- Черт с вами! Двести рублей! Только отвяжитесь.
Послышался шорох потревоженных бамбуков, тихий стон и удаляющиеся ша-
ги. Потом все смолкло.
В заливе барахтались звезды. Светляки догоняли отца Федора, кружились
вокруг головы, обливая лицо его зеленоватым, медицинским светом.
- Ну и гусики теперь пошли! - пробормотал инженер, входя в комнаты.
Между тем отец Федор летел в последнем автобусе вдоль морского берега
к Батуму. Под самым боком, со звуком перелистываемой книги, набегал лег-
кий прибой, ветер ударял по лицу, и автомобильной сирене отвечало мяу-
канье шакалов.
В этот же вечер отец Федор отправил в город N жене своей Катерине
Александровне такую телеграмму:
"Товар нашел вышли двести тридцать телеграфом продай что хочешь Фе-
дя".
Два дня он восторженно слонялся у Брунсовой дачи, издали раскланивал-
ся с Мусиком и даже время от времени оглашал тропические дали криками:
- Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя супруги!
На третий день деньги были получены с отчаянной телеграммой:
"Продала все осталась без одной копейки целую и жду Евстигнеев все
обедает Катя".
Отец Федор пересчитал деньги, истово перекрестился, нанял фургон и
поехал на Зеленый Мыс.
Погода была сумрачная. С турецкой границы ветер нагонял тучи. Чорох
курился. Голубая прослойка в небе все уменьшалась. Шторм доходил до шес-
ти баллов. Было запрещено купаться и выходить в море на лодках. Гул и
гром стояли над Батумом. Шторм тряс берега.
Достигши дачи инженера Брунса, отец Федор велел вознице-аджарцу в
башлыке подождать и отправился за мебелью.
- Принес деньги я, - сказал отец Федор, - уступили бы малость.
- Мусик, - застонал инженер. - Я не могу больше.
- Да нет, я деньги принес, - заторопился отец Федор, - двести рублей.
Как вы говорили.
- Мусик! Возьми у него деньги! Дай ему стулья! И пусть сделает все
это поскорее. У меня мигрень!..
Цель всей жизни была достигнута. Свечной заводик в Самаре сам лез в
руки. Бриллианты сыпались в карманы, как семечки.
Двенадцать стульев один за другим были погружены в фургон. Они очень
походили на воробьяниновские, с тою только разницей, что обивка их была
не ситцевая, в цветочках, а репсовая, синяя, в розовую полосочку*.
Нетерпение охватывало отца Федора. Под полою у него за витой шнурок
был заткнут топорик. Отец Федор сел рядом с кучером и, поминутно огляды-
ваясь на стулья, выехал к Батуму. Бодрые кони свезли отца Федора и его
сокровища вниз на шоссейную дорогу, мимо ресторанчика "Финал", по бамбу-
ковым столам и беседкам которого гулял ветер, мимо туннеля, проглатывав-
шего последние цистерны нефтяного маршрута, мимо фотографа, лишенного в
этот хмурый денек обычной своей клиентуры, мимо вывески "Батумский бота-
нический сад" - и повлекли, не слишком быстро, над самой линией прибоя.
В том месте, где дорога соприкасалась с массивами, отца Федора обдавало
солеными брызгами. Отбитые массивами от берега, волны оборачивались гей-
зерами, подымались к небу и медленно опадали.
Толчки и взрывы прибоя накаляли смятенный дух отца Федора. Лошади,
борясь с ветром, медленно приближались к Махинджаури. Куда хватал глаз,
свистали и пучились мутные зеленые воды. До самого Батума трепалась бе-
лая пена прибоя, словно подол нижней юбки, выбившейся из-под платья не-
ряшливой дамочки.
- Стой! - закричал вдруг отец Федор вознице. - Стой, мусульманин!
И он, дрожа и спотыкаясь, стал выгружать стулья на пустынный берег.
Равнодушный аджарец получил свою пятерку, хлестнул по лошадям и уехал. А
отец Федор, убедившись, что вокруг никого нет, стащил стулья с обрыва на
небольшой, сухой еще кусочек пляжа и вынул топорик.
Минуту он находился в сомнении - не знал, с какого стула начинать.
Потом, словно лунатик, подошел к третьему стулу и зверски ударил топори-
ком по спинке. Стул опрокинулся, не повредившись.
- Ага! - крикнул отец Федор. - Я т-тебе покажу!
И он бросился на стул, как на живую тварь. Вмиг стул был изрублен в
капусту. Отец Федор не слышал ударов топора о дерево, о репс и о пружи-
ны. В могучем реве шторма глохли, как в войлоке, все посторонние звуки.
- Ага! Ага! Ага! - приговаривал отец Федор, рубя с плеча.
Стулья выходили из строя один за другим. Ярость отца Федора все уве-
личивалась. Увеличивался и шторм. Иные волны добирались до самых ног от-
ца Федора.
От Батума до Синопа стоял великий шум. Море бесилось и срывало свое
бешенство на каждом суденышке. Пароход "Ленин", чадя двумя своими труба-
ми и тяжело оседая на корму, подходил к Новороссийску. Шторм вертелся в
Черном море, выбрасывая тысячетонные валы на берега Трапезонта, Ялты,
Одессы и Констанцы. За тишиной Босфора и Дарданелл гремело Средиземное
море. За Гибралтарским проливом бился о Европу Атлантический океан. Сер-
дитая вода опоясывала земной шар.
А на батумском берегу стоял крохотный алчный человечек и, обливаясь
потом, разрубал последний стул. Через минуту все было кончено. Отчаяние
охватило отца Федора. Бросив остолбенелый взгляд на навороченную им гору
ножек, спинок и пружин, отец Федор попятился назад. Волна схватила его
за ноги. Отец Федор завизжал и, вымокший, бросился на шоссе. Большая
волна грянулась о то место, где только что стоял отец Федор, и, катясь
назад, увлекла с собою весь искалеченный гарнитур генеральши Поповой.
Отец Федор уже не видел этого. Он брел по шоссе, согнувшись и прижимая к
груди мокрый кулак.
Он вошел в Батум, сослепу ничего не видя вокруг. Положение его было
самое ужасное. За пять тысяч километров от дома, с двадцатью рублями в
кармане доехать в родной город - было положительно невозможно.
Отец Федор миновал турецкий базар, на котором ему идеальным шепотом
советовали купить пудру Коти*, шелковые чулки и необандероленный сухумс-
кий табак*, потащился к вокзалу и затерялся в толпе носильщиков.
Глава XLI. Под облаками*
Через три дня после сделки концессионеров с монтером Мечниковым театр
Колумба выехал в Тифлис по железной дороге через Махачкалу и Баку. Все
эти три дня концессионеры, не удовлетворившиеся содержимым вскрытых на
Машуке двух стульев, ждали от Мечникова третьего, последнего из колум-
бовских стульев. Но монтер, измученный нарзаном, обратил все двадцать
рублей на покупку простой водки и дошел до такого состояния, что содер-
жался взаперти - в бутафорской.
- Вот вам и Кислые воды! - заявил Остап, узнав об отъезде театра. -
Сучья лапа этот монтер. Имей после этого дело с теаработниками!
Остап стал гораздо суетливее, чем прежде. Шансы на отыскание сокровищ
увеличились безмерно.
- В Тифлисе, - сказал Остап, - нам нечего лениться. Нужны деньги на
поездку во Владикавказ. Оттуда мы поедем в Тифлис на автомобиле по Воен-
но-Грузинской дороге. Очаровательные виды. Захватывающий пейзаж. Чудный
горный воздух! И в финале - всего сто пятьдесят тысяч рублей ноль ноль
копеек. Есть смысл продолжать заседание.
Но выехать из Минеральных Вод было не так-то легко. Воробьянинов ока-
зался бездарным железнодорожным зайцем, и так как попытки его сесть в
поезд оказались безуспешными, то ему пришлось выступить около "Цветника"
в качестве бывшего попечителя учебного округа. Это имело весьма малый
успех. Два рубля за двенадцать часов тяжелой и унизительной работы. Сум-
ма, однако, достаточная для проезда во Владикавказ.
В Беслане Остапа, ехавшего без билета, согнали с поезда, и великий
комбинатор дерзко бежал за поездом версты три, грозя ни в чем не винов-
ному Ипполиту Матвеевичу кулакам. После этого Остапу удалось вскочить на
ступеньку медленно подтягивающегося к Кавказскому хребту поезда. С этой
позиции Остап с любопытством взирал на развернувшуюся перед ним панораму
кавказской горной цепи.
Был четвертый час утра. Горные вершины осветились темно-розовым сол-
нечным светом. Горы не понравились Остапу.
- Слишком много шику! - сказал он. - Дикая красота. Воображение идио-
та. Никчемная вещь*.
У Владикавказского вокзала приезжающих ждал большой открытый автобус
Закавтопромторга*, и ласковые люди говорили:
- Кто поедет по Военно-Грузинской дороге - тех в город везем бесплат-
но.
- Куда же вы, Киса? - сказал Остап. - Нам в автобус. Пусть везут, раз
бесплатно.
Подвезенный автобусом к конторе Закавтопромторга, Остап, однако, не
поспешил записаться на место в машине. Оживленно беседуя с Ипполитом
Матвеевичем, он любовался опоясанной облаком Столовой горой и, находя,
что гора действительно похожа на стол, быстро удалился.
Во Владикавказе пришлось просидеть несколько дней. Но все попытки
достать деньги на проезд по Военно-Грузинской дороге или совершенно не
приносили плодов, или давали средства, достаточные лишь для дневного
пропитания. Попытка взимать с граждан гривенники не удалась. Кавказский
хребет был настолько высок и виден, что брать за его показ деньги не
представлялось возможным. Его было видно почти отовсюду. Других же кра-
сот во Владикавказе не было. Что же касается Терека, то протекал он мимо
"Трека"*, за вход в который деньги взимал город без помощи Остапа. Сбор
подаяний, произведенный Ипполитом Матвеевичем, принес за два дня тринад-
цать копеек.
Тогда Остап извлек из тайников своего походного пиджака колоду карт
и, засев у дороги при выезде из города, затеял игру в три карты. Рядом с
ним стоял проинструктированный Ипполит Матвеевич, который должен был иг-
рать роль восторженного зрителя, удивленного легкостью выигрыша. Позади
друзей в облаках рисовались горные кряжи и снежные пики.
- Красненькая выиграет, черненькая проиграет! - кричал Остап.
Перед собравшейся толпой соплеменных гор*, ингушей и осетинов в вой-
лочных шляпах Остап бросал рубашками вверх три карты, из которых одна
была красной масти и две - черной. Любому гражданину предлагалось поста-
вить на красненькую карту любую ставку. Угадавшему Остап брался уплатить
на месте.
- Красненькая выиграет, черненькая проиграет! Заметил - ставь! Угадал
- деньги забирай!
Горцев тешила простота игры и легкость выигрыша. Красная карта на
глазах у всех ложилась направо или налево, и не было никакого труда уга-
дать, куда она легла.
Зрители постепенно стали втягиваться в игру, и Остап для блезира уже
проиграл копеек сорок. К толпе присоединился всадник в коричневой чер-
кеске, в рыжей барашковой шапочке и с обычным кинжалом на впалом животе.
- Красненькая выиграет, черненькая проиграет! - запел Остап, подозре-
вая наживу. - Заметил - ставь! Угадал - деньги забирай!
Остап сделал несколько пассов и метнул карты.
- Вот она! - крикнул всадник, соскакивая с лошади. - Вон красненькая!
Я хорошо заметил!
- Ставь деньги, кацо, если заметил, - сказал Остап.
- Проиграешь! - сказал горец.
- Ничего. Проиграю - деньги заплачу, - ответил Остап.
- Десять рублей ставлю.
- Поставь деньги.
Горец распахнул полы черкески и вынул порыжелый кошель.
- Вот красненькая! Я хорошо видел.
Игрок приподнял карту. Карта была черная.
- Еще карточку? - спросил Остап, пряча выигрыш.
- Бросай.
Остап метнул.
Горец проиграл еще двадцать рублей. Потом еще тридцать. Горец во что
бы то ни стало решил отыграться. Всадник пошел на весь проигрыш. Остап,
давно не тренировавшийся в три карточки и утративший былую квалификацию,
передернул на этот раз весьма неудачно.
- Отдай деньги! - крикнул горец.
- Что?! - закричал Остап. - Люди видели! Никакого мошенства!
- Люди видели, не видели - их дело. Я видел, ты карту менял, вместо
красненькой черненькую клал! Давай деньги назад!
С этими словами горец подступил к Остапу. Великий комбинатор стойко
перенес первый удар по голове и дал ошеломляющую сдачу. Тогда на Остапа
набросилась вся толпа. Ипполит Матвеевич убежал в город. Вспыльчивые ин-
гуши били Остапа недолго. Они остыли так же быстро, как остывает ночью
