- На тебе мило, - произнес Берт и почувствовал, как сдавило в груди.
Потом открыл свои подарки. От Веры - подарочный чек в мужской
универмаг Сондхайма. От дочери - набор из расчески и массажной щетки. От
сына - шариковая ручка.
Вера принесла содовой, они немного поболтали. Но в основном - смотрели
на елку.
Потом дочь встала и начала накрывать к ужину, а сын ушел к себе.
Берту же не хотелось вставать. Ему нравилось сидеть у камина, со
стаканом в руке, в собственном доме, у себя дома.
Вера ушла на кухню.
Время от времени появлялась дочь и ставила что-нибудь на стол. Берт
глядел на нее. Смотрел, как вкладывает сложенные льняные салфетки в бокалы
для вина. Как ставит тонкую вазу в центр стола. Как вкладывает в нее
цветок, осторожно-преосторожно.
Поленце из воска и прессованных опилок горело в камине. Коробка с пятью
такими же стояла перед очагом. Он поднялся с дивана и положил их все в
огонь.
Посмотрел, как запылали. Потом направился к задней двери. По пути
увидел на буфете шеренгу пирогов. Взял, сложив стопкой, все шесть - по
одному за каждый десяток ее измен.
На проезде впотьмах он выронил один, пока возился с дверью.
Передняя дверь теперь постоянно была закрыта - после того, как в замке
сломался ключ. Он обогнул дом. На задней двери висел рождественский
веночек. Берт постучал в стекло.
Вера была в купальном халате. Увидев его, она вздрогнула. Чуть
приоткрыла дверь.
Берт произнес:
- Я хочу извиниться за вчерашнее. И перед детьми тоже.
- Их нет дома. - Она стояла на пороге, а Берт - во дворике, возле
куста филодендрона. Он снял какую-то ниточку с рукава.
Она сказала:
- У меня нет больше сил терпеть. Ты пытался спалить дом.
- Не пытался.
- Пытался. Мы здесь все свидетели.
Он ответил:
- Можно, я войду, и мы об этом поговорим?
Вера запахнула халат на горле и отступила.
Он зашел.
- Мне где-то через час надо идти.
Осмотрелся. Мигала елка. В углу дивана лежала стопка цветных бумажных
салфеток и блестящие коробки. На блюде в центре стола грмоздился остов
индейки. Жесткие объедки на ложе из петрушки. Как в жутком гнезде. Зола
горкой лежала в камине.
Там же валялись пустые банки из-под газировки "Шаста". След копоти
подымался по кирпичам до самой каминной полки: дерево, за которым след
прерывался, обгорело до черноты.
Он повернулся и пошел обратно на кухню. Спросил:
- Во сколько вчера ушел твой друг?
- Если ты опять за старое - можешь уходить сразу, - ответила она.
Он выдвинул табуретку и сел за кухонный стол, прямо перед большой
пепельницей.
Закрыл глаза и снова открыл. Отодвинул занавеску и выглянул на задний
двор.
Увидел перевернутый велосипед без переднего колеса. Увидел полоску
травы вдоль декоративного штакетника.
Вера набирала воду в кастрюлю.
- Ты помнишь День Благодарения? - спросила она. - Я тогда сказала,
что это последний праздник, который ты нам портишь. Есть яичницу с беконом
вместо индейки в десять вечера!..
- Я знаю, - произнес он. - Я же сказал, извини.
- Что мне твои извинения?
Сигнальный огонек опять не работал. Она стояла у плиты, пытаясь зажечь
газ под кастрюлькой.
- Не обожгись, - сказал он. - Осторожно, а то загоришься.
Он представил, как загорается ее халат, он выпрыгивает из-за стола,
швыряет ее на пол и перекатывает до самой гостиной, где накрывает ее своим
телом! Или лучше сбегать в спальню за одеялом?
- Вера?
Она взглянула на него.
- У тебя есть что-нибудь выпить? Я бы сегодня не отказался.
- Там немного водки в морозилке.
- С каких пор ты держишь водку в морозилке?
- Не спрашивай.
- Ладно, - ответил он. - Не буду.
Он достал водку и плеснул немного в чашку, которую нашел на стойке.
Она спросила:
- Ты что, вот так и будешь пить из чашки? - Потом добавила: -
Господи, Берт.
О чем ты, в конце концов хотел поговорить? Я же тебе сказала - мне
нужно кое-куда. У меня занятия по флейте в час.
- Все еще занимаешься флейтой?
- Я же только что сказала. В чем дело? Выкладывай, что там у тебя, и
мне надо собираться.
- Я хотел извиниться.
- Уже говорил, - ответила она.
Он сказал:
- У тебя сок есть какой-нибудь, я бы водку разбавил.
Она открыла холодильник, попереставляла что-то.
- Вот яблочно-брусничный.
- Сойдет.
- Я пошла в ванную, - произнесла она.
Он выпил чашку сока с водкой. Подкурил сигарету и кинул спичку в
большую пепельницу, которая всегда стояла на кухонном столе. Исследовал
лежавшие в ней окурки. Некоторые - от сигарет, которые курила Вера. А
некоторые - нет.
Некоторые даже были лавандового цвета. Он встал и вытряхнул их под
раковину.
Пепельница, вообще-то, была не пепельницей. Большое керамическое блюдо,
которое они купили у бородатого гончара на рынке в Санта-Кларе. Он
сполоснул блюдо и вытер его. Снова поставил на стол. А потом затушил в
него сигарету.
Вода на плите забулькала. Как раз, когда зазвонил телефон.
Он услышал, как открылась дверь ванной, и Вера крикнула ему через
гостиную:
- Ответь! Я как раз собиралась залезть под душ.
Кухонный телефон стоял в углу на стойке, за сковородой. Он отодвинул
сковороду и снял трубку.
- Чарли там? - спросили в трубке.
- Нет, - ответил Берт.
- О'кей, - сказали в трубке.
Пока он готовил кофе, телефон зазвонил снова.
- Чарли?
- Нет его, - сказал Берт.
На этот раз он не стал класть трубку на рычаг.
Вера вернулась на кухню в джинсах и свитере, расчесывая на ходу волосы.
Он насыпал растворимого кофе в чашки с кипятком и капнул в свою немного
водки.
Перенес чашки на стол.
Она взяла трубку, послушала. Спросила:
- В чем дело? Кто звонил?
- Никто, - ответил он. - Кто курил цветные сигареты?
- Я.
- Я и не знал.
- Вот, курю.
Она села напротив и выпила свой кофе. Они покурили, стряхивая пепел в
блюдо.
Были вещи, которые он хотел сказать, горькие вещи, утешительные, разные.
- Я выкириваю по три пачки в день, - сказала Вера. - Если ты и
впрямь хочешь знать, что тут творится.
- Господи Боже, - произнес Берт.
Вера кивнула.
- Не затем я сюда пришел, чтобы это услышать, - сказал он.
- А что ты пришел здесь услышать? Что ты дом спалил?
- Вера, - произнес он. - Рождество на дворе. Вот почему я пришел.
- Вчера было Рождество, - сказала она. - Рождество приходит и
уходит, - сказала она. - Глаза б мои его больше не видели.
- А я что? - сказал он. - Думаешь, жду не дождусь праздников?
Снова зазвонил телефон. Берт снял трубку.
- Кто-то спрашивает Чарли, - сказал он.
- Что?
- Чарли, - повторил Берт.
Вера взяла телефон. Разговаривая, она отвернулась от Берта. Потом
повернулась к нему и сказала:
- Я буду разговаривать из спальни. Так что, пожалуйста, положи трубку,
когда я там возьму. Я услышу, так что положи, когда я скажу.
Он взял трубку. Вера вышла. Он держал трубку возле уха и слушал. Ничего
не слышно. Потом откашлялся мужчина. Потом Вера взяла другой телефон.
Крикнула:
- О'кей, Берт! Я взяла трубку, Берт.
Он положил трубку и постоял, глядя на нее. Открыл ящик со столовым
серебром, пошурудил там. Открыл другой. Заглянул в мойку. Сходил в
столовую, вернулся с ножом. Подержал его под горячей водой, пока жир не
стаял. Потом вытер лезвие рукавом. Подошел к телефону, согнул провод
пополам и перерезал без всяких усилий. Осмотрел концы шнура. И запихал
телефон обратно за сковородку.
Пришла она. Сказала:
- Телефон отключился. Ты что-то делал с телефоном? - Посмотрела на
аппарат.
Подняла его со стойки.
- Сукин ты сын! - закричала она. - Вон, вон, катись, откуда пришел!
- Она потрясла перед ним телефоном. - Хватит! Я добьюсь от суда, чтоб
тебя и близко сюда не подпускали, вот что я сделаю.
Телефон дзинькнул, когда она хрястнула им о стойку.
- Я пойду к соседям и вызову полицию, если ты сейчас же не уберешься!
Он взял пепельницу. Он держал ее за край. Он застыл с ней, как человек,
собирающийся метнуть диск.
- Пожалуйста, не надо, - сказала он. - Это же наша пепельница.
Он вышел через заднюю дверь. Ему смутно представлялось, что он смог
что-то доказать. Он надеялся, что сумел что-то прояснить. Главное, скоро у
них будет серьезный разговор. Есть вещи, о которых нужно поговорить,
важные вещи, которые нужно обсудить. Они поговорят снова. Может быть,
после праздников, когда все войдет в русло. Он ей скажет, что эта
пепельница, черт бы ее драл, это, черт его дери, блюдо, например.
Он обошел пирог на асфальте и сел в машину. Завел мотор и дал задний
ход. Было трудновато, но потом он положил пепельницу на сиденье.
Speaking In Tongues
Лавка Языков
РАЙМОНД КАРВЕР
СКАЖИ ЖЕНЩИНАМ, ЧТО МЫ УХОДИМ
Перевел Иван Ющенко
Билл Джеймисон с Джерри Робертсом всегда были закадычными друзьями. Оба
выросли в южном районе возле старой базарной площади, вместе ходили в
начальные классы, в среднюю школу, потом в колледж Эйзенхауэра, там
выбрали сколько можно было общих предметов. Носили по очереди одни и те же
рубахи и свитера, штаны на клепках, кадрили и отшивали одних и тех же
девчонок - что уже было в порядке вещей.
На летних каникулах вместе устраивались на работу - мочить груши,
собирать вишню, подвязывать хмель, все, что было по силам и приносило
немного денег, да где начальник не стоял над душой. А потом они на двоих
купили машину. Летом, перед последним курсом, скинулись и купили красный
"плимут" 54-го года за 325 долларов.
Они его делили. Проблем не было.
Но Джерри женился, не дотянув до конца первого семестра, и бросил
учебу, чтобы устроиться на постоянную работу в магазин "Роби'з Март".
Ну, и билл тоже встречался с этой девчонкой. Кэрол ее звали, и она как
раз подходила Джерри, и Билл заскакивал к ним при любой возможности. Он
как-то взрослел от того, что у него женатые друзья. Заглядывал на обед или
на ужин, и они слушали Элвиса или Билла Хейли и "Кометс".
Но иногда Кэрол и Джерри начинали свои нежности прямо при Билле, и ему
приходилось вставать, извиняться и топать на станцию техобслуживания
"Дезорн"
пить кока-колу, потому что в квартире была только одна кровать,
задвижная, которая раскладывалась прямо в гостиной. А иногда Джерри с
Кэрол исчезали в ванную, и ему приходилось отправляться на кухню и
изображать, что его интересуют буфеты и холодильник, стараясь не
прислушиваться.
Он перестал заглядывать часто, а потом, в июне, выпустился, устроился
на работу на молокозавод "Дэйриголд" и вступил в Национальную Гвардию.
Через год у него уже был свой маршрут развозки молока и постоянная
подруга, Линда. Так что Билл и Линда стали ходить к Джерри и Кэрол пить
пиво и слушать пластинки.
Кэрол с Линдой нормально ладили, и Биллу польстило, когда Кэрол
сказала, что, между нами, Линда - "настоящий человек".
Джерри тоже нравилась Линда.
- Она молодец, - говорил он.
Когда Билл и Линда женились, Джерри был свидетелем. Отмечали, конечно,
в "Доннелли-Отеле", Джерри и Билл, поддав и взявшись за руки, вместе
разносили стаканы пунша с подмешанным спиртным. Но вдруг посреди всего
этого счастья Билл посмотрел на Джерри и подумал, насколько старше тот
выглядит, гораздо старше своих двадцати двух. К тому времени Джерри уже
был счастливым отцом двух ребятишек и продвинулся до помощника
управляющего в "Роби'з Марте", а Кэрол снова была в положении.
Они виделись каждую субботу и воскресенье, иногда чаще, если были в
отпуске.
Если погода стояла хорошая, ездили к Джерри, жарили сосиски на гриле и
давали детям побеситься в "лягушатнике", который Джерри взял, считай,
задаром, как и много других вещей, у себя в магазине.
У Джерри был симпатичный дом. На холме, с видом на реку Натчез. Вокруг
стояли и другие дома, но не впритык. Дела у Джерри шли неплохо. Когда Билл