой бенефактор был магом с большими силами, - продолжал он. - Он
был воин до мозга костей. Его воля была, действительно, его самым чудесным
достижением. Но человек может пойти еще дальше этого - человек может
научиться _в_и_д_е_т_ь_. После того, как он научится _в_и_д_е_т_ь_, ему не
нужно будет жить, как воину или быть магом. Научившись _в_и_д_е_т_ь_,
человек становится всем благодаря тому, что он становится ничем. Он, так
сказать, исчезает, и, тем не менее, он здесь. Я бы сказал, что это то
время, когда человек может быть всем или получить все, что он пожелает. Но
он ничего не желает, и вместо того, чтобы играть окружающими его людьми,
как игрушками, он встречается с ними в центре их глупости. Единственная
разница между ними состоит в том, что человек, который _в_и_д_и_т_,
контролирует свою глупость, в то время, как окружающие его люди этого не
могут. Человек, который _в_и_д_и_т_, не имеет больше активного интереса в
окружающих его людях. _В_и_д_е_н_и_е_ уже отрешило его абсолютно от всего,
что он знал прежде.
- Одна лишь мысль о существе, отрешенном от всего, что я знаю,
вгоняет меня в дрожь.
- Ты должно быть шутишь! Вещь, которая вгоняет тебя в дрожь, - это не
иметь ничего, на что можно было бы смотреть впереди, а только всю свою
жизнь делать то же самое, что ты делал раньше. Подумай о человеке, который
из года в год сеет зерно, до тех пор, пока он не становится слишком старым
и усталым, чтобы подняться; поэтому он валяется, как старая собака. Его
мысли и чувства - лучшее в нем - ползут бесцельно к единственной вещи,
которую он когда-либо делал, - сеять зерно. Для меня это самая пугающая
трата.
Мы - люди, и наша судьба - это учиться и быть вовлекаемыми в
неощутимые новые миры.
- Действительно ли есть какие-нибудь новые миры для нас? - спросил я
полушутливо.
Мы не исчерпали ничего, глупец, - сказал он повелительно, -
в_и_д_е_н_и_е это не для мелочных людей. Настраивай свой дух теперь, стань
воином, учись _в_и_д_е_т_ь_; и тогда ты узнаешь, что нет конца новым мирам
для нашего восприятия.
11
Дон Хуан не отправил меня после того, как я выполнил поручения, как
он делал недавно. Он сказал, что я мог остаться, и на следующий день, 28
июня 1969 года, как раз перед полуднем, он сказал мне, чтобы я собирался
курить снова.
- Собираться ли мне снова _в_и_д_е_т_ь_ стража?
- Нет, без этого. Есть нечто другое.
Дон Хуан спокойно наполнил свою трубку курительной смесью, зажег ее и
протянул мне. Я не опасался. Приятная сонливость сразу же охватила меня.
Когда я кончил курить всю чашку смеси, дон Хуан взял свою трубку и помог
мне встать. Мы сели лицом друг к другу на две соломенные циновки, которые
он положил на середине комнаты. Он сказал, что мы пойдем на короткую
прогулку, и предложил мне погулять, слегка подтолкнув меня. Я шагнул, и
мои ноги подогнулись. Я не почувствовал никакой боли, когда мои колени
ударились о пол. Дон Хуан взял меня за руку и снова подтолкнул меня встать
на ноги.
- Ты должен идти, - сказал он, - тем же самым путем, каким ты вставал
другой раз. Ты должен использовать свою волю.
Я, казалось, прилип к земле. Я попытался шагнуть правой ногой и почти
потерял равновесие. Дон Хуан помог мне правой рукой подмышкой и слегка
толкнул меня вперед, но мои ноги не держали меня, и я бы упал лицом, если
бы дон Хуан не схватил меня за руку и не удержал от падения. Он держал
меня под правую руку и наклонил к себе. Я ничего не мог чувствовать, но я
был уверен, что моя голова лежала на его плече; я видел комнату в
наклонной перспективе. Он протащил меня в этом положении около крыльца. Мы
обошли его дважды самым тяжелым образом; наконец, я полагаю, мой вес стал
таким большим, что он был вынужден опустить меня на землю. Я знал, что он
не мог сдвинуть меня. Некоторым образом, как будто часть меня намеренно
хотела стать тяжелой, как свинец. Дон Хуан не делал никаких усилий, чтобы
поднять меня. Он на мгновение взглянул на меня; я лежал на спине лицом к
нему. Я попытался улыбнуться ему, и он засмеялся; затем он наклонился и
похлопал меня по животу. У меня возникло необычное ощущение. Оно не было
болезненным или приятным, или чем-нибудь еще, что я мог додумать. Это
было, скорее, толчком. Дон Хуан начал медленно вращать меня кругом. Я
ничего не чувствовал; я предположил, что он вращал меня кругом потому, что
мой вид крыльца изменялся в соответствии с круговыми движениями. Когда дон
Хуан оставил меня в положении, которое он хотел, он отошел.
- Встань! - приказал он мне повелительно. - Встань, как ты делал это
раньше. Не занимайся пустяками вокруг. Ты знаешь, как вставать. Теперь
встань!
Я настойчиво пытался вспомнить действия, которые я выполнял в таких
случаях, но я не мог ясно думать; было так, как будто мои мысли хотели
своего, несмотря на то, как сильно я ни старался контролировать их.
Наконец, мне пришла мысль, что, если я скажу "встаю", как я делал раньше,
я непременно встану. Я сказал: "встаю", громко и отчетливо, но ничего не
случилось.
Дон Хуан посмотрел на меня с явным неудовольствием и затем повел меня
к двери. Я лежал на левом боку и полностью видел пространство перед его
домом; я был спиной к двери, поэтому, когда он обошел вокруг меня, я
немедленно предположил, что он ушел в дом.
- Дон Хуан! - позвал я громко, но он не отвечал.
У меня было непреодолимое чувство бессилия и отчаяния. Я хотел
