лыжи остались дома.
- Лыжи и ботинки я вам обеспечу. У вас какой размер обуви? Сорок
третий? Замечательно, это мой размер, и у меня есть ботинки, не слишком
новые, но качество гарантирую. Лыжи возьмем у приятеля, я думаю, два метра
вас устроит?
- Можно и короче.
- Учту. А куртка и прочее?
- Есть.
- Тогда слушайте меня внимательно. Завтра в 6:00, к сожалению, позже
невозможно, я буду стоять у гостиницы, простите, где вы остановились? В
"Интернационале", отлично. Значит, в 6:00! У нас будет достаточно времени
поговорить на интересующую вас тему. О'кей?
- Даже не знаю, как вас благодарить за такой подарок, мистер Потье.
- Зовите проще - Мишель, мне так больше по душе. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи!
Не успел я положить трубку, как зазвонил телефон. Я подумал, что это
Потье, и весело сказал:
- Мистер Олех Романько вас слушает!
- С чего это ты так себя величаешь? - услышал я недовольный голос
Гаврюшкина. - Есть мысль завтра с утра рвануть на рынок, там по субботам
ширпотреб идет из Франции, Италии, и недорого.
- Извини, но составить компанию не смогу. Завтра утром меня
пригласили покататься на лыжах.
- Кто пригласил?
- Знакомый, он тут работает в ЮНЕСКО, вместе учились, - соврал я,
прекрасно понимая, что Гаврюшкин субботний рынок никогда ни на что не
променяет. А тем более - на катание в горах.
- Штучки-дрючки, - пробормотал Гаврюшкин и повесил трубку.
В прекрасном расположении духа я заснул и, когда зазвонил будильник,
встал легко, хотя было лишь 5:30.
"Ты встретишь второго Сержа Казанкини, только не француза, а
швейцарца, но разницы не заметишь, потому что женевцы говорят
по-французски, пьют французское вино, но, правда, закусывают швейцарским
сыром", - вот приблизительно такими словами закончил свою рекомендацию мой
парижский друг, узнав, что у меня появилась счастливая возможность
побывать на берегах Женевского озера.
Мишель Потье оказался человеком среднего роста, никак не выше
175 см., был строен и седовлас, с лицом загорелым, строгим, голубые глаза
выделялись на темно-коричневом фоне, как два светлых и бездонных озерца, в
коих заплескались приветливые искорки, когда мы двинулись навстречу друг
другу.
- Хелло, я надеюсь, вы не передумали, мистер Романко?! -
полувопросительно-полуутвердительно сказал Мишель Потье, внимательно
рассматривая меня, словно бы принюхиваясь, как борзая, взявшая след. Это
ощущение еще несколько раз возникало у меня в тот день и поначалу слегка
коробило, точно швейцарец все никак не мог удостовериться, действительно
ли я тот, за кого себя выдаю. Но ни единым словом, ни единым даже малейшим
жестом или движением глаз не дал мне Потье пищи для неудовольствия. Лишь
позже, когда мы встретились с ним во второй раз, а затем и в Париже в
гостях у Сержа Казанкини, я получил исчерпывающее объяснение тому, что
меня тогда так задело. Дело в том, что Мишель Потье никогда раньше не
знакомился с человеком из СССР и, будучи осторожным и щепетильным в своих
привязанностях и знакомствах, боялся попасть впросак. "Я - жертва наших
средств массовой информации, создавших устойчивый образ представителя
вашей страны - это или сотрудники всесильного КГБ, или официальные
чиновники государственных учреждений, они же - на Западе известно об этом
хорошо - так или иначе связаны с КГБ", - признался Мишель Потье.
Это вызвало у Сержа Казанкини такой приступ смеха, что мы всерьез
обеспокоились: не хватил бы апоплексический удар.
- Прошу вас! - широким жестом пригласил Мишель, открыв дверцу
холеного, серебристо-стальной окраски, приземистого "Рено" с двумя парами
лыж, надежно закрепленных специальными резиновыми тросами на багажнике.
Спустя несколько минут мы уже пристроились в хвост целой вереницы
"ситроенов" и "мерседесов", "лендроверов" и "фордов", "вольво", "сузуки" и
туристских автобусов, набитых лыжниками. Можно было подумать, что в это
прозрачное морозное утро пол-Европы сдвинулось с места и устремилось в
горы, в снежный рай, где солнце, покой и свежий ветер, высекающий слезы на
крутых виражах.
- Последние дни марта у нас - святые дни, - словно прочитав мои
мысли, сказал Мишель. - Хеппенинг в белом. Рекордное число лыжников,
рекордное число поломанных лыж, рук, ног, но дай бог, чтоб эта напасть
обошла нас стороной! - Потье, держа руль в левой, правой истово
перекрестился.
- Будем рассчитывать, что нам повезет и ямы не будут слишком
глубокими! - в тон ему сказал я.
- Мне уже пятьдесят, возраст для лыжника вполне солидный, если
учесть, что на лыжи я встал еще в школе - у нас на это отводилось пять
часов в неделю. Я вырос в Гштаде, есть такой шумный популярный нынче
лыжный курорт, а в моем детстве это был славный, тихий и добропорядочный
городок, где люди знали друг друга и обязательно встречались в церкви или
на горе. Судьба меня миловала: кроме лыж, я не ломал ни рук, ни ног. С
годами, правда, стал кататься осторожнее; Серж твердит, что таким способом
я пытаюсь опровергнуть мнение авторитетов, утверждающих, что раз в пять
лет горнолыжник просто-таки обречен на неприятность. А почему бы мне и
впрямь не посрамить этих оракулов?
- Люблю гонять, не скрою, - признался я без обиняков в своей
слабости, за что давно окрещен в кругу друзей-горнолыжников прозвищем
"Камикадзе".
Наконец разговор, носивший ознакомительный характер, сам собою
исчерпался, и Мишель спросил:
- Так что вас, Олех, интересует в деле, коим я имею несчастье
заниматься?
- Почему несчастье, Мишель, разве дело не стоит того?
- Если б не стоило, я давно переключился бы на что-нибудь попроще, -
отвечал Мишель. - Нынешний допинговый бум в спорте - это лишь старт
всеобщего помешательства, поверьте мне. Если б допинг был сам по себе, не
подпитывался постоянно наркотиками или, наоборот, если хотите, не
подпитывал бы сам наркобизнес, было бы проще. Грань между ними провести
нелегко, хотя, казалось бы, цели преследуются разные. Наркотики - это уход
в мир иллюзий и ощущений, допинг же - взрыв изнутри, эдакий спортивный
ускоритель с "лазерной накачкой", цель которого - успех, слава, деньги. К
сожалению, оба этих феномена конца ХХ века - близнецы-братья. Потому-то
мне нелегко, ибо разные люди и с разными целями интересуются всем тем, чем
занимаюсь я и мои коллеги. Кстати, к спортивным допингам я шел через
обнаружение в организме человека наркотических средств.
- Я сам бывший спортсмен, правда, счастливо избежавший этой напасти.
Не потому, однако, что мои убеждения были столь непоколебимы, нет, должен
откровенно признаться, лишь в силу того, что тогда они еще не вошли в
моду. Занимайся я спортом сейчас, не уверен, что в той или иной форме не
был бы подвержен опасности. Что это так, свидетельствуют и разоблачения,
случающиеся и в нашем спорте. Правда, мы стараемся изо всех сил замолчать,
ограничить распространение информации. Но все же не согласен с вами,
Мишель, что мы присутствуем лишь на старте всеобщего помешательства на
допингах.
- Напрасно, Олех. Я говорю вам прямо, потому что знаю немало фактов,
свидетельствующих о прочном слиянии этих двух бед, самых страшных после
СПИДа, - наркотиков и допингов. Тем паче для вас не секрет, что они
нередко имеют общую основу...
- Но ведь от Олимпиады к Олимпиаде медицинская комиссия МОК, я знаком
с ее председателем принцем де Меродом, это высоконравственный и бесконечно
преданный своему делу человек, специалист, коих немного в мире. Так вот,
благодаря его заботам к каждым Играм расширяется список запрещенных к
употреблению фармакологических средств, он предупреждает о наличии
стопроцентных определителей. Их число достигло уже тысячу!
- А возможных вариантов, к вашему сведению, десятки тысяч, и число их
имеет тенденцию увеличиваться за счет бурно работающей фармакологической
науки и промышленности. Не забывайте этого!
- Признаюсь, Мишель, по натуре я - неисправимый, несгибаемый
оптимист. Я верю, что спорт переболеет этим недугом...
- Хотелось бы надеяться, хотелось бы... Но факты свидетельствуют об
обратном - о нарастании опасности. Вы ведь вдумайтесь в такое:
разоблачение спортивной "звезды", попавшейся на допинге, с одной стороны,
наказывается дисквалификацией и своеобразным остракизмом в среде
профессионалов, с другой - и в этом весь ужас! - привлекает внимание тысяч
и тысяч людей, устремляющихся в аптеки и к своим врачам с единым желанием
- заполучить это чудодейственное средство. Мы стремимся побыстрее
наращивать мышцы, побеждать на первенстве колледжа или университета, штата
или республики. Все жаждут славы и самоутверждения в глазах сверстников,
но не желают утруждать себя упорными тренировками и закаливанием духа! Я
могу вам назвать немало препаратов, что стали невероятно, просто-таки
фантастически популярны после падения спортивных "звезд". А заодно назвать
суммы прибылей, полученных на массовом распространении заразы. Допинг
опасен для спортсмена, он играет с огнем, но не забывайте - обычный
рядовой любитель волен делать со своим здоровьем все, что ему
заблагорассудится.
- Печальная картина... Неужто нет света в конце тоннеля?
- Проблески, не более. Но есть опасение, что и они исчезнут.
Допингами активно интересуются некоторые круги, мягко говоря, не
пользующиеся авторитетом в обществе. Вы, надеюсь, слышали о мафии? У вас в
СССР, кажется, нет этой многоголовой гидры?
- Ну что вы, Мишель, с этим у нас спокойно, - легковесно похвастал я,
пребывая тогда, как и подавляющее число моих соотечественников, в
счастливом неведении, в заблуждении, что бог миловал нас и нашу страну и
это только там, у них, на растленном и загнивающем Западе, - у нас же
разве в кино увидишь.
- Так вот, мафия, - продолжал Мишель Потье, - подбирается к допингам,
активно изучает их возможности. Мне доводилось встречаться с такими,
скажем, гонцами, любезно и ненавязчиво интересовавшимися способами
определения того или иного вещества в организме. Нет, нет, никаких прямых
контактов я с ними не имел, и, ткнись они ко мне с подобными
предложениями, немедленно указал бы на дверь. Но я не сомневаюсь, что
некоторые представители вполне респектабельных фармакологических
лабораторий и фирм вполне официально обращались в мою университетскую
лабораторию с предложением исследовать тот или иной компонент отнюдь не по
собственной инициативе. Что поделаешь? Мы живем в мире, где деньги платят
за работу и никак иначе, и потому финансовое спонсорство наших
исследований - дело обычное. Просто я уже поднаторел в этих вопросах и
могу безошибочно определить, кому наши работы нужны для пользы человека, а
для кого они - средство избежать неприятностей и разоблачений.
- И вы занимаетесь такими исследованиями?
- Занимаюсь, ибо после каждой такой разработки у меня в руках
остается противоядие, "лакмусовая бумажка", что позволяет разоблачить
злоупотребления лекарством. Разве это не стоит того, чтобы заниматься
проблемами допингов?
- Но, с другой стороны, вы ведь и преступников вооружаете
противоядием?
- Не исключено. Впрочем, вы, кажется, не слишком одобряете мои
действия, не правда ли, Олег?
- Если честно, нет, не одобряю.
- Не всякая прямая есть кратчайший путь к цели. Согласитесь, что это
так?
- Конечно, но ведь речь идет о моральных обязательствах, о принципе
