я, удивленный его предложению.
Дону Хуану, казалось, понравилась моя реакция, и он засмеялся.
- Твой друг не воин, - сказал он. - если бы он был воином, то он бы
знал, что наихудший вещью, которую можно сделать, будет противопоставить
себя человеку прямо.
- Что делает воин, дон Хуан?
- Воин действует стратегически.
- Я все же не понимаю, что ты имеешь в виду.
- Я имею в виду, что если бы твой друг был воином, то он бы помог
своему ребенку остановить мир.
- Но как мой друг может сделать это?
- Ему нужна была бы личная сила. Ему нужно было бы быть магом.
- Но он не маг.
- В таком случае он должен использовать обычные средства для того,
чтобы помочь своему сыну изменить идею мира. Это не останавливание мира,
но это подействует так же.
Я попросил его объяснить свои слова.
- Если бы я был твой друг, - сказал дон Хуан, - то я бы начал с того,
что нанял бы кого-нибудь, кто бы шлепал маленького мальчика. Я пошел бы в
городские трущобы и нанял бы наиболее страшно выглядящего человека,
которого бы смог найти.
- Чтобы испугать маленького мальчика?
- Не просто для того, чтобы испугать мальчика, дурень, этот парнишка
должен быть _о_с_т_а_н_о_в_л_е_н_. Но этого не произойдет, если его будет
бить собственный отец.
- Если кто-либо хочет остановить других людей, то он всегда должен
быть в стороне от того круга, который нажимает на них. Таким образом, он
всегда сможет управлять давлением.
Идея была необычной, но каким-то образом она находила во мне отклик.
Дон Хуан подпирал подбородок левой ладонью. Его левая рука была
прижата к груди, опираясь на деревянный ящик, который служил низеньким
столом. Его глаза были закрыты, его глазные яблоки двигались. Я
чувствовал, что он смотрит на меня через закрытые веки. Эта мысль испугала
меня.
- Расскажи мне еще, что должен делать мой друг со своим мальчиком.
- Скажи ему, пусть он пойдет в городские трущобы и очень тщательно
выберет мерзко выглядящего подонка, - продолжал он. - скажи ему, пусть он
берет молодого, такого, в котором еще осталась какая-то сила.
Дон Хуан обрисовал затем странную стратегию. Я должен был
проинструктировать своего друга о том, что нанятый человек должен
следовать за ним или ждать его в том месте, куда он придет со своим сыном.
Этот человек в ответ на условный сигнал, который будет дан после любого
неправильного поведения со стороны ребенка, должен был выскочить из
укромного места, схватить ребенка и отшлепать его так, чтоб тот света не
взвидел.
- После того, как человек испугает его, твой друг должен помочь
мальчику восстановить его уверенность любым способом, каким он сможет.
Если он проведет эту процедуру три-четыре раза, то я уверяю тебя, что
ребенок будет иметь другие чувства по отношению ко всему. Он изменит свою
идею мира.
- Но что, если испуг искалечит его?
- Испуг никогда никого не калечит. Что калечит дух, так это
постоянное имение кого-нибудь у себя на спине, кто колотит тебя и говорит
тебе, что следует делать, а чего не следует делать.
- Когда этот мальчик станет более сдержанным, ты должен сказать
своему другу, чтобы тот сделал для него еще одну, последнюю вещь. Он
должен найти какой-либо способ, чтобы получить доступ к мертвому ребенку,
может быть в больнице или в конторе доктора. Он должен привести туда
своего сына и показать ему мертвого ребенка. Он должен дать ему разок
дотронуться до трупа левой рукой в любом месте, кроме живота трупа. После
того, как мальчик это сделает, он будет обновлен. Мир никогда не будет тем
же самым для него.
Я понял тогда, что за все годы нашей связи с доном Хуаном, он
осуществлял со мной, хотя и в другом масштабе, ту же самую тактику,
которую он предлагал моему другу для сына. Я спросил его об этом. Он
сказал, что он все время пытался научить меня, как "остановить мир".
- Ты еще не сделал этого, - сказал он, улыбаясь. - ничто, кажется, не
срабатывает, потому что ты очень упрям. Если бы ты был менее упрям,
однако, то к этому времени ты, вероятно, остановил бы мир при помощи любой
из техник, которым я обучил тебя.
- Какие техники, дон Хуан?
- Все, что я говорил тебе, было техникой останавливания мира.
Через несколько месяцев после этого разговора дон Хуан выполнил то,
что он намеревался сделать: обучить меня "остановить мир".
Это монументальное событие в моей жизни заставило меня пересмотреть
детально всю мою десятилетнюю работу. Для меня стало очевидным, что
первоначальное заключение о роли психотропных растений было ошибочным. Они
не были существенной чертой описания мира магом, но должны были только
помочь сцементировать, так сказать, части того описания, которое я не был
способен воспринять иначе. Моя настойчивость в том, чтобы держаться за
свою стандартную версию реальности делала меня почти слепым и глухим к
целям дона Хуана. Поэтому, просто отсутствие у меня чувствительности
вызывало необходимость их применения. Пересматривая все свои полевые
заметки, я понял, что дон Хуан дал мне основу нового описания в самом
начале нашей связи, в том, что он называл "техникой для останавливания
мира". В своих прежних работах я выпустил эти части моих полевых заметок,
потому что они не относились к использованию психотропных растений. Теперь
я на законном основании восстановил их в общем объеме учения дона Хуана, и
они составили первые семнадцать глав этой книги. Первые три главы являются
полевыми заметками, охватывающими события, которые вылились в мое
"останавливание мира".
Подводя итоги, я могу сказать, что в то время, когда я начинал
ученичество, была другая реальность. Иначе говоря, было описание мира
магами, которого я не знал.
Дон Хуан, как маг и учитель, научил меня этому описанию. Десятилетнее
ученичество, которое я прошел, состояло, поэтому, в устанавливании этой
неизвестной реальности через развертывание ее описания. И добавление все
более и более сложных частей по мере моего продвижения в учении.
Окончание ученичества означало, что я научился новому описанию мира
убедительным и ясным образом и что я стал способен к новому восприятию
мира, которое совпадало с его новым описанием. Другими словами, я достиг
ч_л_е_н_с_т_в_а_.
Дон Хуан утверждал, что для того, чтобы достичь "видения", следует
"остановить мир". "Останавливание мира" действительно было нужным моментом
определенных состояний сознания, в которых реальность повседневной жизни
изменяется, поскольку поток интерпретаций, который обычно течет
непрерывно, был остановлен рядом обстоятельств, чуждых этому потоку. В
моем случае рядом обстоятельств, чуждых моему нормальному потоку
интерпретаций, было описание мира магами. У дона Хуана необходимым
условием для остановки мира было то, что следует быть убежденным. Другими
словами, нужно научиться новому описанию в полном смысле, для того, чтобы
наложить его на старое и, таким образом, сломать догматическую
уверенность, которую мы все разделяем, что достоверность наших восприятий
или нашей реальности мира не может ставиться под вопрос. После "остановки
мира" следующим шагом было "видение". Под этим дон Хуан подразумевал то,
что я хотел бы категоризовать, как "реагирование на перцептуальные
установки о мире, находящемся вне того описания, которое мы научились
называть реальностью".
Я убежден в том, что все эти шаги могут быть поняты единственно в
терминах того описания, к которому они относятся. А поскольку это было
описание, которое дон Хуан взялся мне давать с самого начала, я должен, в
таком случае, позволить его учению быть единственным источником входа в
него. Таким образом, я оставляю слова дона Хуана говорить самим за себя.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. "ОСТАНАВЛИВАНИЕ МИРА"
1. ПОДТВЕРЖДЕНИЯ ИЗ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА
- Как я понимаю, вы очень много знаете о растениях, сэр? - сказал я
старому индейцу, который был передо мной. Мой друг просто свел нас вместе
и покинул комнату, и мы представлялись друг другу сами. Старик сказал мне,
что его зовут Хуан Матус.
- Это твой друг сказал тебе так? - спросил он.
- Да, это он сказал.
- Я собираю растения или, скорее, они позволяют мне собирать их, -
сказал он мягко.
Мы находились в зале ожидания автобусной станции в Аризоне. Я спросил
его на очень официальном испанском языке, не позволит ли он мне
расспросить его. Я сказал:
- Не позволит ли мне джентльмен "кабальеро" задать ему некоторые
вопросы?
"Кабальеро" - производное слово от "кабальо" - лошадь, первоначально
означало всадника или знатного человека на лошади. Он посмотрел на меня
инквизиторски.
- Я всадник без лошади, - сказал он с широкой улыбкой. Затем добавил:
- я сказал тебе, что меня зовут Хуан Матус.
Мне понравилась его улыбка. Я подумал, что, очевидно, он был таким
человеком, которому нравится прямота, и я решил смело обратиться к нему с
просьбой.
Я сказал ему, что интересуюсь сбором и изучением лекарственных
растений. Я сказал, что мой особый интерес лежит в использовании
галлюциногенного кактуса - пейота, который я много изучал в университете в
Лос-Анжелесе.
Я думал, что мое представление очень серьезно, мои слова были очень
сдержанными и звучали совершенно достоверно для меня.
Старик медленно покачал головой, и я, ободренный его молчанием,
добавил, что, без сомнения, было бы полезным для нас обоих собраться
вместе и поговорить о пейоте.
Именно в этот момент он поднял голову и взглянул мне прямо в глаза.
Это был ужасный взгляд. И однако же он не был никоим образом ни
угрожающим, ни устрашающим. Это был взгляд, который прошел сквозь меня. Я
сразу же онемел и не мог продолжать говорить. Это был конец нашей встречи.
И однако же он оставил крупицу надежды. Он сказал, что может быть я смогу
когда-нибудь навестить его у него дома.
Было бы трудно установить воздействие взгляда дона Хуана, если бы не
сопоставить мой предыдущий опыт с уникальностью этого события. Когда я
начал изучать антропологию, и, таким образом, встретил дона Хуана, я уже
был экспертом в том, что называется "умей вертеться". Я покинул свой дом
много лет назад, и это означало по моей оценке, что я был способен
позаботиться о самом себе. Всегда, когда я бывал отвергнут, я обычно мог
проложить себе путь лестью, тем, что шел на компромисс, спорил, сердился
или, если ничего не помогало, то я хлюпал носом и жаловался. иными
словами, всегда было что-то такое, что, как я знал, я могу сделать при
данных обстоятельствах. И никогда в моей жизни ни один человек не
останавливал моей инерции так легко и настолько полностью, как сделал дон
Хуан в этот день. Дело было не только в том, что меня заставили замолчать.
Бывали времена, когда я не мог сказать ни слова своему оппоненту из-за
какого-то врожденного уважения, которое я чувствовал к нему. И все же в
таких случаях моя злость или замешательство выражались в моих мыслях.
Взгляд дона Хуана, однако, сделал меня немым до такой степени, что я
перестал связно думать.
Я был полностью заинтригован этим поразительным взглядом и решил
искать встречи с ним.
Я готовился в течение шести месяцев после этой первой встречи, читая
об использовании пейота среди американских индейцев, особенно о культе
пейота индейцев равнины. Я познакомился с каждой доступной работой и,
когда я почувствовал, что готов, я вернулся назад в Аризону.
