он. - Я вам поверил, что у вас дома нет. У вас его и сегодня нет, и дол-
го еще не будет. Я же вижу.
- Как? - не понял я.
- По глазам. У бездомного человека глаза, как у бродячей собаки. У
цепной собаки другие глаза, вы замечали?
Я взглянул на него с интересом, ибо не ожидал услышать подобных речей
от первого попавшегося водителя трамвая.
- Мне нечем отплатить вам за добрый поступок, - сказал я.
- Я не считаю этот поступок добрым, - он стал серьезен. - Он лишь ес-
тественен для меня.
- Что же тогда добрый поступок? - усмехнулся я.
- Добрый поступок?.. Это вот, например, - он оглядел комнату и указал
на стеклянный ящик, в котором покоился мой спичечный дом.
- Что это? - спросил я сдавленным голосом, потому что дыхание перех-
ватило.
- Это вы не знаете. Это работа одного мальчика, - в голосе Николая
Ивановича появились родительские нотки. - Выполнена она давно, более
двадцати лет назад. На мой взгляд, это и есть прекрасный, а следова-
тельно, добрый поступок. Посмотрите, как он просто и убедительно выразил
волновавшую его идею.
- Какую же идею?.. - спросил я, мучительно краснея.
- Идею братства, разве не видите? Да вы подойдите поближе, подойдите!
Эта вещь стоит того, чтобы ее рассмотреть... Несомненный талант.
- А что с ним... сейчас? - спросил я, подойдя к полке и склонившись
над своим творением.
- Ничего о нем не знаю, кроме того, что звали его Женя. Ваш тезка,
-улыбнулся Николай Иванович. - Мне даже увидеть его не довелось. Есть
только старенькая фотография.
- Вот как? Не покажете? - сказал я, стараясь скрыть волнение.
- Отчего же, - Николай Иванович удалился из комнаты и вернулся уже с
альбомом, который положил на стол, накрытый кружевной скатертью.
Он торжественно распахнул его, и я невольно вздрогнул: с первой стра-
ницы глянул на меня большой портрет Ивана Игнатьевича, моего незабвенно-
го старика, владельца особняка с мезонином, где я клеил спичечный дом.
- Это мой отец, - сказал Николай Иванович, переворачивая страницу.
Он сразу последовал к концу альбома и где-то страницы за три до конца
указал на снимок, в котором я узнал себя в возрасте примерно четырнадца-
ти лет рядом с братом Федором. Мы оба в одинаковых курточках-"москвич-
ках" стояли в обнимку у крыльца нашего дома -веселые, стриженные нагол
о... Как эта фотография попала к Ивану Игнатьевичу? Вероятно, я сам же
ему и подарил, да забыл об этом.
- Вот Женя, - Николай Иванович указал на моего брата.
- Ну уж нет! - вырвалось у меня.
- Простите?
- Женя тот, который выше, - сказал я.
Николай Иванович недоверчиво и с опаской взглянул на меня.
- Откуда вы знаете?
- Потому что это я, - проговорил я как-то неловко, отчего хозяин
отодвинулся, пристально глядя на меня. Он перевел взгляд на фотографию,
снова на меня, хмыкнул.
- А вы... не шутите, Евгений Викторович?
- Вашего отца звали Иваном Игнатьевичем. Он жил в особняке на... - я
назвал точный адрес. - Умер в пятьдесят седьмом году. Я видел, как его
хоронили. И вас помню, - у меня во рту почему-то пересохло. - А до того
я три года ходил к нему в мезонин, клеил этот дворец. Это все правда.
Николай Иванович молча слушал мой рассказ, глаза его увлажнялись.
Вдруг он крепко обнял меня, и я вновь почувствовал его силу.
- Родной вы мой!.. Простите, но вы... этот мальчик значит для нашей
семьи слишком много! - объяснял он глухо, не выпуская меня из объятий. -
Это наш добрый гений, ангел-хранитель. Отец перед смертью... это так не
расскажешь. Я знал, что встречу вас...
Николай Иванович отодвинулся, взглянул мне в глаза, но тут же отвел
их - слишком разительна была перемена, произошедшая с мальчиком за чет-
верть века.
- Я ведь и фамилию вашу знал, но забыл. Отец называл как-то. Помню,
необычная какая-то фамилия... - замялся он.
- Демилле, - сказал я против воли холодно.
- Вот-вот! - он облегченно вздохнул. - Женя Демилле. Вот вы какой
стали...
Я молча переминался с ноги на ногу. Николай Иванович выглянул из ком-
наты и громко позвал:
- Надя, иди сюда!
На его зов пришла небольшого роста худенькая женщина с седой головой,
но глазами ясными и молодыми. Она на ходу вытирала о передник руки.
- Это Женя! - объявил ей Николай Иванович. - Тот самый, что сделал
дворец!
- Да ты что... - охнула она.
По ее лицу я видел, что она не верит. Она присела перед альбомом и,
быстро взглянув на фотографию, перевела взгляд на меня, стремясь отыс-
кать в нынешнем моем облике черты того мальчика.
- А не похож вроде... - неуверенно сказала она.
- Да ведь не тот, Надюша, не тот! Вот он! - Николай Иванович ткнул в
фотографию пальцем. - Вот это Женя. А то его брат.
- Да... Этот похож... - неохотно признала она. - В глазах что-то
есть.
- Помнишь, отец про него рассказывал? Про вас, простите... -Николай
Иванович невольно обратился ко мне с почтением. -Пока есть такие мальчи-
ки, так он говорил, я за революцию спокоен...
И тут, наконец, прорвалось напряжение, долго сдерживаемое мною. Я от-
вернулся к окну, смахивая ладонью слезы с глаз. Жена Николая Ивановича
выскользнула из комнаты, а хозяин обнял меня сзади за плечи и прижал к
себе.
- Ничего, бывает... Бывает... - повторял он.
Я присел на тахту. Николай Иванович устроился напротив меня на стуле,
продолжая разглядывать с жалостью и нежностью, как блудного сына, вер-
нувшегося в дом.
- Как видите, Николай Иванович, я нынче не совсем тот... Совсем не
тот, - сказал я сухо, разводя руками. - Так что, пожалуй, мне лучше уй-
ти.
Он поглядел на меня суровее.
- Желаю вам сохранить наилучшую память о вашем Жене, - продолжал я с
горькой усмешкой. - Домик я у вас оставлю. Он вам по праву принадлежит
за давностью лет... - я поднялся с тахты.
- Здорово тебя прижало, - наконец сказал Николай Иванович.
Его трезвое "ты" остудило меня, я угрюмо замолчал, раздумывая только
о том, как бы побыстрее покинуть этот дом, где слишком любили меня, что-
бы можно было это вынести.
- Значит, так... - негромко, с затаенной угрозой произнес Николай
Иванович. - Останешься ты здесь, никуда не пойдешь, потому что идти тебе
некуда. Считай себя членом нашей семьи, поэтому церемониться друг с дру-
гом не будем. Буду держать тебя под домашним арестом...
- Вот как? - я постарался придать голосу независимость, но вид Нико-
лая Ивановича был столь грозен, что получилось испуганно.
- ...Минимум две недели, - закончил он.
- Почему?
- Пьешь, - коротко ответил он.
- Кажется, это мое дело? Личное...
- Ошибаешься. Дело это общественное. Тебе остановка нужна, иначе рас-
шибешься.
- Что же вы меня - запрете и свяжете?
- Ты сам себя свяжешь. Собственным словом, - его речь становилась все
жестче.
Он снял с полки футляр со спичечным домом, поставил на стол и убрал
стеклянный колпак. Мое творение предстало в первозданном виде: стали
различимы швы между спичками с мелкими закаменевшими капельками клея,
стала видна огромная кропотливая работа, дни и месяцы моей юной жизни,
вложенные когда-то в это сооружение без всякой видимой цели, с одним
лишь желанием организовать кусочек пространства в соответствии со своим
неосознанным идеалом.
- Давай обещание, что не выйдешь из этого дома, пока я тебе не разре-
шу, - Николай Иванович занес огромную свою ладонь над луковкой спичечной
церкви. - Иначе раздавлю я твою игрушку, и сам ты понимаешь, что ходу
назад тебе в этом случае не будет. Только туда, в пропасть...
- ...Хорошо. Я согласен. Даю слово, - сказал я, кривясь.
Он водрузил колпак на прежнее место, убрал дворец со стола.
- Вы уж извините, Евгений Викторович, что пришлось прибегнуть к сему.
Вы сейчас здраво судить не можете. Вам передышка нужна, возвращение в
ясное сознание. Тогда и решите сами. А сегодня я за вас решаю.
...Вот так я неожиданно для себя оказался под домашним арестом в чу-
жом доме, то есть не совсем в чужом, в каком-то смысле даже в родном.
Вечером меня познакомили с остальными членами семьи Николая Ивановича -
сыновьями Алексеем и Юрием, старшеклассниками, и дочерью двадцати трех
лет - той самой девочкой, которую я встречал в коляске у своего дома
давным-давно. Звали ее Аля, о полном имени я не спросил. Вероятнее всего
-Алевтина. Она была такого же невысокого роста, как и мать, но черты ли-
ца жестче, в этом было больше сходства с отцом, а глаза жгучие и вопро-
шающие.
Это ее комнатку с тахтою я занял вчера ночью, явившись нежданным гос-
тем.
Я сразу же почувствовал в ней скрытую враждебность к себе. Когда она
узнала от отца, что это я построил Дворец Коммунизма, ее глазки блесну-
ли, прожигая меня насквозь, и она выпалила:
- Вот еще! Не могли же вы так измениться!
- Аля у нас с характером, - сказал Николай Иванович со скрытой гор-
достью.
Он куда-то сходил на полчаса, а вернувшись, сказал, что ему удалось
решить проблему моего "карцера", как он выразился. В этом же подъезде,
двумя этажами ниже, обнаружилась однокомнатная квартира без хозяев, ко-
торую я мог временно занять.
- Как это - занять? - не понял я.
- Хозяева в отъезде, просили присмотреть, - объяснил он.
- Но я не могу сейчас платить... - замялся я.
- Платить не нужно. Вы будете как бы сторожить.
- Что ж... - я пожал плечами.
- Столоваться будете у нас. И без всяких церемоний, - сказал Николай
Иванович.
- Право, мне неловко, - я действительно почувствовал неудобство.
- Неловко штаны через голову надевать, - парировал Николай Иванович.
- А между людьми все ловко, когда по-людски.
Переезд совершился быстро и деловито. Меня проводили вниз, в пустую
однокомнатную квартиру. Юноши несли раскладушку с матрасом, столик и
стул. Аля шествовала с пачкой чистого белья. Я нес выданные мне женою
Николая Ивановича мыло и мочалку, а также кипятильник со стаканом, ло-
жечкой и пачкою чая.
Николай Иванович заглянул ко мне, осмотрел помещение.
- Нормальная тюремная обстановка, - сказал он и ушел.
Вслед за ним снова явилась Аля. В руках у нее был футляр со спичечным
домом, на котором сверху громоздились коробки спичек и баночка клея. Она
поставила футляр на столик, неприязненно поглядев на меня.
- Докажите, - сказала она. - Пока не докажете - не поверю.
- Что именно? - растерялся я.
- Что это вы построили. Не могли вы такого построить! Вы же ханыга. У
вас вид ханыги, - презрительно говорила она.
- Когда вы станете старше... - с горечью начал я.
- Старше?! Выйду замуж, да?.. Хлебну вашего пойла... У вас дети есть?
- неожиданно спросила она.
- Сын в первом классе, - ответил я.
- Где он?
- Не знаю.
- Э-эх вы! - она резко повернулась и быстро пошла к дверям. - Если не
достроите, я его своими руками спалю! Там у вас не достроено! - заявила
она, выходя.
Напоминание о Егорке окончательно добило меня. Я с ненавистью смотрел
на спичечный дом. Надо же, заметила, что он не достроен... Однако почему
такая зловещая темнота в окнах? В самом деле - тюрьма!
Я подошел к окну и увидел прямо перед собою невыразительную кирпичную
стену, тускло освещенную откуда-то снизу. Она располагалась буквально в
двух метрах от окна.
Это было похуже тюремной решетки.
Глава 39
ЕГОРКА
Мальчик проснулся, как от толчка, увидев во сне отца. Они вдвоем на-
ходились в Швейцарии - сказочной горной стране, где на каждой горе стоял
замок с разноцветным флагом над ним, а в скалистых ущельях, похожих на
здешнее, как выйдешь из подъезда, пыхтя дымами, ездили паровозы с черны-
ми трубами.
Егорка управлял их движением, держа в руках игрушечный пультик с ру-
кояткой, а отец стоял рядом и звонко смеялся, когда паровоз с шумом ос-
танавливался, окутывал себя белым паром и, повинуясь повороту рукоятки
на Егоркином пульте, начинал шевелить колесами в обратную сторону с чу-
