Рисуемые ими правдивые картины почему-то отказываются признать правдивы-
ми, и лишь по прошествии времени свидетельство летописца может быть
признано истинным. Кроме литературной дерзости, от автора требовалось
немалое гражданское мужество, чтобы окунуться в гущу описываемых собы-
тий, стать полноправным персонажем собственного романа.
Но не только эти соображения занимали сочинителя.
- А что мне прикажете делать с вами? - спросил он соавтора не совсем
учтиво.
- Я поеду тоже. Мне крайне любопытно.
- А прописка?! - вскричал автор. - Держу пари, милорд, что ни одному
из моих соотечественников никогда не доводилось прописывать у себя
иностранных классиков, прекративших бытие два века назад!
- В чем же сложность? - спросил милорд.
- В отсутствии паспорта и полной невозможности его получить.
- Почему?
- Кроме меня, некому удостоверить вашу личность.
- А Мишусин?
- После того, как мы с ним обошлись?
- А Свифт, Смоллет, Филдинг?
- Для нашего паспортного стола свидетели эти столь же ненадежны,
сколь и эфемерны.
- Что же делать? - растерялся милорд.
- Понадеемся на случай, - ответил сочинитель, и забавная мысль
мелькнула у него в голове. - Кстати, как звали вашего папу?
- Сэр Роджер.
- Значит, русский эквивалент... Родион? Вы не возражаете?
Милорд лишь пожал плечами, давая понять, что он не желает участвовать
в обсуждении никчемных вопросов.
Через час соавторы уже ехали в трамвае, приближаясь к дому на Безы-
мянной. Автор держал на коленях пишущую машинку и портфель с черновиком,
сидевший рядом милорд не выпускал из рук корзину с Филаретом. Пушистый
хвост кота торчал из корзины, как диковинный цветок.
Понятно волнение, с каким подходил сочинитель к своему брошенному жи-
лищу. Со времени его бегства дом так удачно был вписан в систему старых
домов, что найти его оказалось делом нелегким. Автор невольно вспомнил о
Демилле, втайне ему посочувствовав, ибо теперь, без поддержки сочините-
ля, Евгению Викторовичу трудненько будет отыскать этот подштукатуренный
и подкрашенный под старые здания фасад. Впрочем, Бог с ним, с Евгением
Викторовичем! Теперь надо было думать о себе.
Автор повернул ключ в замке, толкнул дверь и... застыл на пороге сво-
ей квартиры, пораженный разгромом внутри. Повсюду валялись пустые бутыл-
ки, постель была грязна и всклочена, мебель перевернута... По счастью,
не были разворованы книги, по крайней мере, на первый взгляд. Сочинитель
испытал досаду на себя: живописуя ужасы кооперативной жизни последних
месяцев, он не пощадил и своей квартирки, заселив ее преступным элемен-
том, и вот теперь вынужден был расплачиваться за халатность воображения.
Что стоило заселить собственную квартиру хотя бы нуждающимися студента-
ми! Но нет, не догадался.
- Гиперболы и метафоры мстят сочинителю, - заметил милорд, осматривая
интерьер.
Они принялись за уборку, и уже через час квартира вновь обрела жилой
вид; на кухне стояло блюдечко с молоком для Филарета, а соавторы пили
чай, готовясь к ответственному делу -разговору с собственным персонажем.
Пикантность ситуации заключалась в том, что Игорь Сергеевич Рыскаль,
выдуманный сочинителем от подметок сапог до козырька фуражки, являлся,
тем не менее, комендантом дома со всеми вытекающими отсюда полномочиями.
Он зависел от сочинителя как персонаж, автор же зависел от него как
гражданин. Получающаяся путаница напомнила сочинителю один из рассказов
Марка Твена, где герой оказывается собственным дедушкой, и он попытался
мысленно набросать сюжет предстоящего разговора, чтобы избежать неожи-
данностей.
Майор Рыскаль встретил соавторов в Правлении за столом под портретом
Дзержинского. Сочинитель не без удовольствия обозрел материализовавшиеся
плоды своей фантазии: несгораемый шкаф в углу, карту города на стене,
утыканную флажками и фишками. Заметил он и несколько деталей, не учтен-
ных его авторским воображением, среди них бронзовый бюстик Ленина, коим
придавлены были бумаги, лежавшие с краю стола.
Рыскаль поднял голову ("воронье крыло" на месте!) и внимательно огля-
дел посетителей.
- Здравствуйте, Игорь Сергеевич, - сказал автор проникновенно.
- Добрый день. Садитесь, пожалуйста... Чем могу служить? - майор ука-
зал на стулья.
Соавторы чинно заняли места напротив майора по краям письменного сто-
ла.
- Игорь Сергеевич, я пришел исправить ошибку, - начал сочинитель. -
Дело в том, что в ваших документах я значусь зарегистрированным бегуном,
в то время как я - прописанный летун.
Он назвал свою фамилию и номер квартиры, и майор, нимало не удивив-
шись, полез в сейф, откуда вынул амбарную книгу. Там в алфавитном поряд-
ке были записаны все кооператоры с указанием необходимых данных: возрас-
та, профессии, места работы.
- Ну, и где же вы были раньше? - спросил майор, ознакомившись с за-
писью.
- В творческой командировке, - не моргнув глазом, соврал автор. Впро-
чем, не совсем и соврал.
- Странно получается... - скучным голосом начал майор. - Ваш дом под-
вергается такому, можно сказать, катаклизму... (При этих словах Рыскаль
покосился на милорда.) А вы где-то в бегах, вместо того чтобы своим пе-
ром, можно сказать, помогать в беде. Не понимаю... Мы тут вынуждены ох-
ранять вашу квартиру, следить, чтобы ее не обворовали. Ее не обворовали,
кстати?
- Нет, - сказал автор.
- Ну, и какое у вас дело? - спросил майор.
- Во-первых, я пришел известить вас, что вернулся. С порядками в коо-
перативе я знаком...
- Откуда? - подозрительно спросил Рыскаль.
Знал бы он, что сочинитель потратил немало восхитительных минут на
разработку этих самых порядков! Но ведь не поймет Игорь Сергеевич, и
правильно сделает. Это соавторам -баловство и роман, а ему - служба.
В этот миг, спасая автора, отворилась дверь штаба, и на пороге возник
бравый дворник Храбров в синем комбинезоне и сапогах - бородатый и пышу-
щий здоровьем.
- Игорь Сергеевич, бак номер три переполнен, надо ускорить очистку, -
с ходу доложил Храбров.
- Хорошо, я позвоню, - кивнул Рыскаль.
- И еще - Завадовский бузит...
- Погоди, Сережа, - Рыскаль указал глазами на посетителей, давая по-
нять, что разговор о Завадовском неуместен.
Дворник уселся в углу.
- А во-вторых, - без паузы вступил сочинитель, желая как можно дальше
увести майора от выяснения своей осведомленности, - я хотел бы, чтобы у
меня временно пожил мой родственник.
Он указал на милорда. Мистер Стерн учтиво поклонился.
- Знакомьтесь. Лаврентий Родионович, - представил соавтора сочини-
тель.
- Очень приятно. Рыскаль, - сказал майор.
- Он приехал из... Житомира, - продолжал сочинитель, некстати вспоми-
ная, что какой-то литературный герой уже приезжал к кому-то из Житомира.
- Трудный вопрос, - замялся майор, поглаживая "воронье крыло". - Ус-
ловия у нас больно... У вас ведь однокомнатная?
Майор выразительно посмотрел на автора, как бы говоря: разве вы не
понимаете? пустить постороннего! это же разглашение!
- Вы имеете в виду бытовые неудобства или способность вашего дома к
перелетам? Ни то, ни другое меня абсолютно не волнует... - рассмеялся
милорд. - У одного моего друга летало целое государство!
Майор помрачнел и, не говоря ни слова, полез в ящик письменного сто-
ла. Оттуда он вытащил две одинаковые бумажки и протянул одну автору,
другую милорду. Это были бланки подписки о неразглашении.
- Заполните, - сказал он.
Соавторы синхронно заполнили бланки, будто занимались этим с рожде-
ния.
- Прописывать официально вас не будем, Лаврентий Родионович, - пони-
зив голос, сказал майор. - Думаю, вы вникнете в наше...
- Да я и паспорт не захватил из этого... - охотно подхватил милорд.
- Из Житомира, - подсказал соавтор.
Рыскаль придвинул к себе общую тетрадь, на обложке которой крупными
буквами было написано: "Пустые". Он перелистнул ее и нашел страничку с
номером 284. Там было написано: "Хозяин отсутствует по неизвестной при-
чине". Рыскаль зачеркнул эту запись и сделал новую: "Квартира занята хо-
зяином".
- Кстати, о птичках, - подал голос из угла Храбров. - Тридцать третья
уехала, Игорь Сергеевич. Пометьте... Ключи сдала.
Он вытащил из кармана связку ключей, позвенел ими.
- Опять двадцать пять, - огорчился майор. - Кто там?
- Андреева Элла Романовна, дизайнер.
- Как?
- Художник-оформитель, - поправился Храбров.
- Причина? - Рыскаль нашел страничку с номером 33, принялся запол-
нять.
- Завербовалась в Воркуту на два года. Мебель вывезла к матери. Про-
тив временного заселения не возражает. С условием последующего ремонт
а...
Рыскаль записал все эти сведения в тетрадь, тяжело вздохнул.
- Видите, товарищ писатель... Не хотят люди понять. В Воркуте строить
коммунизм они согласны. А в доме своем... - проговорил он с упреком.
- Ну, а я-то... - растерялся сочинитель.
- Вы, именно вы! - с неожиданной болью воскликнул майор. -Инженеры
человеческих душ! О чем вы пишете?
- Лично я работаю над романом, - с некоторой надменностью произнес
автор.
- Над романом... - горько усмехнулся майор. - А у нас люди разбегают-
ся, в пустых квартирах притоны. Остальные граждане железные двери ставят
с запорами и сидят тихо, как мыши!.. Над романом... Им коммунизм на та-
релочке принеси и положь. Не могут даже присмотреть за соседской пустой
квартирой.
- Почему же? Я могу, - сказал автор.
- А вот возьмите хоть эту, тридцать третью, - оживился майор. - Може-
те даже там жить. Или работать. Только пишите, Бога ради, что-нибудь про
жизнь! Чтобы помогало людей воспитывать!
- Я постараюсь, - кивнул автор.
- Сережа, дай товарищу ключи, - распорядился майор.
...Вот так получилось, что автор неожиданно для себя получил, в при-
дачу к своему жилищу, где он поселил милорда, еще и пустую однокомнатную
квартиру в первом подъезде, по соседству с Завадовскими. Квартирка сочи-
нителю понравилась - она была в точности такой же по планировке, как его
собственная, а следы уехавшей хозяйки присутствовали лишь в виде легкого
запаха французских духов. Запах этот слегка смутил воображение сочините-
ля, напомнил ему о прелестях жизни, вызвал в памяти иные образы, нежели
образы персонажей... Почему, за какие грехи обречен он на эту сладкую
каторгу - тратить драгоценные секунды жизни на то, чтобы изобрести жизнь
другим, наполнить ее смыслом или доказать бессмысленность, наградить лю-
бовью или уничтожить презрением, самому оставаясь, по существу, вне жиз-
ни? Ведь не назовешь ею холодное одиночество в пустой комнате над клави-
шами механизма, способного оставлять на бумаге следы в виде букв, из ко-
торых слагаются слова, слова, слова... Ничего, кроме слов.
Храбров помог сочинителю перенести кое-какие вещи из его квартиры:
стул, столик, чайные принадлежности, бумагу и пишущую машинку. Откуда-то
появилась раскладушка вместе с матрасом, а комплект чистого постельного
белья принесла неизвестная молоденькая девушка - ее звали Саша. Автор
подумал, что это жена Храброва, но потом понял, что ошибся.
Милорд во время переезда хранил олимпийское спокойствие, наблюдая по
телевизору за состязаниями борцов вольного стиля, а позже вникая в тон-
кости бригадного подряда. Телевизор сразу привлек к себе внимание пожи-
лого джентльмена, и он даже заметил, что роман в качестве информатора о
современной жизни - это, конечно, славно, но телевизор объективнее. Со-
чинитель слегка обиделся на Учителя.
Но еще больше обидел его любимый кот, не пожелавший находиться в
квартире с запахом французских духов. Приведенный туда, он сразу же на-
чал скрестись в дверь и мяукать, так что пришлось вновь водворить его в
квартиру к мистеру Стерну, где кот успокоился.
Сочинитель остался один, с ненавистью глядя на стопку листов чернови-
ка, лежавшую на подстеленной газете прямо на полу. Как вдруг появилась
