Он сразу разбирается во всем деле и говорит:
- А, вот оно что. Ну, теперь мы тебе пришпилим обвинение.
*** просит прощения и унижается. Но на него составляют протокол. И
этот протокол отсылают на место службы.
Там состоялся товарищеский суд, на котором нашего подлеца, к общему
удивлению, оштрафовали на десять целковых. И, кроме того, приговорили к
общественному порицанию и дали строгий выговор с предупреждением.
А бывший именинник перестал с ним здороваться и говорит:
- Вот так он мне подарок преподнес!
А сам этот тип ходит теперь тише воды, ниже травы и говорит:
- Так-то я довольно честный, но, конечно, и у меня случаются затме-
ния. Но теперь, после этого факта, я совершенно перековался.
Однако от перековки мы требуем порядочно. И если говорить о переков-
ке, то нам желательно, чтоб окружающие люди были умные, честные и чтобы
все стихи писать умели. Ну, стихи, даже в крайнем случае, пущай не пи-
шут. Только чтоб все были умные.
Хотя, впрочем, конечно, ум - дело темное. И часто неизвестно, откуда
он берется.
Так что желательно, чтоб все были хотя бы честные и чтоб не дрались.
В крайнем случае даже пусть себе немного дерутся, но только чтоб вранья
не было.
Это не значит, что не соври. Нет, врать можно. Но только самую ма-
лость. Ну, например, жена спросит: где был? Ну, тебе сказать неохота,
где был. Ну, скажешь, в аптеке был. Ну, она - хлесть со всего размаху.
- Как это, - скажет, - в аптеке, когда, например, от тебя пивом пах-
нет?!
Нет, драться тоже нехорошо.
И лучше совсем без вранья, тогда, может, и драки прекратятся.
Итак, желательно, чтоб все были довольно честные и чтоб даже в част-
ной жизни, хотя бы опять-таки в гостях, наблюдалось поменьше вранья и
свинства.
А то хозяева иногда от этого сильно переживают.
Вот, например, какой однажды, благодаря бытовому коварству, произошел
случай на одной вечеринке.
ИНТЕРЕСНЫЙ СЛУЧАЙ В ГОСТЯХ
Это было порядочно давно. Кажется, лет восемь назад. Или что-то около
этого. И проживал тогда в Москве некто Григорий Антонович Караваев.
Он - служащий. Бухгалтер. Он не так молодой, но он любитель молодежи.
И у него под выходные дни всегда собиралась публика. Все больше, так
сказать, молодые, начинающие умы.
Велись разные споры. Разные дискуссии. И так далее.
Говорилось, может быть, про философию, про поэзию. И прочее. Про ис-
кусство, наверно. И так далее. О театре, наверное, тоже спорили. О дра-
матургии.
А однажды у них разговор перекинулся на международную политику.
Ну, наверное, один из гостей, попивши чай, что-нибудь сказал остро
международное. Другой, наверное, с ним не согласился. Третий сказал:
Англия. Хозяин тоже, наверное, что-нибудь дурацкое добавил. В общем у
них начался адский спор, крики, волнения и так далее. В общем - дискус-
сия.
Что-то у них потом перекинулось на Африку, потом на Австралию и так
далее. В общем, в высшей степени дурацкий, беспринципный спор.
И в разгар спора вдруг один из гостей, женщина, товарищ Анна Сидоров-
на, служащая с двадцать третьего года, говорит:
- Товарищи, чем нам самим об этих отдаленных материях рассуждать -
давайте позвоним, например, какому-нибудь авторитетному товарищу и спро-
сим, как он про этот международный вопрос думает. Только и всего.
Один из гостей говорит, вроде как шуткой:
- Может, еще прикажете запросить об этом председателя народных комис-
саров?
Женщина Анна Сидоровна немного побледнела и говорит:
- Отчего же? Вызовем, например. Кремль. Попросим какого-нибудь авто-
ритетного товарища. И поговорим.
А, Тут среди гостей наступила некоторая тишина. Все в одно мгновенье
посмотрели на телефон.
Вот Анна Сидоровна побледнела еще больше и говорит:
- Вызовем к аппарату товарища председателя и спросим. Только и делов.
Поднялись крики, гул. Многим это показалось интересным.
Некоторые сказали:
- В этом нет ничего особенного.
А другие сказали:
- Нет, не надо.
Но хозяин ответил:
- Конечно, этим звонком мы можем ему помешать, но все-таки поговорить
интересно. Я люблю молодежь и согласен предоставить ей телефон для этой
цели.
Тут один энергичный товарищ Митрохин подходит к аппарату твердой по-
ходкой и говорит:
- Я сейчас вызову.
Он снимает трубку и говорит:
- Будьте любезны... Кремль...
Гости, затаив дыхание, встали полукругом у аппарата.
Товарищ Анна Сидоровна сделалась совсем белая, как бумага, и пошла на
кухню освежаться.
Жильцы, конечно, со всей квартиры собрались в комнату. Явилась и
квартирная хозяйка, на имя которой записана была квартира, - Дарья Ва-
сильевна Пилатова.
Она - ответственная съемщица. И она пришла поглядеть, все ли идет
правильно во вверенной ей квартире.
Она остановилась у двери, и в глазах у нее многие заметили тоску и
непонимание современности.
Энергичный товарищ Митрохин говорит:
- Будьте любезны, попросите к аппарату товарища председателя. Что?
И вдруг гости видят, что товарищ Митрохин переменился в лице, обвел
блуждающим взором всех собравшихся, зажал телефонную трубку между колен,
чтоб не слыхать было, и говорит шепотом:
- Чего сказать?.. Спрашивают - по какому делу? Откуда говорят?.. Сек-
ретарь, должно быть... Да говорите же, черт возьми.
Тут общество несколько шарахнулось от телефона.
Кто-то сказал:
- Говори: из редакции... Из "Правды"... Да говори же, подлец эта-
кий...
- Из "Правды"... - глухо сказал Митрохин. - Что-с? Вообще насчет
статьи.
Кто-то сказал:
- Завели волынку. Теперь расхлебывайте. Вовсе не надо было врать, что
из "Правды". Так было бы вполне хорошо, а теперь наврали, и неизвестно
еще, как обернется.
Квартирная хозяйка Дарья Васильевна Пилатова, на чье благородное имя
записана была квартира, покачнулась на своем месте и сказала:
- Ой, тошнехонько! Зарезали меня, подлецы. Вешайте трубку. Вешайте в
моей квартире трубку. Я не позволю в моей квартире с вождями разговари-
вать...
Товарищ Митрохин обвел своим блуждающим взглядом общество и повесил
трубку.
В комнате наступила тишина. Некоторые из гостей встали и пошли по до-
мам.
Оставшееся общество минут пять тихо сидело, рассуждая о том, что
врать не надо было. А просто вызвали бы по личному делу и поговорили. И
ясно, что в этом им бы не отказали. А теперь соврали, и получилось нек-
расиво.
Во время этой тихой беседы вдруг раздался телефонный звонок. Сам хо-
зяин, бухгалтер Караваев, подошел к аппарату и с мрачным видом снял
трубку.
И стал слушать. Вдруг глаза у него стали круглые и лоб покрылся по-
том. И телефонная трубка захлопала по уху.
В трубке гремел голос:
- Кто вызывал товарища председателя? По какому делу?
- Ошибка, - сказал хозяин. - Никто не вызывал. Извиняюсь...
- Никакой нет ошибки! Звонили именно от вас.
Гости стали выходить в прихожую. И, стараясь не глядеть друг на дру-
га, молча выходили на улицу.
И никто не догадался, что этот звонок был шуточный.
И узнали об этой шутке только на другой день. Оказывается, один из
гостей сразу после первого разговора вышел из комнаты, побежал в аптеку
и оттуда позвонил, с тем чтобы разыграть всю компанию.
В этом он на другой день сам и признался. И при этом страшно хохотал.
Но хозяин, бухгалтер Караваев, отнесся к этому без смеха и поссорился
с этим своим знакомым. И даже хотел набить ему морду, как проходимцу,
который ради собственного развлечения пускается на подобные мелкие аферы
и хитрости, заставляющие других людей переживать. А главное, хозяин не
захотел простить этому гостю за то, что тот для смеха произнес в телефон
несколько бранных слов, которые бухгалтер воспринял как должное. За это
он ему в дальнейшем не простил и больше не приглашал на вечеринки, кото-
рые в скором времени и совсем отменил.
В общем - нижеследующая история, еще более забавная своей бытовой
хитростью.
ЗАБАВНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ С КАССИРШЕЙ
В одном кооперативе "Пролетарский путь" за последние полтора года
сменилось двадцать три кассирши. И это мы ничуть не преувеличиваем.
Двадцать три кассирши в течение короткого времени. Это действительно
нечто странное и поразительное.
Заведующий в свое время так об этом явлении сказал:
- Они все не соответствовали своему назначению. И все были дуры.
И подряд их двадцать две штуки сменил.
Ну, конечно, были дамские крики, вопли и объяснения. Но дело от этого
не изменилось. Каждая такая работала у него неделю или полторы, и после
он ее с шумом вышибал. Он их вышибал назад, на биржу труда. И требовал
еще.
- Если можно, - он говорит, - дайте кассира. Мужчину.
Но ему почему-то вечно присылали не то. То есть женщин. Кассирш. На-
верное, мужчин не было. А то бы они, конечно, прислали. Вообще это до-
вольно странное психологическое явление. Скажем, за прилавком обяза-
тельно мужчина работает, а за кассой определенно женщина.
И почему это? Почему за кассой женщина? Что за странное явление при-
роды?
Или наш брат мужик не может равнодушно глядеть на вращение денег вок-
руг себя? Или он запивает от постоянного морального воздействия и денеж-
ного звона? Или еще есть какие-нибудь причины? Но только очень изредка
можно увидеть нашего брата за этим деликатным денежным делом. И то это
будет по большей части старый субъект, вроде бабы, с осоловевшими глаза-
ми и с тонким голосом.
Короче говоря, несмотря на все просьбы заведующего, ему все время
присылали барышень.
И вот он сменил их уже свыше двух десятков.
И наконец он сменяет двадцать третью.
А эта двадцать третья была очень миленькая собой. Она была интерес-
ная. И даже отчасти красавица... Во всяком случае, франтоватая. Хорошо
одетая. И потому она хорошо и выглядела. В общем, она была хорошенькая.
Но, несмотря на это, наш заведующий, не поглядев на ее миловидность,
тоже ее вышибает.
Она вдруг в слезы. Драмы. Истерики. Скандал.
Конечно, кассирша настоящего времени отчасти может даже удивиться
этим истерикам. И не поймет причину огорчения. Но пять лет назад это бы-
ло в высшей степени понятно. Тогда работа на полу не валялась. И местом
кассирши многие интересовались.
В общем, когда эту нашу хорошенькую кассиршу уволили, она в слезы.
И говорит окружающим:
- Я знаю, почему меня уволил ваш заведующий. Я, говорит, к нему суро-
во относилась и мало, говорит, смотрела на него как женщина. И вот он
меня за это и прогнал.
Ну, конечно, слухи эти дошли до инспекции труда.
Вообще советский контроль. И так далее.
Нашего заведующего вызывают.
Он говорит:
- Это наглая ложь. Я на эту барышню даже не глядел. Меня она вообще
мало интересует. Пожалуйста, посмотрите мой жизненный путь: за полтора
года только и делал, что их увольнял.
Ему говорят:
- Но, может быть, вы их увольняли как раз за то, на что эта жалуется.
Заведующий говорит:
- Я, говорит, не нахожу слов от возмущения. Хорошо, говорит. В таком
случае я сознаюсь, почему я их уволил. И раз меня теперь на двадцать
третьей обвиняют как раз в обратном смысле, то я не считаю больше воз-
можным скрывать настоящую причину. Видите, в чем дело. Я, как бы ска-
зать, любитель иногда выругаться.
Ну, знаете, фронтовая привычка. На работе я еще сдерживаюсь. Но в
конце трудового дня или там при подсчете товара я сдерживаться затрудня-
юсь. И если у меня кассирша, то это меня совершенно стесняет. Она мне не
дает творчески развернуться. Вот почему я уволил двадцать две кассирши.
И почему уволил двадцать третью. Я щадил их наивность. И все надеялся,
что мне пришлют кого-нибудь из нашего лагеря, перед которым я смогу быть
самим собой. И поэтому я пустился на подобное коварство - стал подряд
выкуривать всех барышень, в надежде когда-нибудь наскочить на мужчину.
