этих огромных рук.
Чудовище оказалось проворнее, чем можно было ожидать. Между
противниками оставалось еще несколько футов, когда чудовище вдруг
оторвалось от земли в мощном прыжке. Но еще не накрыла варвара уродливая
тень, еще не сомкнулись страшные руки, как Конан сделал легкое движение, и
будь на его месте леопард, тот был бы посрамлен изяществом, с каким
человек уклонился от удара.
Толстые черные ногти лишь зацепили рваную тунику. Тут же блеснул
клинок - и сдавленный вопль прокатился по лабиринту: правое запястье
обезьяны было разрублено до половины! Плотный волосатый покров не позволил
клинку довершить дело. Из раны хлынула кровь. Два-три мгновения - и зверь
вновь бросился вперед на этот раз с такой яростью, что человек не успел
отскочить в сторону.
Конан успел лишь увернуться от узловатых пальцев, едва не вспоровших
живот острыми ногтями, но литое, точно каменная глыба, плечо ударило его в
грудь, и, путаясь ногами, киммериец отлетел к стене. Зверь медленно
приблизился. Волосатая рука схватила варвара и потащила по камням.
Полуживой, едва не ослепший от пыли, пота и крови, варвар в последнем
отчаянном усилии всадил кинжал по самую рукоятку в огромное брюхо зверя.
В следующий миг оба со страшной силой ударились о каменную гряду.
Уродливая рука обхватила торс человека. Визг животного оглушил его,
страшные зубы, роняя клочья пены, искали его плоть. Но вот челюсти
клацнули в последний раз, обезьяна запрокинула голову, и по всему телу
твари пробежала предсмертная судорога.
Конан высвободился из мощных объятий и, с трудом встав на ноги,
протер глаза: его враг в агонии бил ногами. С ужасной обезьяной было
покончено. Клинок киммерийца, пройдя сквозь мускулы и внутренности,
вонзился прямо в свирепое сердце антропоида!
От долгого напряжения мускулы Конана дрожали. Его тело - крепкое, как
железо, - сумело выдержать яростный натиск чудовища, которое порвало бы на
куски любого, будь тот хоть на ничтожную малость слабее варвара. Но в эту
схватку Конан вложил всего себя до самой последней клеточки. Одежда едва
держалась на плечах, несколько звеньев кольчуги были разорваны. Пальцы с
острыми ногтями оставили на спине кровавые борозды. Человек стоял, тяжело
дыша, как после долгого бега, с головы до ног перепачканный кровью - своей
и животного.
Шло время. Показалось красное солнце, перечерченное надвое дальним
каменным пиком. Конан усиленно размышлял над происшедшим, и постепенно
неясная прежде картина обретала четкость. Наверняка измученных пыткой
узников вышвыривают обезьяне через дверь в скале. Подобно тварям,
обитавшим у моря Вилайет, она питалась и растительной, и животной пищей.
Но только узники навряд ли могут насытить такого огромного и подвижного
зверя. Значит, джезмиты должны постоянно его подкармливать - отсюда и
объедки дыни, папайи и других плодов.
Конан сглотнул и почувствовал жажду. Он избавил расселины от их
жуткого обитателя, но неизбежно погибнет от голода и жажды, если не найдет
способа, как выбраться из провала. В этой каменной пустыне где-то должен
быть ключ и должна быть лужа с дождевой водой, откуда пила обезьяна, но на
их поиски мог уйти целый месяц.
Лабиринт быстро заполняли сумерки, когда Конан, постояв у развилки,
направился в правую расселину. Шагов через тридцать обе расселины
встретились, и дальше ход был просторнее. С каждым шагом гряды по сторонам
становились круче и выше, а в стенах все чаще встречались пещерки и ниши с
тошнотворным запахом обезьяны. Конану вдруг пришло в голову, что тварь,
возможно, не одна, что могут быть и другие, но он тут же отбросил эту
мысль: будь это так, на крик одного зверя немедленно явились бы сородичи.
Наконец над головой нависла громада черной горы. Каменное ложе
изгибалось вверх все круче, и вскоре Конан уже карабкался по склону - все
выше и выше, пока не очутился на узком козырьке. Перед ним по ту сторону
провала лежал город джезмитов Джанайдар. Отдыхая, киммериец прислонился
спиной к гладкой отвесной скале - ни единой трещинки, муха и та не
зацепится!
- Кром и Митра! - негромко выругался он.
Вверх пути не было. Конан начал пробираться вправо по склону, пока не
достиг края плато. Здесь стены круто обрывались вниз.
Сгустившиеся сумерки мешали определить глубину. Конан прикинул:
пожалуй, его бечевы не хватит и до половины. Тем не менее он размотал с
талии веревку и опустил ее на всю длину. Крюк повис, свободно покачиваясь
в воздухе.
Тогда Конан возвратился на козырек и стал пробираться по другую
сторону, не теряя надежды так или иначе нащупать спуск с горы. Здесь склон
был не такой крутой. Он снова размотал веревку и повторил опыт - на этот
раз удачно. Где-то на глубине тридцати футов находился выступ. Конан
наклонился над пропастью - выступ едва заметной тропинкой вел дальше по
склону и терялся среди нагромождения скал. Чтобы спуститься с плато этим
путем, пришлось бы пробираться по каменным торосам, десятки раз рискуя
сломать себе шею. Малейшая оплошность - и вниз, с высоты сотен футов прямо
на торчащие клыки скал! Путь не из легких, однако Нанайя сильная девушка,
и она его одолеет!
Но главное сейчас - как-то попасть в Джанайдар. Там, на потайной
лестнице во дворце Вираты, его дожидается Нанайя... если, конечно, ее до
сих пор не обнаружили. И самый верный способ - это подождать пока не
придет джезмит с кормом для обезьяны и не откроет эту дверь в преисподнюю.
К тому же, судя по времени, Тубал вместе с воинами из Кушафа должен быть
уже на пути к Джанайдару.
В любом случае у него есть чем заняться в этом городе. И, слегка
пожав плечами, киммериец повернул обратно.
7. СМЕРТЬ В ДВОРЦОВЫХ ПОКОЯХ
С трудом отыскивая путь в наступившей темноте, Конан пробирался
расселинами лабиринта. Наконец он вышел в широкое ущелье, на другом его
конце высилась отвесная стена с поясом из стальных лезвий. Огни Джанайдара
отбрасывали в небо слабый свет, увенчивая скалу призрачным, мертвенным
ореолом; в воздухе слышались тягучие, заунывные звуки ситара. Высокий
женский голос вторил им жалобной песней. Стоя посреди разбросанных
скелетов, Конан мрачно усмехнулся в темноту.
Еды перед дверью не было - ни плодов, ни трупов. Оставалось лишь
гадать, как часто кормили этого зверя и будут ли вообще его кормить этой
ночью.
Делать нечего - ему не привыкать ставить на кон свою шкуру. Киммериец
стоял, вжавшись в скалу сбоку от двери, неподвижный как статуя, а между
тем мысль о Нанайе, о том, где она сейчас, что с ней, буквально сводила
его с ума.
Так минул час. Конан готов был потерять последнее терпение, как вдруг
послышался лязг засовов, и дверь чуть приоткрылась.
Кто-то смотрел в узенькую щелку, желая, как видно, удостовериться,
что ужасного стража лабиринта нет поблизости. Секунды тянулись мучительно
медленно. Вновь заскрипели шарниры, дверь открылась, и из нее появился
человек, в руке он держал большую медную чашу с овощами и фруктами.
Джезмит наклонился, чтобы поставить чашу, и, вдруг заметив тень у стены,
удивленно вскрикнул. Но поздно: варвар взмахнул кинжалом, и человек
повалился на камни - вниз по ущелью катилась голова.
Заглянув в открытую дверь, Конан увидел пустом коридоре пустые
камеры-клетки. Тогда он подхватил обезглавленное тело под мышки и, оттащив
от стены, спрятал среди обломков скал.
Затем он вернулся, вошел в коридор и, закрыв за собой дверь,
аккуратно наложил засовы. С кинжалом в руке, весь настороже, Конан пошел к
потайной двери, ведущей в туннель и дальше - к лестнице. Там он укроется.
Правда, его с Нанайей могут обнаружить, но в таком случае они
забаррикадируются в коридоре с камерами и до подхода друзей будут держать
оборону здесь... если, конечно, друзья вообще когда-нибудь подойдут.
Но не успел киммериец приблизиться к потайной двери, как услышал у
себя за спиной скрип шарниров. Конан круто развернулся - дверь на другом
конце коридора медленно приоткрывалась. Варвар стремительно бросился к
проему, в котором уже показался стражник.
Как и убитый, этот был гирканцем. При виде мчащегося на него варвара
из груди воина вырвался сдавленный крик, его рука метнулась к ятагану.
Последний мощный прыжок - и острие ильбарского кинжала уперлось в
грудь стражника. Тот в страхе отшатнулся к закрывшейся двери.
- Тихо! - прошипел Конан.
Гирканец застыл, его желтоватое лицо стало белее снега, мускулы
подрагивали. Он осторожно выпустил рукоятку ятагана и протянул к варвару
руки, моля о пощаде.
- Ты один? - Глаза Конана сверкнули.
- Один, клянусь Таримом! Больше никого!
- Где иранистанская девушка Нанайя? - В душе Конан надеялся, что
знает это, но, с другой стороны... вдруг бегство обнаружили и ее вновь
схватили?
- То ведомо одним бога! - ответил гирканец. - Мы с отрядом стражи
привели в темницу собак-зуагиров и тут, в камере, нашли своего товарища с
полуотрубленной головой, а девчонки там не было. От всего этого во дворце
такой переполох поднялся, такая беготня - куда там! Но мне приказали
увести зуагиров, так что больше я ничего не знаю.
- Каких зуагиров? - удивился Конан.
- Да тех ротозеев, что не заметили тебя на Лестнице. За свою
оплошность они должны завтра утром умереть.
- Где они?
- В других камерах, за этой дверью. Я только что вышел от них.
- Тогда живо - поворачивайся и шагай обратно. И без фокусов у меня!
Гирканец открыл дверь и шагнул за порог, но с такой опаской, будто
ступал по обнаженным лезвиям. Оба вошли в новый коридор с таким же рядом
камер. При появлении Конана по камерам прокатился изумленный шепот.
Бородатые лица сгрудились у решеток, жилистые руки обхватили железные
прутья. Семеро заключенных молча, не отрываясь, смотрели на киммерийца, в
их глазах пылала ненависть. Конан легонько подтолкнул стражника в спину, и
тот встал перед камерой с зуагирами.
- Вы с таким рвением служили своему господину, - с усмешкой сказал
варвар, - за что же он вас запер!
Антар, сын Ади, в ярости плюнул под ноги киммерийца.
- Все из-за тебя, пришлый пес! Ты сумел взобраться по Лестнице, за
это магистр и приговорил нас всех к смерти еще до того, как тебя
раскусили. Он сказал: или мы продались, или нас облапошили, но в любом
случае мы нарушили долг, а потому утром нас, как баранов, прирежут
потрошители Захака, покарай Хануман вас обоих!
- По крайней мере, вы угодите в царствие небесное! - насмешливо
напомнил им Конан. - Так что ваша преданность Магистру сынов Джезма будет
вознаграждена.
- Да чтоб собаки сгрызли этого магистра! - воскликнул с горечью один,
а другой добавил:
- Чтоб вас с магистром в преисподней сковали одной цепью! Плевать мне
на их рай! Все брехня! Опоят зельем, шлюх напустят, а ты верь!
Конан отметил про себя, что, пожалуй, Вирата напрасно приписывал
своим людям беззаветную преданность своей особе: судя по всему, времена
предков магистра, когда по воле господина люди с готовностью шли на
смерть, безвозвратно ушли в прошлое.
Конан снял с пояса стража связку ключей и, как бы в раздумье, покачал
ею. Зуагиры уставились на связку глазами людей, привязанных к столбам для
сожжения и вдруг увидевших близкую грозу.
- Антар, сын Ади, - заговорил варвар, обращаясь к начальнику
зуагиров. - Твои руки обагрены кровью многих, но, насколько я помню, ты
никогда не нарушал данной клятвы. Магистр приговорил тебя к смерти и,
значит, сам отказался от твоих услуг. Зуагиры, вы ему больше не нужны. И
