осенние мухи. Да вот погоди! как придет на них Егорей с гвоздем да Никола с
мостом, так все передохнут.
- Мы, Пахомыч, - сказал рыжий мужик, - захватили одного живьем. Кто его
знает? баит по-нашему и стоит в том, что он православный. Он наговорил нам с
три короба: вишь, ушел из Москвы, и русской-то он офицер, и вовсе не якшается
с нашими злодеями, и то и се, и дьявол его знает! Да все лжет, проклятый! не
верьте; он притоманный француз.
- А почему ж ты это думаешь? - спросил семинарист. - Ну, если в самом деле
говорит правду?
- Правду? Так коего ж черта ему было таскаться вместе с французами!
- Но разве он не мог с ними повстречаться так же, как и вы?
- А зачем же он, - перервал солдат, - вот этак с час назад ехал верхом вместе
с французским офицером? Ян лошадь-то его подстрелил.
- Как с французским офицером!
- Да так же!
- Но почему ты знаешь, что этот офицер французской?
- Почему знаю? Вот еще что! Нет, господии церковник! мы получше твоего знаем
французские-то мундиры: под Устерлицем я на них насмотрелен. Да, и станет ли
русской офицер петь французские песни? А он так горло и драл.
- А тот, что мы захватили, ему подтягивал, - примолвил рыжик мужик, - я сам
слышал.
- Я хоть и не слыхал, - перервал солдат, - да видел, что они ехали дружно,
рядышком, словно братья родные.
- Так что ж и калякать? - вскричал сотник. - Вестимо, он француз: не так ли,
православные?
- Так, Никита Пахомыч! Так! - повторили все старики.
- А если француз, - примолвил один лысый старик, - на осину его!
- Как бы не так! - перервал сотник, - еще веревку припасай. В колодезь к
товарищам, так и концы в воду.
- Ей, не торопись, ребята! - сказал семинарист. - Melior est consulta...
(Лучше посоветоваться... (лат.))
- Что ты, сумасшедший, перестань! - шепнул сержант, дернув за рукав своего
соседа.
- Православные? - продолжал он, - послушайтесь меня, старика: чтоб не было
оглядок, так не лучше ли его хорошенько допросить?
- Да, скажет он тебе правду, дожидайся! - перервал лысый старик.
- Погодите, братцы! - заговорил крестьянин в синем кафтане, - коли этот
полоненник доподлинно не русской, так мы такую найдем улику, что ему и
пикнуть неча будет. Не велика фигура, что он баит по-нашему: ведь французы на
все смышлены, только бога-то не знают. Помните ли, ребята, ономнясь, как мы
их сотни полторы в одно утро уходили, был ли хоть на одном из этих басурманов
крест господень?
- Ни на одном не было, Терентий Иваныч! - отвечал сотник, - я сам видел.
- Так и на этом не будет, коли он француз; а если православный, так носит
крест - не правда ли?
- Правда, Терентий Иваныч, правда! - повторили все присутствующие. - Так
давайте же его сюда. Посмотрим, есть ли у него на шее-то отцовское
благословление?
Два крестьянина, вооруженные топорами, ввели Рославлева в избу.
- Ваня! - сказал Терентий одному из них, - расстегни-ка ему ворот у рубахи -
вот так!
- Что вы делаете, ребята? - перервал Рославлев. - Я точно русской!
- Ладно, брат! увидим-ста, русской ли ты. Ну что, Ваня, есть ли на нем крест?
- спросил сотник.
- Не, Пахомыч! - ни креста, ни образа!
- Видите, православные! - сказал рыжий Ерема.
- Чего же вам еще?
- В колодезь его! - завопили почти все крестьяне.
- Послушайте, братцы! - вскричал Рославлев, - видит бог, на мне был крест, да
меня ограбили французы.
- Что с ним растабарывать! - подхватил сотник. - Тащите его! в колодезь!
- Да что вам дался колодезь? - перервал Ерема, - И так все колодцы
перепортили. Много ли ему надобно? Эй, Ваня, что ты смотришь басурману-то в
зубы? Обухом его!
- И то правда! - закричали другие мужики. - Пришиби его!
Один из крестьян, которые караулили Рославлева, вынул из-за пояса свой топор.
- Постойте, детушки! - перервал сержант. - Эк у вас руки-то расходились!
Убить недолго. Ну, если его в самом деле ограбили французы?..
- И он действительно русской офицер? - примолвил семинарист.
- А это что? - вскричал Ерема, вынимая из бокового кармана Рославлевой шинели
кошелек с деньгами. - Что, брат? видно, они тебя грабили, да не дограбили?
Смотрите, православные! И деньги-то не наши.
- Эта шинель не моя, - сказал Рославлев. - Один из французов поменялся со
мной насильно.
- А деньги-то дал впридачу, что ль? - закричал Ерема. - Ах ты, проклятый
басурман! Что мы тебе, олухи достались? Да что с тобой калякать? Ваня! хвати
его по маковке!.. Что ж ты?.. Полно, брат, не переминайся! а не то я сам... -
примолвил Ерема, вынимая из-за пояса свой широкой нож.
- Погоди, кум, не торопись! - сказал Иван. - Послушай-ка, молодец: ты баишь,
что с тебя сняли крест французы. Ну! а какой он был? деревянный или
серебряный?
- Нет, золотой! - отвечал Рославлев.
- Ладно. А на каком он висел гайтане - на черном или красном?
- Нет, на зеленом шелковом снурке.
- Что, ребята, ведь он баит правду: вот и крест; я вынул его из кармана у
одного убитого француза.
- Да поверьте мне, братцы! - сказал Рославлев, - я вас не обманываю: я точно
русской офицер.
- И впрямь, православные! - примолвил Терентий, - уж не русской ли он?
- Точно русской! - подхватил семинарист.
- А если русской, - возразил отставной солдат, - так он изменник!
- Изменник! - повторил в негодованием Рославлев.
- Вестимо, изменник! - закричал Ерема. - Ради чего ты ехал с французским
офицером - а?
- Мой товарищ также русской офицер, а нарядился французом для того, чтоб
выручить меня из Москвы. - Эк с чем подъехал! На вас пошлюсь, православные:
ну станет ли русской офицер петь эти басурманкие песни?
- Вестимо, не станет! - закричали крестьяне.
- Клянусь вам богом, ребята! - продолжал Рославлев, - я и мой товарищ - мы
оба русские. Он гусарской ротмистр Зарецкой, а я гвардии поручик Рославлев.
- Рославлев! - пoвтopил c необычайною живостию сержант. - А как звали вашего
батюшку?
- Сергеем Дмитричем.
- Не припомните ли, сударь! где он изволил служить капитаном?
- Он служил капитаном при Суворове, в Фанагорийском полку.
- Ну, так и есть! - воскликнул с радостию сержант, вскочив со скамьи. - Ваше
благородие! ведь батюшка ваш был моим командиром, и мы вместе с ним
штурмовали Измаил.
- Слышите ль, братцы! - сказал семинарист.
- Слышим-ста! - отвечал Ерема, - да нам-то что до этого?
- Как что? - перервал сержант, - да разве сын моего командира может быть
изменником? Ну, статочное это дело? Не правда ли, детушки?
Все крестьяне встали с своих мест, поглядывали друг на друга; один почесывал
голову, другой пожимался; но никто не отвечал ни слова.
- Что это, братцы? - продолжал сержант, - неужели-то вы и мне, старику,
верить не хотите?
- Верить-та мы тебе верим, - отвечал Ерема, - да ведь не все сыновья в отцов
родятся, Пахомыч!
- Всяко бывает, конечно, - примолвил Терентий, - да ведь недаром же и
пословица: недалеко яблочко от яблони падает. Ну, как вы думаете,
православные?
- Как ты, Терентий Иваныч? - отвечали сотник и старики. - А по мне, вот как:
уж если Кондратий Пахомыч за него порукою, так нам и баить нечего. Поклон его
благородию, да милости просим в передний угол! Так ли, православные?
- Ну, коли так, так так! - повторили в один голос крестьяне. - Милости
просим, батюшка!
- Ваня! - сказал Терентий, - сбегай ко мне да принеси-ка жбан браги, каравай
хлеба и спроси у Андревны пирог с кашею: чай, его милость проголодаться
изволил.
- Забеги и к моей старухе, - примолвил сотник, - да возьми у нее штоф
Ерофеичу.
- Благодарю вас, добрые люди! - сказал Рославлев, - я хоть и не обедал, а мне
что-то есть не хочется.
- Чу!.. - вскричал сотник, - что это?
- Французы! Французы! - загремели сотни голосов на улице. Все бросились
опрометью из избы, и в одну минуту густая толпа окружила колокольню.
- Эй, Андрюша! где французы? - спросил сотник.
- Вон там, у дальней засеки, - отвечал мальчик.
- Много ли их?
- Много, Пахомыч! и конных и пеших видимо-невидимо.
- Ну, ребята! - сказал сержант, - смотрите, стоять грудью за нашу матушку
святую Русь и веру православную.
- Стоять-то мы рады, - перервал сотник, - да слышишь, Кондратий Пахомыч, - их
идет несметная сила?
- Так что ж?
- Не одолеешь, кормилец! много ли нас?
- Да и французов-то, верно, не больше, - сказал Рославлев, - они растянулись
по дороге, так издали и кажется, что их много.
- Ох, батюшка! - подхватил Терентий, - хитры они, злодеи! не пошлют мало.
Ведь они, басурманы, уж давным-давно до нас добираются.
- Ну, православные! - сказал Пахомыч, - говорите, что делать?
Ни один голос не отозвался на вопрос сотника. Все крестьяне поглядывали молча
друг на друга, и на многих лицах ясно изображались недоумение и робость...
- Эх, худо дело! - шепнул сержант. - Ваше благородие! - продолжал он,
обращаясь к Рославлеву, - не принять ли вам команды? Вы человек военный, так
авось это наших ребят покуражит. Эй, братцы, сюда! слушайте его благородия!
- Как так? Что такое? Да разве он не француз? - заговорили крестьяне.
- Нет, детушки! Его благородие - русской офицер, сын моего бывшего капитана.
- Ой ли? Вот-те раз! Слышите, ребята!.. Вот что!.. - загремели восклицания из
удивленной толпы.
- Друзья! - сказал Рославлев, - чего хотите вы? Покориться ли злодеям нашим
или биться с ними до последней капли крови?.. Ну, что ж вы молчите?
- Да вот что, - сказал один крестьянин, - Андрюха-то говорит, что их больно
много.
- Так что ж, ребята? - подхватил семинарист, - хоть покоримся, хоть нет, а
все нам от них милости никакой не будет: мало ли мы их передушили!
- Вестимо, - сказал отставной солдат, - мы им пардону не давали, так и они
нам не дадут.
- А если б и дали, - возразил Рославлев, - так не грешно ли вам будет выдать
руками жен и детей ваших? Эх, братцы! уж если вы начали служить верой и
правдой царю православному, так и дослуживайте! Что нам считать, много ли их?
Наше дело правое - с нами бог!
- А с ними черт! - заревел Ерема. - Что в самом деле, драться так драться.
- Так за мной, православные! - воскликнул отставной солдат. - Ура! за батюшку
царя и святую Русь!
- Ура! - подхватила вся толпа.
- Весь в покойника! - шептал потихоньку сержант, глядя на Рославлева, - как
две капли воды!
- Теперь слушайте, ребята! - продолжал Рославлев. - Ты, я вижу, господин
церковник, молодец! Возьми-ка с собой человек пятьдесят с ружьями да засядь
вон там в кустах, за болотом, около дороги, и лишь только неприятель вас
минует...
- Так мы вдогонку и откроем по нем огонь? Понимаю, господин офицер. Это вроде
тех засад, о коих говорит Цезарь в комментариях своих de bello Gallco...
- Да полно, Александр Дмитрич! - закричал сержант. - Эк тебe неймется!
- Ты, служивый, и ты, молодец, - продолжал Рославлев, обращаясь к отставному
солдату и Ереме, - возьмите с собой человек сто также с ружьями, ступайте к
речке, разломайте мост, и когда французы станут переправляться вброд...
- То мы из-за деревьев пустим по них такую дробь, - перервал солдат, - что им
и небо с овчинку покажется.
- А мы с тобой, сослуживец моего батюшки, - примолвил Рославлев, взяв за руку
сержанта, - с остальными встретим неприятеля у самой деревни, и если я
отступлю хоть на шаг, так назови мне по имени прежнего твоего командира, и ты
увидишь - сын ли я его! Ну, ребята, с богом! Крестьяне, зарядив свои ружья,
отправились в назначенные для них места, и на лугу осталось не более
осьмидесяти человек, вооруженных по большей части дубинами, топорами и
рогатинами. К ним вскоре присоединилось сотни три женщин с ухватами и вилами.
Ребятишки, старики, больные - одним словом, всякой, кто мог только двигаться
и подымать руку, вооруженную чем ни попало, вышел на луг.
В глубокой тишине, изредка прерываемой рыданиями и молитвою, стояла вся толпа
