игра "втемную" - по доллару за карточку, победитель получает всё. На этой
неделе банк составлял девяносто восемь долларов.
Раздались свист и аплодисменты.
Джеймс поглядел на парочку. Парень, трогая колечко в ухе, пялился в
потолок.
Девица положила ему руку на ляжку.
- Я схожу в туалет, - сказала Эдит. - Дай мне сигарет.
Джеймс сказал:
- Я пойду возьму нам кофе и печенье с изюмом.
- Я пойду в туалет, - сказала Эдит.
Но Джеймс Пэкер не взял кофе и печенье. Вместо этого подошел и встал за
спиной у парня в джинсе:
- Я все видел, - сказал Джеймс.
Парень обернулся:
- Извините, не понял, - сказал он и уставился на Джеймса. - Что вы
видели?
- Сами знаете, - сказал Джеймс.
Девица держала в руке надкусанную печенюшку.
- Имеющий уши да услышит, - сказал Джеймс.
Отошел к своему столу. Его била дрожь.
Эдит, вернувшись, отдала ему сигареты и села, не проронив ни слова.
Необычно хмурая.
Джеймс присмотрелся к ней. Сказал:
- Эдит, что-то случилось?
- Я опять испачкалась, - сказала она.
- Испачкалась? - переспросил он. Хотя и знал, что она имеет в виду.
- - Испачкалась, - вновь повторил он, очень спокойно.
- О, Боже, - сказала Эдит Пэкер, взяла карточки и стала их перебирать.
- По-моему, надо идти домой, - сказал он.
Она по-прежнему перебирала карточки.
- Нет, давай останемся, - сказала она. - Подумаешь, испачкалась.
Он прикоснулся к ее руке.
- Останемся, - сказала она. - Все будет хорошо.
- Такого плохого бинго в истории еще не было, - сказал Джеймс Пэкер.
Они сыграли "втемную", Джеймс все поглядывал на парня в джинсах. Тип
как ни в чем ни бывало продолжал играть по карточке, за которую не
заплатил.
Время от времени Джеймс проверял, как там себя чувствует Эдит. Но
определенного ничего нельзя было сказать. Ее губы были поджаты. Это могло
означать что угодно - сосредоточенность, беспокойство, боли. А может
быть, она просто сложила так губы, потому что к этому располагала игра.
Он набрал на одной карточке три номера, пять номеров - на другой,
четыре - на третьей: ни малейшего шанса, - когда девица джинсатого
заверещала:
- Бинго! Бинго! Бинго! У меня бинго!
Тип зааплодировал и заорал вместе с ней:
- У нее бинго! У нее бинго, народ! Бинго!
Тип в джинсе хлопал, не унимаясь.
Женщина со сцены сама подошла к столику девицы и проверила ее карточку
по своему главному списку. Сказала:
- У этой молодой женщины бинго, а значит - банк в 98 долларов!
Давайте все ей поаплодируем! Это бинго! Втемную!
Эдит хлопала вместе со всеми. Но джеймс не поднял рук со стола.
Тип в джинсе обнял девицу, когда женщина со сцены вручала им деньги.
- Накупят себе наркотиков, - сказал Джеймс.
Они остались до конца. Остались, пока не доиграли последнюю игру. Игра
эта называлась "прогрессивкой", банк возрастал от недели к недел, если ни
у кого не выпадал бинго после определенного количества номеров.
Джеймс положил деньги и играл по своим карточкам безо всякой надежды
выиграть.
Он все ждал, пока джинсатый произнесет "Бинго!"
Но никто не выиграл, и банк перешел на следующую неделю, став еще
больше.
- На сегодня бинго закончен, - объявила женщина со сцены. - Спасибо
всем, что пришли. Благослови вас Бог и спокойной ночи.
Пэкеры вышли из зала собраний вместе с остальными, умудрившись
оказаться за спиной у джинсатого и его девицы. Они заметили, как девица
похлопывала себя по карману. Они заметили. Как девица обняла парня за
талию.
- Пусть эти двое пройдут вперед, - сказал Джеймс на ухо Эдит. -
Видеть их не могу.
Эдит ничего не ответила. Но приотстала, чтобы парочка успела
продвинуться вперед.
На дворе ветер разгулялся. Джеймсу подумалось, что он явственно слышит,
как грохот прибоя перекрывает шум заводимого мотора.
Они увидели, как парочка остановилась у микроавтобуса. Ну, конечно. Мог
и догадаться - ведь это же дважды два.
- Тупица, - сказал Джеймс.
Эдит зашла в ванную и закрыла дверь. Джеймс снял куртку и положил ее на
спинку дивана. Включил телевизор, уселся и стал ждать.
Через некоторое время Эдит вышла из ванной. Джеймс сосредоточился на
телевизоре.
Эдит прошла на кухню и включила воду. Джеймс услышал, как она завернула
кран.
Потом вышла в комнату и сказала:
- Кажется, надо мне сходить к доктору Кроуфорду. Кажется, что-то у
меня там творится.
- Не пофартило, - сказал Джеймс.
Она стояла и качала головой. Прикрыла глаза рукой и прильнула к нему,
когда он подошел и обнял ее.
- Эдит, дорогая ты моя Эдит, - сказал Джеймс.
Ему было неловко и страшно. Он стоял, неуклюже полуобняв жену.
Она подняла голову, поцеловала его в губы, а потом сказала:
- Спокойной ночи.
Он пошел к холодильнику. Встал у распахнутой дверцы и пил томатный сок,
разглядывая содержимое камеры. Его обдувал холодный воздух. Он смотрел на
пакетики и баночки с продуктами на полках, на курицу, обернутую пластиком,
на аккуратные, защищенные экспонаты.
Потом закрыл дверцу и выплюнул остаток сока в раковину. Прополоскал рот
и сделал себе чашку растворимого кофе. Забрал его с собой в гостиную. Сел
у телевизора и закурил. Он понимал, что хватило одного безумца с факелом,
чтобы все обратилось в руины.
Он докурил и допил кофе, а потом выключил телевизор. Подошел к двери
спальни и какое-то время прислушивался. Ему было противно от самого себя:
слушает, стоит.
Почему это свалилось на него? Почему не на эту сегодняшнюю парочку?
Почему не на тех, кто беспечно бороздит житейское море, свободный, как
птица? Почему не они, а Эдит?
Он отошел от двери. Подумал, может, стоит прогуляться. Но ветер совсем
рассвирепел, и Джеймс слышал, как стонут ветви березы за домом.
Он снова уселся перед телевизором. Но не стал его включать. Он курил и
думал о тех медленно приближающихся, неумолимых воротах, что были как раз
перед ними.
Если бы они знали. Если бы их кто-нибудь предупредил. Хоть раз!
Он закрыл глаза. Он встанет утром и приготовит завтрак. Он пойдет
вместе с нею к доктору Кроуфорду. Если бы они только знали, каково это -
сидеть в приемной! Он бы рассказал им, чего ожидать! Он бы встряхнул этих
распутников! Он бы им рассказал, куда девается вся эта джинса, сережки в
ушах, все эти телячьи нежности и жульничанье за игрой.
Он встал и пошел в гостевую, включил лампу над кроватью. Взглянул на
свои бумаги, бухгалтерские книги и арифмометр. Нашел пижаму в одном из
ящиков. Снял покрывало с постели. Потом еще раз прошелся по дому, щелкая
выключателями и проверяя двери. Постоял у кухонного окна, глядя, как
дрожит дерево под напором ветра.
Он оставил включенной лампочку над крыльцом и опять вернулся в
гостевую. Отложил свою корзинку с вязанием, взял корзинку с вышиванием и
уселся в кресло.
Поднял крышку корзинки, достал металлические пяльцы. На них была
растянута свежая белая льняная ткань. Держа крохотную иголку против света,
он просунул в ушко длинную синюю шелковую нить. И принялся за работу -
стежок за стежком, - воображая, что это он машет рукой с киля
перевернутой лодки.
Speaking In Tongues
Лавка Языков
Раймонд Карвер
Популярная механика
Перевел Иван Ющенко
Чуть пораньше в тот день начал таять снег. Потёки грязной воды бежали
по невысокому окошечку, выходящему на задний двор. С другой стороны дома
шелестели шинами по такой жиже машины - на улице темнело. Но темнело и в
доме.
Он был в спальне - запихивал шмутки в чемодан, когда она вошла.
- Очень рада, что ты уходишь! Очень рада, что ты уходишь! - сказала
она. - Ты слышал!
Он продолжал складывать вещи в чемодан.
- Сволочь! Просто очень рада, что уходишь! - Она заплакала. - Даже в
глаза боишься посмотреть, да?
Потом она заметила на кровати карточку ляльки и схватила ее.
Он взглянул на нее. Она утерла глаза и не отводила взгляда, пока не
повернулась, чтобы опять отправиться в гостиную.
- Положи обратно, - сказал он.
- Собирай вещички и убирайся, - сказала она.
Он промолчал. Застегнул чемодан, надел пальто, оглядел спальню прежде,
чем выключить свет. Потом направился в гостиную.
Она стояла в дверях крохотной кухоньки с лялькой в руках.
- Я забираю ребенка, - сказал он.
- Ты с ума сошел?
- Нет, но ребенка я забираю. За его вещами кого-нибудь пришлю.
- Ты к нему и близко не подойдешь, - сказала она.
Ребенок заплакал - она откинула одеяльце с его личика.
- Ну-ну, - сказала она, глядя на ребенка.
Он двинулся на нее.
- Бога ради! - сказала она, отступая в кухню.
- Давай ребенка.
- Убирайся!
Она отвернулась и попыталась удержать ребенка в углу за плитой.
Но он подошел. Перегнулся через плиту и обхватил ребенка руками.
- Отпусти его, - сказала она. - Уйди! Уйди! - заревела она.
Ребенок стал красным и запищал. В сумятице они опрокинули горшок с
цветком, который висел за плитой.
Потом он прижал ее к стенеи попытался ослабить ее хватку. Ухватившись
за ребенка, он отпихивал ее всей массой.
- Отпусти его, - сказал он.
- Не надо, - сказала она. - Ты делаешь ему больно, - сказала она.
- Я не делаю ему больно, - сказал он.
Из кухонного окна не падало ни луча света. Почти в темноте он силился
разжать ее пальцы одной рукой, а другой впился в ручку ребенка где-то
подмышкой.
Она почувствовала, как разжимают ее пальцы. Она почувствовала, что
ребенок уходит из рук.
- Нет! - вскрикнула она, едва почувствовала пустоту в руках.
Этот ребенок будет у нее. Она метнулась за второй ручкой ребенка.
Уцепилась за запястье и отклонилась всем корпусом.
Но он не собирался отпускать. Он почувствовал, как ребенок
выскальзывает, и потянул на себя изо всех сил.
Таким манером вопрос и разрешился.
Speaking In Tongues
Лавка Языков
Раймонд Карвер
Лимонад
Из книги "Новая тропа к водопаду"
Перевел М.Немцов
Когда Джим Сиэрз пришел ко мне много месяцев назад замерить стены под
книжные полки, не похож он был на человека, который потеряет своего
единственного ребенка в стремнине на Элва-Ривер. С курчавой шапкой волос,
уверенный, суставами пощелкивает, энергия так и бьет ключом, пока мы
обсуждали несущие балки, пазы и одну морилку под дуб по сравнению с
другой. Только наш городок - маленький городок, мирок тут тоже маленький.
Полгода спустя, когда полки уже построили, доставили и установили, отец
Джима, некий мистер Говард Сиэрз, который "за сына на работу вышел",
приходит нам дом красить. А он мне говорит - когда я спрашиваю, больше из
местечковой такой вежливости, нежели почему бы там ни было еще, "Как Джим?"
-
что его сын потерял Джима-младшего в реке прошлую весну.
Джим себя в этом винит. "Никак оправиться не может, - добавляет мистер
Сиэрз. - Может, у него, к тому же, рассудок немного помутился," -
добавляет он, подергивая себя за козырек бейсболки с надписью
"Шервин-Уильямс".
Джиму пришлось стоять и смотреть, как вертолет сначала пытался
подцепить а потом поднимал щипцами тело его сына из реки. "Они взяли
большущие кухонные щипцы для этого, можете себе вообразить. Прицепили к
кабелю. Но Господь всегда самых сладеньких прибирает, правда? - говорит
мистер Сиэрз. - У Него свои пути неисповедимые." "А вы что об этом
думаете?" - интересуюсь я. "Я не хочу ничего думать, - говорит он. - Не
нам ни спрашивать, ни сомневаться в путях Его. Не нам этого знать.
Я одно знаю: Он его к себе прибрал, малютку."
Потом рассказывает, что жена Джима-старшего в тринадцать стран в Европе
его свозила, все надеялась, что он так переживет. Но не вышло. Не смог.
"Миссия не выполнена," - говорит Говард.
