ховному завещанию. Все соседи жалели о ней и только утешались тем, что
теперь она, должно быть, будет жить в каком-нибудь дворце на Большом ка-
нале, - ведь она стала богатой, важной синьорой. Я всегда говорил, что
она со своим голосом далеко пойдет. А уж сколько она работала! Когда же
свадьба, Андзолето? Надеюсь, ты меня не обойдешь - возьмешь у меня по-
больше безделушек, чтоб одарить девушек нашего квартала?
- Конечно, конечно, - пробормотал, растерявшись, Андзолето.
Со смертельной тоской в душе выскочил он во двор, где в это время
местные кумушки продавали с аукциона кровать и стол Консуэло, - кровать,
на которой столько раз он видел ее спящей, стол, за которым она всегда
работала...
- Боже мой! От нее уже ничего не осталось, - невольно вырвалось у не-
го, и он убежал, ломая руки.
В эту минуту он готов был заколоть Кориллу.
Через три дня они с Кориллой появились на сцене, и оба были жестоко
освистаны. Пришлось даже, не окончив представления, опустить занавес.
Андзолето был вне себя от бешенства, Корилла - невозмутима.
- Вот до чего довело меня твое покровительство! - сказал он ей угро-
жающе, когда они остались одни.
- Не много же надо, чтобы огорчить тебя, бедный мальчик, - с удиви-
тельным спокойствием ответила ему примадонна, - видно, что ты совсем не
знаешь публику и никогда не подвергался ее капризам. Я до того была уве-
рена в провале, что даже не потрудилась повторить роль; тебя же не пре-
дупредила о грозящих последствиях, так как не знала, хватит ли у тебя
храбрости выйти на сцену, заранее ожидая, что тебя освищут. А теперь те-
бе надо знать, что нас ожидает впереди: в следующий раз к нам отнесутся
еще хуже; быть может, три, четыре, шесть, восемь представлений пройдут
таким образом.
Но среди этих бурь выкуется партия в нашу пользу. Будь мы самыми за-
худалыми актеришками на свете, дух противоречия и независимости все рав-
но создал бы нам рьяных сторонников. Есть много людей, воображающих, что
они станут важнее, оскорбляя других; но немало и таких, которые считают,
что покровительствуя другим, они этим возвышают себя. После десятка
представлений, когда театральный зал будет являть собою поле битвы
свистков и аплодисментов, строптивые выбьются из сил, упрямцы надуются,
и мы с тобой вступим в новую эру. Та часть публики, которая нас поддер-
живала, сама не зная хорошенько почему, будет слушать нас довольно хо-
лодно. Это явится как бы нашим новым дебютом. И вот тут-то нам с тобой
нужно увлечь, покорить слушателей! В этот момент я предсказываю тебе
большой успех, дорогой Андзолето: чары, тяготевшие над тобой, успеют
рассеяться, ты попадешь в атмосферу одобрения и нежных похвал, и это
вдохнет в тебя прежние силы. Вспомни впечатление, которое ты произвел,
когда в первый раз пел у Дзустиньяни. Ты не успел тогда закрепить свою
победу: более блестящая звезда затмила тебя; но эта звезда скрылась за
горизонтом, и теперь готовься подняться со мной в эмпирей!
Все случилось так, как предсказала Корилла. Действительно, в течение
нескольких дней обоим любовникам пришлось дорого расплачиваться за поте-
рю, понесенную публикой в лице Консуэло. Но их дерзкое упорство перед
бурей истощило гнев публики, слишком яростный, чтобы быть долговечным.
Дзустиньяни поддерживал Кориллу. С Андзолето дело обстояло несколько
иначе. После многократных безуспешных попыток пригласить в Венецию ново-
го тенора, - театральный сезон в это время почти кончался и ангажементы
со всеми театрами Европы были уже заключены, - графу пришлось оставить
юношу в качестве борца в этом состязании между его театром и публикой.
Репутация театра была слишком блестяща, чтобы можно было потерять ее
из-за того или другого артиста; такие пустяки не могли сокрушить освя-
щенных временем привычек.
Все ложи были абонированы на сезон. В них дамы, так же как всегда,
принимали гостей и так же, по обыкновению, болтали. Истинные любители
музыки некоторое время дулись, но их было слишком мало, чтобы это могло
быть заметно. Да наконец и любителям надоело злобствовать. И в один
прекрасный вечер Корилла, исполнившая с огнем свою арию, была единодушно
вызвана слушателями. Она появилась, таща за собой Андзолето, которого
вовсе не вызывали. Он, казалось, скромно и боязливо уступал милому наси-
лию. Тут и на его долю выпали аплодисменты. А на следующий день вызвали
его самого. Одним словом, не прошло и месяца, как Консуэло, блеснувшая
подобно молнии на летнем небе, была забыта. Корилла производила фурор
по-прежнему, но заслуживала его, пожалуй, больше прежнего: соперничество
придало ей огня, а любовь - чувства. Андзолето же хотя и не избавился от
своих недостатков, зато научился проявлять свои бесспорные достоинства.
К недостаткам привыкли, достоинствами восхищались. Его очаровательная
наружность пленяла женщин, он стал самым желанным гостем в салонах, а
ревность Кориллы придавала ухаживаниям за ним еще большую остроту. Кло-
ринда также проявляла на сцене свои способности, то есть тяжеловесную
красоту и непомерно глупую, распущенную чувственность, представляющую
интерес для известного сорта зрителей. Дзустиньяни, чтобы забыться, -
огорчение его было довольно серьезно, - сделал Клоринду своей любовни-
цей, осыпал ее бриллиантами, выпускал на первые роли, надеясь заменить
ею Кориллу, которая на следующий сезон была приглашена в Париж.
Корилла относилась без всякой злобы к этой сопернице, не представляв-
шей для нее ни в настоящем, ни в будущем никакой опасности. Ей даже дос-
тавляло удовольствие выдвигать эту холодную, наглую, ни перед чем не ос-
танавливавшуюся бездарность. Эти два существа, живя в полном согласии,
держали в своих руках всю администрацию. Они не допускали в репертуар
серьезных вещей; мстили Порпоре, не принимая его опер и ставя блестящим
образом оперы самых недостойных его соперников. С необыкновенным едино-
душием вредили они тем, кто им не нравился, и всячески покровительство-
вали тем, кто перед ними пресмыкался. Благодаря им в этот сезон в Вене-
ции восхищались совершенно ничтожными произведениями, забыв настоящие,
великие творения искусства, царившие здесь раньше.
Андзолето среди своих успехов и благополучия, - граф заключил с ним
контракт на довольно выгодных условиях, - чувствовал глубокое отвращение
ко всему и изнемогал под гнетом своего плачевного счастья. Он возбуждал
жалость, когда нехотя тащился на репетицию, ведя под руку торжествующую
Кориллу, - по-прежнему божественно красивый, но бледный, утомленный, со
скучающим и самодовольным видом человека, принимающего поклонение, но
разбитого, раздавленного под тяжестью так легко сорванных им лавров и
мирт. Даже на сцене, играя со своей пылкой любовницей, он своими краси-
выми позами и дерзкой томностью всячески выказывал равнодушие к ней.
Когда она пожирала его глазами, он всем своим видом словно говорил пуб-
лике: "Не думайте, что я отвечаю на ее любовь. Напротив, тот, кто меня
избавит от нее, окажет мне большую услугу".
Дело в том, что Андзолето, избалованный и развращенный Кориллой, об-
ращал теперь против нее самой эгоизм и неблагодарность, с какими она
приучила его относиться ко всем остальным людям. В душе его, несмотря на
все пороки, жило одно чистое, настоящее чувство - неискоренимая любовь к
Консуэло. Благодаря врожденному легкомыслию он мог отвлекаться, забы-
ваться, но излечиться от этой любви не мог, и среди самого низменного
распутства любовь эта являлась для него укором и пыткой. Он изменял Ко-
рилле направо и налево: сегодня - с Клориндой, чтобы тайком отомстить
графу, завтра с какой-нибудь известной светской красавицей, а там с са-
мой неопрятной из статисток. Ему ничего не стоило из таинственного буду-
ара светской дамы перенестись на безумную оргию и от яростных сцен Ко-
риллы - на веселый, разгульный пир. Казалось, он хочет заглушить этим
всякое воспоминание о прошлом. Но среди его безумств и разврата всюду по
пятам следовал за ним призрак, и когда по ночам ему случалось со своими
шумными собутыльниками проплывать в гондоле мимо темных лачуг Корте-Ми-
нелли, он никогда не мог удержаться от рыданий.
Корилла, долго сносившая оскорбительное обращение Андзолето и, как
вообще все низкие души, склонная любить именно за презрение к себе и
обиды, под конец стала тяготиться этой пагубной страстью. Она все льсти-
ла себя надеждой, что поработит, приручит это непокорное существо, и с
ожесточением трудилась над этим, принося все в жертву; но, убедившись,
что ей никогда этого не добиться, возненавидела его и стала стремиться
отомстить ему собственными похождениями. Однажды ночью, когда Андзолето
с Клориндой блуждали в гондоле по Венеции, он заметил другую быстро не-
сущуюся гондолу; потушенный фонарь указывал на то, что на ней происходит
тайное любовное свидание. Он не обратил на это внимания, но Клоринда,
которая, боясь быть узнанной, всегда была настороже, шепнула ему:
- Вели грести медленно; это гондола графа, я узнала гондольера.
- В таком случае ее надо догнать: мне хочется узнать, какой изменой
граф платит сегодня за твою.
- Нет! Нет! Повернем назад! - настаивала Клоринда. - У него такое
зоркое зрение и такой тонкий слух! Не будем ему мешать.
- Эй, налегай на весла! - крикнул Андзолето своему гондольеру. - Я
хочу догнать вон ту гондолу, впереди.
Несмотря на ужас и мольбы Клоринды, приказ этот был мгновенно выпол-
нен. Обе гондолы почти коснулись друг друга. И в эту минуту до ушей Анд-
золето донесся плохо сдерживаемый смех.
- Прекрасно! - сказал он. - Справедливость торжествует! Это Корилла
наслаждается вечерней прохладой с господином графом!
С этими словами Андзолето вскочил на нос своей гондолы и, выхватив из
рук гондольера весло, стал усиленно грести. В мгновение ока он догнал
графскую гондолу и задел ее. Тут, потому ли, что среди взрывов смеха Ко-
риллы он услышал свое имя, или на него нашло безумие, только он громко
произнес:
- Дорогая Клоринда, ты, бесспорно, самая красивая, самая обожаемая
женщина в мире.
- Я только что это самое говорил Корилле, - произнес граф, показыва-
ясь из-под навеса своей гондолы и чрезвычайно непринужденно приближаясь
к соседней. - А теперь, когда наши прогулки окончены, мы, как честные
люди, владеющие равноценными сокровищами, можем произвести обмен.
- Господин граф воздает должное моей честности, - в том же тоне отве-
тил Андзолето. - Если его сиятельству будет угодно, я предложу ему руку,
чтобы он мог, перейдя сюда, взять свое добро там, где он его нашел.
Неизвестно, с каким намерением - быть может, желая выказать свое
презрение и поиздеваться над Андзолето и их общими любовницами, - граф
протянул было руку, чтобы опереться на руку юноши, но молодой тенор,
взбешенный, дрожа от ненависти, с размаху прыгнул в гондолу графа и с
диким возгласом: "Женщина за женщину, гондола за гондолу, господин граф!
- мгновенно опрокинул ее.
Бросив затем свои жертвы на произвол судьбы и предоставив ошеломлен-
ной Клоринде распутывать последствия этого приключения, Андзолето доб-
рался вплавь до противоположного берега и со всех ног пустился бежать по
темным извилистым уличкам к себе домой. Здесь, моментально переодевшись
и забрав с собой все имевшиеся у него деньги, он выбежал из дому и бро-
сился в первый попавшийся, готовый к отплытию баркас. Несясь на нем к
Триесту, глядя, как в предрассветной мгле постепенно исчезают купола и
колокольни Венеции, Андзолето даже прищелкнул пальцами, до того он был
упоен одержанной победой.
XXII
Среди западных отрогов Карпатских гор, отделяющих Чехию от Баварии и
носящих в этих местах название Bohemer-Wald (Богемский Лес), еще возвы-
шался лет сто тому назад старый, очень обширный замок, называвшийся, не
