новую жертву. Но простодушная Консуэло ничего не поняла. Ей, такой чис-
той и честной, даже в голову не могло прийти, чтобы покровитель ее друга
был способен на подобную низость. К тому же при своей обычной скромнос-
ти, которую не смог поколебать даже блестящий нынешний успех, Консуэло
не допускала мысли о желании графа поухаживать за нею. Она упорно про-
должала относиться почтительно к знатному вельможе, покровителю ее и
Андзолете, и простодушно, по-детски, наслаждалась приятной прогулкой.
Ее спокойствие и доверчивость настолько поразили графа, что он не
знал, отнести ли их к веселой непринужденности женщины, не помышляющей о
сопротивлении, или к наивной глупости совершенно невинного существа. В
Италии девушка в восемнадцать лет весьма просвещена, - я хочу сказать,
была просвещена, особливо сто лет тому назад, да еще имея такого друга,
как Андзолето. Казалось бы, все благоприятствовало надеждам графа. А
между тем всякий раз, когда он брал Консуэло за руку или собирался об-
нять ее, его удерживало необъяснимое смущение, он ощущал неуверенность,
чуть ли не почтительность, в которой не мог дать себе отчета.
Барбериго также находил, что Консуэло чрезвычайно привлекательна сво-
ей простотой, и охотно возымел бы на нее такие же виды, как и граф, но
считал неделикатным идти наперекор намерениям своего друга. "По заслугам
и честь, - думал он, видя, как блуждают в сладостном упоении взоры гра-
фа. - Еще придет и мой черед". Пока же, не имея обыкновения любоваться
звездами во время прогулок с женщинами, молодой Барбериго задал себе
вопрос, на каком основании этот ничтожный мальчишка Андзолето захватил
себе белокурую Клоринду, и, подойдя к ней, дал понять юному тенору, что
было бы более уместно, если б вместо ухаживания он взялся за весла. Анд-
золето, несмотря на свою необыкновенную проницательность, был все-таки
недостаточно хорошо воспитан, чтобы понимать с полуслова. К тому же он
вообще держал себя с аристократами с заносчивостью, переходящей в наг-
лость. Он ненавидел их всем сердцем, а его уступчивость по отношению к
ним была лишь хитростью, за которой скрывалось глубочайшее презрение.
Барбериго, поняв, что тенору хочется его позлить, задумал жестоко отомс-
тить ему.
- Поглядите, каким успехом пользуется ваша подруга Консуэло, - громко
обратился он к Клоринде. - До чего она дойдет сегодня? Ей недостаточно
фурора, который она произвела своим пением во всем городе, ей надо еще
свести с ума своими огненными взорами нашего бедного графа. Если пока он
еще и не потерял окончательно головы, то, уж наверно, потеряет, и тогда
горе синьоре Корилле.
- О, этого можно не бояться! - лукаво возразила Клоринда. - Консуэло
влюблена вот в этого самого Андзолето, она его невеста. Они пылают друг
к другу страстью бог знает сколько лет.
- Много лет любви могут быть забыты в одно мгновение, - возразил Бар-
бериго, - особенно когда глаза Дзустиньяни мечут свои смертоносные стре-
лы. Разве вы этого не находите, прекрасная Клоринда?
Андзолето не в силах был долго выносить такое издевательство. Тысячи
змей уж начинали шевелиться в его сердце. До сих пор подобное подозрение
не приходило ему в голову: ни о чем не думая, он наслаждался победой
своей подруги, и если в течение двух часов он и забавлялся подтрунивани-
ем над несчастной жертвой сегодняшнего упоительного дня, то делал это
лишь для того, чтобы как-то справиться со своим восторженным состоянием,
а отчасти из тщеславия. Перебросившись с Барбериго несколькими шутками,
Андзолето сделал вид, что заинтересовался спором о музыке, разгоревшимся
в это время на середине лодки между Порпорой и другими гостями графа, и,
постепенно отдаляясь от того места, которое ему уже не хотелось больше
оспаривать, он проскользнул, пользуясь темнотою, на нос гондолы. Здесь
Андзолето сразу заметил, что его появление пришлось не по вкусу графу:
тот ответил холодно и даже сухо на несколько пустых вопросов юноши и по-
советовал ему пойти послушать глубокомысленные рассуждения великого Пор-
поры о контрапункте.
- Великий Порпора не мой учитель, - заметил Андзолето шутливым тоном,
пытаясь скрыть закипевшее в нем бешенство, - он учитель Консуэло, и если
вашему сиятельству угодно, чтобы моя бедная Консуэло не брала никаких
других уроков, как только у своего старого профессора... - ласково и
вкрадчиво продолжал юноша, нагибаясь к графу.
- Милейший Дзото, - перебил его граф тоже ласково, но с превеликим
лукавством, - мне надо что-то вам сказать на ухо. - И, нагнувшись к не-
му, проговорил: - Ваша невеста, получив, очевидно, от вас уроки доброде-
тели, неуязвима, но, вздумай я преподать ей уроки другого рода, полагаю,
что я имел бы право заняться этим в течение одного вечера...
Андзолето похолодел с головы до ног.
- Ваше всемилостивейшее сиятельство, быть может, не откажет выра-
зиться яснее, - задыхаясь, проговорил он.
- Это можно сделать в двух словах, любезный друг: "гондола за гондо-
лу", - отрезал граф.
Андзолето так и замер от ужаса, поняв, что графу известна его прогул-
ка наедине с Кориллой. Шальная и дерзкая женщина похвасталась этим во
время своей последней жестокой ссоры с Дзустиньяни. Тщетно виновный пы-
тался принять удивленный вид.
- Ступайте же и послушайте, что говорит Порпора об основах неаполи-
танской школы! - невозмутимо проговорил граф. - Потом расскажете мне,
это очень меня интересует...
- Я это вижу, ваше сиятельство, - ответил взбешенный Андзолето, кото-
рый в эту минуту способен был погубить все свое будущее.
- Так что ж ты медлишь? - наивно спросила удивленная его нереши-
тельностью Консуэло. - В таком случае пойду я, господин граф. Вы увиди-
те, что я всегда готова служить вам.
И прежде чем граф успел ее остановить, она легко перепрыгнула через
скамейку, отделявшую ее от старого учителя, и присела подле него на кор-
точки.
Граф, видя, что его ухаживание за Консуэло мало подвинулось, нашел
нужным притвориться.
- Андзолето, - улыбаясь, сказал он, дергая довольно сильно своего пи-
томца за ухо, - вот вся моя месть, дальше этого она не пойдет. Сознай-
тесь, она далеко не соответствует вашему проступку. Можно ли сравнить
удовольствие, полученное мною от невинного разговора с вашей возлюблен-
ной на глазах у десяти присутствующих, с тем, чем вы насладились наедине
с моей любовницей в ее наглухо закрытой гондоле?
- Ваше сиятельство, - в сильном волнении вскричал Андзолето, - уверяю
вас честью...
- Где она, ваша честь? Не в левом ли ухе? - спросил граф, делая вид,
что собирается проделать над этим злополучным ухом то, что уже проделал
над правым.
- Неужели вы, ваше сиятельство, предполагаете так мало благоразумия в
своем питомце, что считаете его способным сделать такую глупость? - раз-
вязно спросил Андзолето, к которому успела вернуться его обычная наход-
чивость.
- Сделал он ее или не сделал, в данную минуту мне это глубоко безраз-
лично, - сухо ответил граф, поднялся и, подойдя к Консуэло, сел подле
нее.
XII
Споры о музыке продолжались и во дворце Дзустиньяни, куда вся компа-
ния вернулась к полуночи и где гостям был предложен шоколад и шербеты.
От техники искусства перешли к стилю, к идеям, к старинным и современным
музыкальным формам, наконец коснулись экспрессии и тут, естественно, за-
говорили об артистах и о различной манере чувствовать и выражать музыку.
Порпора с восторгом вспоминал своего учителя Скарлатти, впервые придав-
шего духовной музыке патетический характер. Но дальше этого профессор не
шел: он был против того, чтобы духовная музыка вторгалась в область му-
зыки светской и разрешала себе ее украшения, пассажи и рулады.
- Значит ли это, что вы отвергаете трудные пассажи и фиоритуры, кото-
рые, однако, создали успех и известность вашему знаменитому ученику Фа-
ринелли? - спросил его Андзолето.
- Я отвергаю их в церкви, - ответил маэстро, - а в театре приветствую
их. Но и здесь я хочу, чтобы они были на месте и, главное - чтобы ими не
злоупотребляли; я требую соблюдения строгого вкуса, оригинальности, изя-
щества, требую, чтобы модуляции соответствовали не только данному сюже-
ту, но и изображаемому лицу, выражаемым им чувствам и самому положению
этого лица. Пусть нимфы и пастушки щебечут, как пташки, и своими голоса-
ми подражают журчанью фонтанов и ручейков, но Медея или Дидона может
только рыдать или рычать, как раненая львица. Кокетка, например, может
перегружать капризными и изысканными фиоритурами свои легкомысленные ка-
ватины. Корилла превосходна в этом жанре, но попробуй она выразить глу-
бокие чувства и бурные страсти, ей это совсем не удастся. И напрасно бу-
дет она волноваться, напрягать свой голос и легкие: неуместный пассаж,
нелепая рулада в один миг превратят в смешную пародию то великое, к чему
она стремилась. Вы все слышали Фаустину Бордони, ныне синьору Гассе. Так
вот, она в некоторых ролях, соответствующих ее блестящим данным, не име-
ла себе равных. Но явилась Куццони, передававшая с присущей ей чистой,
глубокой проникновенностью скорбь, мольбу, нежность, - и слезы, которые
она вызывала у вас, мгновенно изгоняли из вашего сердца воспоминание о
всех чудесах, которые расточала вашему слуху Фаустина. И это потому, что
существует талант, так сказать, материальный, и существует гений души.
Есть то, что забавляет, и то, что трогает... Есть то, что удивляет, и
то, что восхищает... Я прекрасно знаю, что вокальные фокусы теперь в мо-
де; но если я и показывал их своим ученикам как полезные аксессуары, то
почти готов в этом раскаяться, слыша, как большинство моих учеников ими
злоупотребляет, жертвуя необходимым ради излишнего и длительным умилени-
ем публики ради мимолетных криков удивления и диких восторгов.
Никто не оспаривал этого мнения, безусловно правильного по отношению
ко всем видам искусства вообще; возвышенные артистические натуры всегда
будут держаться его. Между тем граф, сгорая желанием узнать, как испол-
няет Консуэло светскую музыку, стал для виду противоречить слишком суро-
вым взглядам Порпоры. Но видя, что скромная ученица не только не опро-
вергает этой ереси, а наоборот, не сводит глаз со своего учителя, как бы
побуждая его выйти победителем из этого спора, граф решил обратиться
прямо к ней самой с вопросом, сможет ли она, по ее мнению, петь на сцене
с тем же умением и чистотой, как пела в церкви.
- Сомневаюсь, - ответила она откровенно, с искренним смирением, -
чтобы я могла так же вдохновляться на сцене; боюсь, что там я много по-
теряю.
- Этот скромный и умный ответ успокаивает меня, - сказал граф, - я
уверен в том, что публика, страстная, увлекающаяся, правда, немного кап-
ризная, вдохновит вас и вы снизойдете изучить те вокальные, полные блес-
ка трудности, которых публика с каждым днем жаждет все больше и больше.
- Изучить! - с ударением проговорил Порпора, саркастически улыбаясь.
- Изучить! - воскликнул Андзолето с гордым презрением.
- Да, да, конечно изучить, - согласилась с обычной своей кротостью
Консуэло. - Хоть я немного и упражнялась в этом жанре, но не думаю, что-
бы уже была в состоянии соперничать со знаменитыми певицами, выступавши-
ми на нашей сцене...
- Ты лжешь! - с горячностью вскричал Андзолето. - Ваше сиятельство,
она лжет. Заставьте ее спеть самые трудные колоратурные арии вашего ре-
пертуара, и вы увидите, на что она способна!
- Если б только я не боялся, что она устала... - нерешительно прого-
ворил граф, а глаза его уже зажглись нетерпением и ожиданием.
Консуэло по-детски вопросительно взглянула на Порпору, как бы ожидая
его приказаний.
- Ну что ж, - сказал профессор, - она не так легко устает, и раз
здесь собрался столь тесный и приятный кружок, давайте проэкзаменуем ее
по всем статьям. Не угодно ли вам, глубокоуважаемый граф, выбрать арию и
