советских автомашин. Железный конь идет на смену крестьянской
лошадке.
И уже вдогонку удаляющемуся автомобилю, покрывая
поздравительный гул толпы, выложил последний лозунг:
-- Автомобиль -- не роскошь, а средство передвижения.
За исключением Остапа, все антилоповцы были несколько
обеспокоены торжественной встречей. Ничего не понимая, они
вертелись в машине, как воробышки в гнезде. Паниковский,
который вообще не любил большого скопления честных людей в
одном месте, опасливо присел на корточки, так что глазам селян
представилась только лишь грязная соломенная крыша его шляпы.
Но Остап ничуть не смутился. Он снял фуражку с белым верхом и
на приветствия отвечал гордым наклонением головы то вправо, то
влево.
-- Улучшайте дороги! -- закричал он на прощание. - Мерси
за прием!
И машина снова очутилась на белой дороге, рассекавшей
большое тихое поле.
-- Они за нами не погонятся? -- озабоченно спросил
Паниковский. -- Почему толпа? Что случилось?
-- Просто люди никогда не видели автомобиля, - сказал
Балаганов.
-- Обмен впечатлениями продолжается, -- отметил Бендер. --
Слово за водителем машины. Ваше мнение, Адам Казимирович?
Шофер подумал, пугнул звуками матчиша собаку, сдуру
выбежавшую на дорогу, и высказал предположение, что толпа
собралась по случаю Храмового праздника.
-- Праздники такого рода, -- разъяснил водитель
"Антилопы", -- часто бывают у селян.
-- Да, - сказал Остап. - Теперь я ясно вижу, что попал в
общество некультурных людей, то есть босяков без высшего
образования. Ах, дети, милые дети лейтенанта Шмидта, почему вы
не читаете газет? Их нужно читать. Они довольно часто сеют
разумное, доброе, вечное.
Остап вынул из кармана "Известия" и громким голосом прочел
экипажу "Антилопы" заметку об автомобильном пробеге Москва --
Харьков -- Москва.
-- Сейчас, -- самодовольно сказал он, -- мы находимся на
линии автопробега, приблизительно в полутораста километрах
впереди головной машины. Полагаю, что вы уже догадались, о чем
я говорю?
Нижние чины "Антилопы" молчали. Паниковский расстегнул
пиджак и почесал голую грудь под грязным шелковым галстуком.
-- Значит, вы не поняли? Как видно, в некоторых случаях не
помогает даже чтение газет. Ну хорошо, выскажусь более
подробно, хотя это и не в моих правилах. Первое: крестьяне
приняли "Антилопу" за головную машину автопробега. Второе: мы
не отказываемся от этого звания, более того -- мы будем
обращаться ко всем учреждениям и лицам с просьбой оказать нам
надлежащее содействие, напирая именно на то, что мы головная
машина. Третье... Впрочем, хватит с вас и двух пунктов.
Совершенно ясно, что некоторое время мы продержимся впереди
автопробега, снимая пенки, сливки и тому подобную сметану с
этого высококультурного начинания.
Речь великого комбинатора произвела огромное впечатление.
Козлевич бросал на командора преданные взгляды. Балаганов
растирал ладонями свои рыжие вихры и заливался смехом.
Паниковский, в предвкушении безопасной наживы, кричал "ура".
-- Ну, хватит эмоций, - сказал Остап, -- Ввиду наступления
темноты объявляю вечер открытым. Стоп!
Машина остановилась, и усталые антилоповцы сошли на землю.
В поспевающих хлебах кузнечики ковали свое маленькое счастье.
Пассажиры уже уселись в кружок у самой дороги, а старая
"Антилопа" все еще кипятилась: иногда сам по себе потрескивал
кузов, иногда слышалось в моторе короткое бряканье.
Неопытный Паниковский развел такой большой костер, что
казалось -- горит целая деревня. Огонь, сопя, кидался во все
стороны. Покуда путешественники боролись с огненным столбом,
Паниковский, пригнувшись, убежал в поле и вернулся, держа в
руке теплый кривой огурец. Остап быстро вырвал его из рук
Паниковского, говоря:
-- Не делайте из еды культа.
После этого он съел огурец сам. Поужинали колбасой,
захваченной из дому хозяйственным Козлевичем, и заснули под
звездами.
-- Ну-с, -- сказал на рассвете Остап Козлевичу, -
приготовьтесь как следует. Такого дня, какой предстоит сегодня,
ваше механическое корыто еще не видело и никогда не увидит.
Балаганов схватил цилиндрическое ведро с надписью
"Арбатовский родильный дом" и побежал за водой на речку.
Адам Казимирович поднял капот машины, посвистывая,
запустил руки в мотор и стал копаться в его медных кишечках.
Паниковский оперся спиной на автомобильное колесо и,
пригорюнившись, не мигая, смотрел на клюквенный солнечный
сегмент, появившийся над горизонтом. У Паниковского оказалось
морщинистое лицо со множеством старческих мелочей: мешочков,
пульсирующих жилок и клубничных румянцев. Такое лицо бывает у
человека, который прожил долгую порядочную жизнь, имеет
взрослых детей, пьет по утрам здоровый кофе "Желудин" и
пописывает в учрежденской стенгазете под псевдонимом
"Антихрист".
-- Рассказать вам, Паниковский, как вы умрете? -
неожиданно сказал Остап. Старик вздрогнул и обернулся.
-- Вы умрете так. Однажды, когда вы вернетесь в пустой,
холодный номер гостиницы "Марсель" (это будет где-нибудь в
уездном городе, куда занесет вас профессия), вы почувствуете
себя плохо. У вас отнимется нога. Голодный и небритый, вы
будете лежать на деревянном топчане, и никто к вам не придет.
Паниковский, никто вас не пожалеет. Детей вы не родили из
экономии, а жен бросали. Вы будете мучиться целую неделю.
Агония ваша будет ужасна. Вы будете умирать долго, и это всем
надоест. Вы еще не совсем умрете, а бюрократ, заведующий
гостиницей, уже напишет отношение в отдел коммунального
хозяйства о выдаче бесплатного гроба... Как ваше имя и
отчество?
-- Михаил Самуэлевич, -- ответил пораженный Паниковский.
-- ... о выдаче бесплатного гроба для гражданина М. С.
Паниковского. Впрочем, не надо слез, годика два вы еще
протянете. Теперь -- к делу. Нужно позаботиться о
культурно-агитационной стороне нашего похода.
Остап вынул из автомобиля свой акушерский саквояж и
положил его на траву.
-- Моя правая рука, -- сказал великий комбинатор,
похлопывая саквояж по толстенькому колбасному боку. -- Здесь
все, что только может понадобиться элегантному гражданину моих
лет и моего размаха.
Бендер присел над чемоданчиком, как бродячий китайский
фокусник над своим волшебным мешком, и одну за другой стал
вынимать различные вещи. Сперва он вынул красную нарукавную
повязку, на которой золотом было вышито слово "Распорядитель".
Потом на траву легла милицейская фуражка с гербом города Киева,
четыре колоды карт с одинаковой рубашкой и пачка документов с
круглыми сиреневыми печатями.
Весь экипаж "Антилопы-Гну"с уважением смотрел на саквояж.
А оттуда появлялись все новые предметы.
-- Вы -- голуби, -- говорил Остап, -- вы, конечно, никогда
не поймете, что честный советский паломникпилигрим вроде меня
не может обойтись без докторского халата.
Кроме халата, в саквояже оказался и стетоскоп.
-- Я не хирург, -- заметил Остап. -- Я невропатолог, я
психиатр. Я изучаю души своих пациентов. И мне почему-то всегда
попадаются очень глупые души.
Затем на свет были извлечены: азбука для глухонемых,
благотворительные открытки, эмалевые нагрудные знаки и афиша с
написано:
Приехал Жрец
(Знаменитый бомбейский брамин-йог) сын Крепыша
Любимец Рабиндраната Тагора ИОКАНААН МАРУСИДЗЕ
(Заслуженный артист союзных республик) Номера по опыту
Шерлока Холмса. Индийский факир. Курочка невидимка. Свечи с
Атлантиды. Адская палатка. Пророк Самуил отвечает на вопросы
публики. Материализация духов и раздача слонов. Входные билеты
от 50 к. до 2 р.
Грязная, захватанная руками чалма появилась вслед за
афишей.
-- Этой забавой я пользуюсь очень редко, -- сказал Остап.
-- Представьте себе, что на жреца больше всего ловятся такие
передовые люди, как заведующие железнодорожными клубами. Работа
легкая, но противная. Мне лично претит быть любимцем
Рабиндраната Тагора. А пророку Самуилу задают одни и те
вопросы: "Почему в продаже нет животного масла? " или: "Еврей
ли вы? "
В конце концов Остап нашел то, что искал: жестяную лаковую
коробку с медовыми красками в фарфоровых ванночках и две
кисточки.
-- Машину, которая идет в голове пробега, нужно украсить
хотя бы одним лозунгом, -- сказал Остап.
И на длинной полоске желтоватой бязи, извлеченной из того
же саквояжа, он вывел печатными буквами коричневую надпись:
АВТОПРОБЕГОМ-ПО БЕЗДОРОЖЬЮ И РАЗГИЛЬДЯЙСТВУ!
Плакат укрепили над автомобилем на двух хворостинах. Как
только машина тронулась, плакат выгнулся под напором ветра и
приобрел настолько лихой вид, что не могло быть больше сомнений
в необходимости грохнуть автопробегом по бездорожью,
разгильдяйству, а заодно, может быть, даже и по бюрократизму.
Пассажиры "Антилопы" приосанились. Балаганов напялил на свою
рыжую голову кепку, которую постоянно таскал в кармане.
Паниковский вывернул манжеты на левую сторону и выпустил их
из-под рукавов на два сантиметра. Козлевич заботился больше о
машине, чем о себе. Перед отъездом он вымыл ее водой, и на
неровных боках "Антилопы" заиграло солнце. Сам командор весело
щурился и задирал спутников.
-- Влево на борту деревня! -- крикнул Балаганов, полочкой
приставив ладонь ко лбу. -- Останавливаться будем?
-- Позади нас, -- сказал Остап, -- идут пять первоклассных
машин. Свидание с ними не входит в наши планы. Нам надо
поскорей снимать сливки. Посему остановку назначаю в городе
Удоеве. Там нас, кстати, должна поджидать бочка с горючим.
Ходу, Казимирович.
-- На приветствия отвечать? -- озабоченно спросил
Балаганов.
-- Отвечать поклонами и улыбками. Ртов прошу не открывать.
Не то вы черт знает чего наговорите.
Деревня встретила головную машину приветливо. Но обычное
гостеприимство здесь носило довольно странный характер. Видимо,
деревенская общественность была извещена о том, что кто-то
проедет, но кто проедет и с какой целью -- не знала. Поэтому на
всякий случай были извлечены все изречения и девизы,
изготовленные за последние несколько лет. Вдоль улицы стояли
школьники с разнокалиберными старомодными плакатами: "Привет
Лиге Времени и ее основателю, дорогому товарищу Керженцеву",
"Не боимся буржуазного звона, ответим на ультиматум Керзона",
"Чтоб дети наши не угасли, пожалуйста, организуйте ясли".
Кроме того, было множество плакатов, исполненных
преимущественно церковнославянским шрифтом, с одним и тем же
приветствием: "Добро пожаловать! ".
Все это живо пронеслось мимо путешественников. На этот раз
они уверенно размахивали шляпами. Паниковский не удержался и,
несмотря на запрещение, вскочил и выкрикнул невнятное,
политически безграмотное приветствие. Но за шумом мотора и
криками толпы никто ничего не разобрал.
-- Гип, гип, ура! -- закричал Остап. Козлевич открыл
глушитель, и машина выпустила шлейф синего дыма, от которого
зачихали бежавшие за автомобилем собаки.
-- Как с бензином? -- спросил Остап. -- До Удоева хватит?
Нам только тридцать километров сделать. А там -- все отнимем.
-- Должно хватить, - с сомнением ответил Козлевич.
-- Имейте в виду, -- сказал Остап, строго оглядывая свое
войско, -- мародерства не допущу. Никаких нарушений закона.
Командовать парадом буду я. Паниковский и Балаганов
