Все будет в порядке, вот увидишь.
Пирошников повернулся к стене и уже минуты через три услышал, что
дядюшкино посапывание начинает переходить в храп. Сначала храп то и дело
срывался, но потом, после затяжного и мощного периода, установился
окончательно, все более и более нервируя Пирошникова. Он залез с головою под
одеяло, но эффекта не добился. Раздосадованный, он сел на кровати и с
ненавистью посмотрел в дядюшкину сторону. "Вот черт! -- подумал Пирошников.
-- Нигде нет покоя!" Он осторожно добрался до гипсовой фигуры, сунул голые
ступни в ботинки и ощупью нашел в кармане пиджака сигареты и спички. Кляня
дядюшку, молодой человек вышел в коридор, где была тьма кромешная; выставив
вперед руки, добрался до старухиного комода и уселся на нем, предварительно
сдвинув кружевную салфетку. Здесь дядюшкин храп был почти не слышен.
Пирошников закурил. На миг пламя спички осветило коридор, качнуло длинными
тенями и погасло. Теперь лишь красный огонек сигареты освещал пальцы
Пирошникова, когда тот затягивался.
О чем думал молодой человек, сидя в коммунальном коридоре, трудно
сказать. Скорее всего, никакого четкого направления мыслей у него не было.
Так, неясное броженье и вспышки воспоминаний. Да и это вскорости было
прервано каким-то подозрительным посторонним шумом -- раздались глухие
голоса, и Пирошников услышал, как в замочной скважине входной двери
поворачивается ключ. Владимир мигом потушил сигарету о комод и собрался уже
бежать к своему ложу, как вдруг лязгнула дверная цепочка и женский голос за
дверью раздраженно произнес: "Опять! Ну ладно же!" Пирошников понял, что
дверь замкнута на цепочку и женщина не может войти в квартиру, хотя и имеет
колюч. Он спрыгнул с комода и намеревался уже, несмотря на свой ночной вид,
снять цепочку, но тут рядом с ним что-то прошелестело, так что он отпрянул и
прижался к стене, что-то звякнуло, скрипнуло, и Пирошников сообразил, что
дверь открыла бабка Нюра.
-- Сколько раз я тебе говорила! -- прошипел тот же голос. -- Совсем из
ума выжила! Что же ты -- не знала, что меня еще нет?
-- Запамятовала, ох, запамятовала, -- виновато бормотала старушка, а
какой-то мужской, удивительно знакомый Пирошникову голос прошептал:
-- Лара, пожалуйста, тише. Я не хочу...
-- Накурено, как в кабаке. Что тут происходит? -- опять сказала
женщина.
-- Гости, гости... -- ответила бабка, отодвигаясь, чтобы пропустить
пришедших, и едва не касаясь Пирошникова, который, не дыша, распластался на
стене и с ужасом ожидал своего обнаружения.
-- Что за гости? -- раздраженно спросила женщина.
-- Я же тебе говорил, -- мягко ответил мужчина. -- Завтра ты его
увидишь.
-- Ты уверен, что он еще здесь?
-- Что за вопрос! Конечно... Ну, пойдем. Она может проснуться.
Пирошников, несмотря на полную темноту, почувствовал, что при последних
словах мужчины, в котором наш герой уже узнал бывшего Наденькиного мужа
Георгия Романовича, имевшего с ним сегодня утром беседу.
Пирошников перевел дух и на цыпочках отправился к себе, где по-прежнему
Богатырски спал дядюшка. Решив не церемониться более, Владимир подошел к
нему и потряс дядюшку за плечо. Дядюшка встрепенулся, пробормотал: "А?..
Что?.." -- но храпеть перестал. Воспользовавшись передышкой, молодой человек
юркнул в постель и успел-таки заснуть до возобновления концерта, правда,
весьма непрочным и беспокойным сном.
-==Глава 11. Новая жизнь==-
Ах, какое было утро!.. Пирошников проснулся умиротворенным и со
спокойной душой, которую не смогли растревожить воспоминания о вчерашнем
дне, хотя они и промелькнули сразу же по пробуждении. Сквозь грязноватые
стекла окна на стену падал солнечный свет, по чему Владимир догадался, что
час уже не ранний. Он потянулся в постели, как когда-то, как в детстве, и
улыбнулся дядюшке, который, заправив свою койку, занимался неторопливой
утренней гимнастикой.
Сама собою у Пирошникова появилась мысль, посещавшая его и ранее,
кстати, довольно-таки часто. Это была мысль о новой жизни.
Начать новую жизнь!.. Кто не мечтал об этом, в особенности после
жизненных неудач, когда все идет как-то вкривь и вкось, а главное --
сплошным потоком, где смешиваются и радости, и горести, и разговоры, и
мелкие повседневные дела, и скорбь вселенская по поводу каких-нибудь
обыкновенных бытовых неурядиц! А в результате что? В результате лишь суета,
милый читатель, от которой можно избавиться, как кажется, только начав с
понедельника Новую Жизнь, в которой все, ну решительно все будет не так.
Справедливости ради следует сказать, что была суббота. Но это роли не
играет. В конце концов новую жизнь можно начать и с субботы, лишь бы были к
тому необходимые предпосылки. А они у Пирошникова имелись в наличии.
Запутанные обстоятельства, недовольство собою и оторванность от привычной
среды, произошедшая, правда, не по его воле. Вполне достаточно для новой
жизни.
Новая жизнь начинается с того, что надобно умываться и побриться
гладко. И еще нужно делать движения решительные и точные, чтобы себе самому
казаться деловым. Поэтому Владимир, откинув одеяло элегантным жестом,
вскочил с постели и принялся одеваться. Конечно, начинать новую жизнь надо
было бы в чистой одежде, но что делать? Майка, рубашка, носки -- все это
было так себе, не слишком новым и далеко не чистым. Но Пирошников не дал
воли подобным мыслям, чтобы не сбить настроение. Он сделал даже несколько
резких взмахов руками, изображая гимнастику, так что дядюшка покосился на
него, приседая в это время.
Распахнулась дверь, и весьма кстати появилась Наденька в том же
халатике, что и вчера утром. Она приветливо, совсем как родному, улыбнулась
Пирошникову, тем самым незаметно подкрепляя идею новой жизни. Поздоровавшись
с ним и с дядюшкой, Наденька предложила провести их в ванную комнату.
-- У вас есть бритва? -- вежливо спросил Пирошников дядюшку. -- Мне
необходимо побриться.
Дядя Миша столь же корректно выразился в том смысле, что бритва есть и
он предоставит возможность ею воспользоваться. Никаких вопросов о вчерашнем,
никаких намеков на лестницу -- ничего! Новая жизнь начиналась истинно
по-джентльменски. Пирошников даже подумал несколько наивно, что вот и
дядюшка начинает новую жизнь, и Наденька тоже... Впрочем, может быть, так
оно и было.
Наденька, проводив их и дав указания, скрылась. Ванная комната
оказалась просторной, так что дядюшка с Пирошниковым не мешали друг другу.
Пока один мылся, другой скоблил подбородок и наоборот. Пирошников, чтобы
отрезать себе пути отступления к старой жизни, вымыл голову и с
удовольствием причесался на пробор. Когда он выходил из ванной в коридор,
гладкий и сияющий, как яблочко, из своей комнаты выплыла соседка Лариса
Павловна, с голосом которой наш герой имел уже честь познакомиться ночью.
Она была, как и Наденька, в халате, правда другого качества -- стеганом,
синтетическом и розового цвета. Росту Лариса Павловна была небольшого, а
комплекцией напоминала гипсовую скульптуру из мастерской. Черты лица Ларисы
Павловны были очень милы, но они, как и вся ее фигура, вызывали сразу же в
голове какие-то такие мысли, которые и передать стыдно. Чувственные какие-то
мысли, будь они неладны! На вид Ларисе Павловне было лет тридцать пять, была
она, как говорится, в форме, то есть успела уже причесаться и наложить
нужную косметику.
-- С добрым утром, -- обворожительно ответила соседка на смущенный
несколько кивок Пирошникова. Увидев и дядюшку в красной майке, вывалившегося
из ванной, она удивленно и насмешливо проговорила: -- Вот как! А я и не
знала, что у нас теперь филиал гостиницы!
И она удалилась в кухню, пройдя мимо насторожившегося дядюшки, который
поглядел ей вслед оценивающе и с неприязнью. Потом наши друзья вернулись в
мастерскую, где Пирошников привел в порядок раскладушку, после чего делать
стало нечего. Между тем новая жизнь требовала непрерывной и полезной
деятельности, ибо каждая минута тоски и уныния возвращала жизнь старую.
Пирошников подошел к окну и полюбовался видом городского пейзажа. По улице
неторопливо шли люди, тоже, по всей вероятности, начавшие новую жизнь;
многие одеты нарядно по случаю выходного дня, декабрьское солнце согревало
улицу скудным своим теплом, от которого чуть плавилась корка льда на
карнизе. Дядюшка в это время, уже вполне одетый, сидя на стуле, читал
газету, которую неизвестно где достал.
Снова вошла Наденька и объявила, что пора завтракать. Все происходило
по-домашнему и очень мило. Владимир с дядюшкой пошли в Наденькину комнату,
причем дядюшка похлопывал своего молодого друга по плечу и что-то
рассказывал из свежих газетных новостей.
Завтрак прошел непринужденно, словно и не было вчерашней беготни,
неразберихи, головокружительных трюков лестницы и темных отражений. Никто и
словом не упомянул о них. Толик был еще не выпускаем Наденькой с дивана и
завтракал, сидя на нем. Впрочем, вид мальчика не внушал тревоги. Наденька,
поминутно обращавшаяся к нему, ответов почти не получала. По всей видимости,
мальчик по-прежнему стеснялся общества.
Итак, вокруг лестничного феномена установился некий заговор молчания, и
Владимир, начавший, напоминаем, новую жизнь, был благодарен дядюшке и его
племяннице за их тактичность. И вправду, если не замечать какого-то явления,
можно в конце концов внушить себе мысль, что его и в природе не существует.
Именно такой целью задались, должно быть, в это субботнее утро все
присутствующие.
Наскоро позавтракав, дядюшка объявил, что идет в Эрмитаж, и получил от
Наденьки и Владимира подробные указания, как туда добраться. Он обещал быть
к вечеру и, прощаясь, пожал молодому человеку руку весьма дружественно,
однако как бы и насовсем, из чего Пирошников заключил, что дядюшка надеется
на его благополучное отбытие. Дядя Миша ушел, оставив Наденьку и Пирошникова
вместе с мальчиком, еще пьющим чай.
-- Обновляешься? -- спросила Наденька, как только дядюшка вышел;
спросила, держа в одной руке чашку, а в другой кусток хлеба с маслом и
поглядывая на Пирошникова иронически. Владимир, надо сказать, обиделся,
поскольку решил отнестись к своему обновлению серьезно, постановив, что оно
бесповоротно и окончательно. Поэтому он лишь пожал плечами, показывая
неуместность подобного тона.
-- Пуговицу пришить? -- спросила опять Наденька, указывая на пиджак
Пирошникова. -- Как же без пуговицы обновляться?
Молодой человек сдержанно и с достоинством отверг эту явную насмешку и
поднялся со словами благодарности и прощания. Он был уверен, что теперь-то в
состоянии выбраться отсюда без посторонней помощи. Новая жизнь была тому
порукой. Решив не откладывать дела в долгий ящик, он оделся и сказал
Наденьке, что как-нибудь при случае, когда будет свободен от дел (вот
именно!), навестит ее и расскажет о дальнейшей своей новой судьбе.
Наденька церемонно поклонилась, однако в глазах ее почему-то прыгали
подозрительные огоньки, и вообще она едва сдерживала улыбку. Пирошников же,
степенно проговорив : "До свидания, большое спасибо", заглянул еще и в
кухню, где повторил те же слова пребывавшей там Анне Кондратьевне, на что
она отреагировала изумленным взглядом, а затем, твердо пройдя по коридору,
вышел на лестницу.
В тот момент, когда он покидал (ужель в последний раз?) квартиру, туда
ворвалась с пронзительным мяуканьем кошка Маугли, томившаяся за дверью в
ожидании. Ее появление произвело некий всплеск в душе Пирошникова. Он
