заартачится да и ни с места, хоть ты ее зарежь, как будто
желая этим сказать своему хозяину немилостивому: "Бей меня
сколько хочешь, убей уж меня лучше сразу, чем так
тиранствовать!"
Но Бог таких людей обыкновенно наказывает: работать у
них всегда нечем, приходится нанимать и соху, и борону, и телегу
- за то, что не умели поберечь скотинушку. Итак, люби и береги
своих животных, как помощников в работе. Всякий день осмотри
каждую скотину особо - здорова ли и имеет ли все, что ей
нужно; поласкай ее, потому что она это любит, поговори с ней,
потому что ей приятно, когда хозяин окликнет ее ласковым
словом, хотя она и не понимает твоей речи, но понимает доброту
твою - она прижмется к тебе, полижет, значит, поцелует
тебя. Кнут пусть будет в руках твоего работника, но не на теле
твоей скотины, исключая редкие случаев крайней нужды.
Я много езжу и всегда еду без бича, как хочу: скоро - так
скоро, тихо - так тихо; лошади мои знают мой голос и
понимают, как я хочу ехать: стегануть лошадь кнутом у меня не
хватает духу. Коли в гору, -- сойду с телеги и пускаю лошадей
тихим шагом; добравшись до вершины, даю им отдышаться, а на
ровном месте погоняю, - оттого у меня никогда не бывало
лошади с палом или обезноженной. Случается, что иногда лошадь
выйдет с пороком, неудачная: такую я продаю, но никогда не
обманываю, а всегда говорю покупщику вперед, какой у нее порок, и
отдаю ее дешево, чтобы купивший на меня не мог пожаловаться:
обман - грех пред Богом и позор пред людьми.
А насчет земли да пашни я скажу тебе то, что сам
испытал в долгий век свой.
Во-первых, не жалей труда для твоей пашни, Лучше
меньше посеять на хорошо обработанной почве, чем много, да не
так, как следует. Посеешь на хорошо вспаханной, очищенной от
сорной травы пашне, - соберешь жатву прекрасную; а посеешь
как-нибудь, - не соберешь иной раз и семян, и труды твои
пропадут даром.
Во-вторых, вложи в землю - возьмешь из нее с прибылью.
Поскупишься для нее навозом - она скупо оплатит труд твой
жатвою. Не искушай Господа и не говори: "Коли Бог даст, и так
уродится". Бог даст, но Он не любит давать лентяю и лежебоке.
Бог дает тем, кто, молясь Богу, работает, не покладая рук.
Особенно наказываю тебе, имей заботу о сенокосах. Они у тебя
отличные, да содержатся без толку. Они слишком сыры, их
надобно обвести кругом канавой. А как придет весна, возьми
железные грабли, лопату и кирку, да не поленись сравнять на них
хорошенько все кочки и содрать где какой есть мох. Мох на лугу -
то же, что парша на живом теле: он убивает рост травы,
потому что не допускает солнца до ее корней. Я так исправляю
свои луга: посыпаю их золой и мелким перегнившим навозом, да
кроме того, каждый год выкапываю сорные травы. Приедешь как-
нибудь ко мне, пойдем вместе в поле и на луг, и там я расскажу
тебе подробно, как что я делаю.
Об этом много можно было бы еще поговорить, но пора
уж оканчивать нашу беседу про вторую волшебную траву.
А третья трава называется умеренность и трезвость.
Это такая прекрасная и полезная трава, что следовало бы
посеять и развести ее по всему нашему русскому краю да и по
всему свету. Семена этой травы посеяли было у нас наши
консистории, и по их приказу священники крепко взялись было
сначала взращивать их. По местам даже показались уже было
прекрасные всходы, но мало-помалу они как-то зачахли, захирели,
смешались с сорными травами, с бурьяном да чертополохом, и
нынче бурьян и чертополох совсем их осилили.
А если говорить яснее: пьянство в народе - почти то же
самое, что болезнь "рак" в человеке. А эта болезнь ужасная:
появится неизвестно с чего в теле человека - и давай точить его,
и давай запускать в него свои страшные корни все глубже да
глубже. Искусным врачам удается в иных случаях вырезать рак из
тела и тем спасти больного, но чаще, почти всегда, наступает
смерть в страшных муках... Оттого, как подумаю я о нашем
народе, как посмотрю на его тяжкий труд, да опять на эти
бесчисленные кабаки, корчмы и шинки, на эту его бедность и на
эти его грехи и беззакония, что плодятся от кабаков, - так
поверь мне, горькими слезами не раз плачу.
Но однажды наша Церковь начала борьбу с пьянством, и
консистории разослали священникам приказ: увещевать народ по
всем приходам, чтобы люди заводили у себя Общества трезвости
и умеренности. По всем городам и селам записывались бы
желающие поименно в нарочно заведенные для того книги, да
всякий приступающий к товариществу говел бы в церкви,
исповедался и причастился, а потом бы давал обет, кто как
пожелает, или только на умеренное употребление водки и других
охмеляющих напитков, или же и на полное от них воздержание.
На призыв своих пастырей сразу откликнулось множество народа:
по городам и селениям всюду зарекались пить, и много уж было
таких приходов, где в Общества трезвости записались все
жители поголовно.
Обыкновенно давал обет сначала сам священник с семьей,
далее зарекались старосты церковные и сельские дьячки и лучшие
домохозяева, а потом мало-помалу примеру их следовали все
прочие. И началась в народе новая жизнь, исчезли драки, буйство,
воровство, много тюрем позакрыли - люди снова становились
людьми!
Но случилось по сказанному в Евангелии, в притче
Спасителя о добром семени и плевелах. Хозяин сеял на поле своем
доброе семя - пшеницу, но когда люди спали, - пришел враг его,
дьявол - и насеял между пшеницей дурной травы - плевел, и
пшеница погибла, так и здесь. Священники наши учили: "Люди-
христиане, не пейте! Пьянство - ваша пагуба! Водка - корень
всякому злу, причина несчастий ваших, бедности, нужды". И люди
подумали: "Истина, святая правда!" - и послушались. Вышли из
церкви - то же думали, домой пришедши, еще лучше сообразили,
что священник добру учил по-настоящему, по-христиански;
посоветовались между собою, еще подумали, - и стали ходить в
церковь, каяться, исповедаться и зарекаться.
Диавол испугался, что священники задумали разрушить
царство его, пораскинул тоже своим умом-разумом и говорит: "Не
бывать тому, чтобы царство мое погибло; есть у меня
помощники, они пособят насеять плевел между пшеницей, и из
этих обетов да зароков ничего не выйдет". И сделал-таки по-
своему? Хотя, надеюсь: придет время, когда народ наш опомнится
и прозреет, и, как с Божией помощью вышел из барского рабства,
так с Божией же помощью выйдет и из худшего еще рабства -
еврейского, из рабства великой и немилостивой госпожи - водки.
Нынче она великая госпожа! Скажи мне: чего не может
сделать водка? Задумал человек убить человека, ближнего своего
- без водки не хватит духу; хочет кто поджечь соседа, учинить
другое какое злодейство - водка помощница; без водки не родится
у нас человек, не повенчается, не умрет; без водки не ставится ни
копна на пашне, ни стог на лугу; без водки и не купишь, и не
продашь, - везде она первая и при всяком деле вершительница и
советчица, и все люди, все города и села ей служат и на нее
работают в поте лица. Поистине она великая госпожа: мы
платим ей вдвое, втрое большую подать, чем Царю, да она и
большую власть имеет, и царство ее больше, чем у самого Царя.
Рассказывают, что проезжал как-то через наши края сам
Царь и подивился тому, как бедно мы живем. И тогда, будто, один
из министров, самый верный слуга его сказал такие слова: "Ваше
величество! Земля эта - будет богатейшая земля во всем вашем
царстве, потому что почва в ней хорошая, плодородная и
пастбищ, и лугов много, есть и лес, и соль, и железо, и всего что
нужно вдоволь, - надо только дать народу грамотность и
хорошие книжки, чтоб он не был темный. Но грамотности у него
никак не может быть, покуда по корчмам сидят евреи, что
портят, дурачат народ, спаивают его и отвращают от
грамотности. Ведь еврей живет безграмотностью да
темнотою народа! (выделено мною Б.В.П.) Коль хотите, Ваше
величество, поднять народ из этой гибели, - повелите сначала
завести семинарию для подготовки хороших священников, пусть
обучаются в ней прилежно способнейшие из духовенства; а потом
выдайте указ, чтоб ни один еврей не смел торговать водкой в
сельской корчме. Когда продажа водки из еврейских рук будет
выхвачена, а из семинарий выйдет достаточно хороших и ученых
священников, грамотность без труда распространится в народе,
народ построит себе училища, просветится и мало-помалу
разбогатеет на славу".
Царь сделал то и другое, завел семинарии и подписал указ,
чтобы ни в одной корчме по всей Галичине евреи не смели
продавать водки. Губернаторы огласили этот указ по всем
городам и селениям, а евреи с панами стали думать да гадать: что
тут делать? "Когда народ перестанет пить, а мы уйдем из
корчмы, кому вы, паны, будете продавать водку?" А в старину
было не так, как нынче, когда всюду проложили железные дороги,
и пар передвигает тяжести на сотни верст в одни сутки. Нынче
цена хлеба и водки ни в каком случае не может упасть так низко,
как в оны времена, когда у пана-помещика, бывало, уродится
отлично и пшеница и рожь, - собрал с поля, сложил в скирды:
глядь, - покупателей-то и нету. "Покупай, жид, пшеницу", -
говорит пан, приехав в город. "А на что мне она? - отвечает
еврей: - Здесь в городе и по деревням всякий имеет свою, - куда
ж мне везти ее?"
Хлеба бывало много, а сбыть его было нельзя, потому что
в старину народу было поменьше, земля отдыхала подолгу и
родила хорошо. Тогда всякий имел хлеб на продажу: и помещик, и
священник, и крестьянин. Я сам видел, как раз мужик привез к нам
на посад шесть мер ржи, всех евреев-торгашей объездил с нею, -
никто и взглянуть на его товар не захотел.
Что ж тогда было делать с хлебом? Вот помещики и
перекуривали его в водку А водку надобно было выпивать
непременно у себя дома, потому что железных дорог повторю, не
существовало, и нельзя было возить ее в дальние края, где цена
была лучше. Оттого паны с евреями и распихивали ее, где только
могли, и всякий еврей-корчмарь, бывало, не только подбивал народ
на пьянство, но просто силой навязывал водку мужикам. Когда
вышел упомянутый указ, чтоб евреи водкой не торговали, ужас
обуял и евреев, и панов, и стали они вместе думать думу: как
отвратить от себя беду эту?
И порешили вот на чем: евреи остаются в корчмах по-
прежнему, только всякий корчмарь должен зорко следить и знать
непременно, когда чиновник едет в уезд осматривать корчмы. На
время объезда еврей из корчмы исчезал, а при бочке с водкой
шинкарем, будто бы хозяином заведения, становился христианин,
тот самый, что и прежде заменял его в шинкарстве по субботам
(когда ни один еврей не торгует).
Евреи в уездном городе, проведав, когда уезжает чиновник и
в какую сторону, давали о том знать по корчмам. Обыкновенно
еврейчик какой-нибудь садился на лошадь и скакал от корчмы до
корчмы с известием: "Завтра или послезавтра будет у вас
чиновник, а то и сам губернатор", - и получал за это от
содержателей плату по уговору. Приезжает чиновник или сам
губернатор, заходит в корчму: "Кто здесь у вас содержатель?"
"Я", - отвечает нанятый евреем шинкарь, и делу конец.
Чиновник хоть и знал, что все это один обман, но зачем было ему слишком
усердствовать, когда из корчмы его каждый раз любезно приглашали к
пану-помещику; угощали там на славу, и по отъезде отправлялась к нему в
город, в подарок от радушного хозяина еще целая фура, нагруженная дикими
козами, зайцами, кадками с маслом, салом, окороками и всякой подобной
благодатью? Таким образом на бумаге значилось, что во всей Галичине ни в
одной корчме нет содержателя-еврея, а на самом деле во всей Галичине не
было ни одного содержателяхристианина. Словом, водка по-прежнему оставалась
в руках евреев, точно острый меч на пагубу народа.(выделено мною Б.В.П.)
Действовало духовенство наше против пьянства церковною проповедью, но народ
не везде слушался доброго слова,
- наука корчмарей больше приходилась по сердцу. Каменные
корчмы множились по городам и селениям да при дорогах, и чем
больше их строили, тем сильнее распространялась в народе
