Глаза Конана сузились.
- Я хочу основать свою империю. В Иранистане для меня нет места. В
Туране - тоже. Ты меня знаешь: со своей крепостью за спиной я горы
сворочу. Только поторопись.
- Балаш на меня косо смотрит. Он просто плюнет мне в бороду, мне,
понятное дело, придется его убить, после чего собаки из Кушафа прирежут и
меня.
- Он этого не сделает.
- А вдруг откажется?
- Если позову его, пойдет за мной хоть в преисподнюю!
- Зато его люди не пойдут. Они дрожат перед демонами.
- Ничего, как только скажешь им, что их демоны - всего лишь люди, они
перестанут дрожать.
Тубал еще потеребил свою бороду и, глубоко вздохнув, выдал свой
главный довод:
- Тебя раскусят и сдерут с живого кожу.
- Пусть попробуют. Такого наплету - уши развесят. Прикинусь опальным
воином, сбежавшим от царского гнева, и попрошу убежища.
Тубал сдался. Бормоча что-то себе в бороду, грузный шемит заскользил
вниз по скале и скоро пропал среди камней. В воздухе по-прежнему стояла
тишина. Немного погодя Конан спустился вслед за другом и направился в
противоположную сторону - к тропинке, вьющейся по склону обрыва.
3. ГОРОД НЕВИДИМЫХ
Подойдя к подножию скалы, Конан начал взбираться по крутому склону.
Вокруг не было ни души. Тропа непрерывно петляла, огибая огромные скальные
выступы. С наружного края ее прикрывала низкая массивная стена. Скорее
всего, ее возвели еще до появления в этих краях ильбарских горцев: на вид
она была очень старой, но прочной, как сама скала.
Последние тридцать футов Конан поднимался по крутым ступеням,
вырубленным в камне. Его так никто и не окликнул. Он бесшумно миновал
полосу невысоких укреплений, возведенных по краю плато, и вышел прямо на
группу сидящих на корточках стражников, азартно резавшихся в кости.
Заслышав хруст камешков под ногами варвара, семерка вскочила на ноги,
выпучив глаза от удивления. Это были зуагиры - шемиты-пустынники,
поджарые, с крючковатыми носами. Головы воинов прикрывали уборы из белой
ткани, над поясами торчали рукояти кинжалов и ятаганов. Мгновенно придя в
себя, они схватили брошенные рядом копья и изготовились к нападению.
Ни один мускул не дрогнул на лице киммерийца. Он остановился,
невозмутимо глядя на стражников. Зуагиры, наоборот, не уверенные, как им
лучше поступить, пребывали в явном замешательстве. Словно дикие кошки,
угодившие в западню, они не спускали затравленных глаз с нежданного гостя.
- Конан! - воскликнул вдруг самый рослый из зуагиров, в его голосе
сквозили подозрительность и страх. - Ты здесь откуда?
Конан окинул взглядом поочередно всю семерку и сказал:
- Я хочу видеть вашего хозяина.
Однако это не произвело должного впечатления. По-прежнему настороже,
они вполголоса переговаривались между собой, по очереди отводя назад
правую руку, как бы примериваясь для броска. Наконец неясное бормотание
прервал голос рослого зуагира:
- Что вы раскаркались! И так все ясно: мы занялись игрой и не
заметили его. Мы нарушили свой долг, и, если об этом узнают, нам не
поздоровится. А потому считаю, что его надо убить и сбросить вниз.
- Ага, - с готовностью согласился Конан, - валяйте, убивайте. А когда
хозяин спросит вас: "А где мой Конан с важным донесением?" - вы ему
ответите: "А ты нас не предупредил, и мы его убили, чтобы преподать тебе
урок на будущее". Вот смеху будет.
Те поморщились а один пробурчал:
- Да проткнуть его - и делу конец! Никто и не узнает!
- Не так все просто, - возразил на это рослый. - Такого если не
убьешь издали, он погуляет среди нас, как волк в овчарне.
- Да что там - схватить и перерезать глотку! - сунулся было другой,
самый молодой в компании, но прочие так яростно зашипели на него, что тот
отступил, посрамленный.
- Ага, режьте мне глотку, - скривился в усмешке варвар. Миг - и,
выхватив меч из ножен, он молниеносным движением вычертил в воздухе
восьмерку. - Один, пожалуй, уцелеет, - задумчиво заметил он. - Как раз
хватит, чтобы доложить начальству о великой победе.
- Мертвые не болтают, - гнул свое молодой, за что и получил в живот
тупым концом древка. Хватая ртом воздух, воин переломился надвое.
Сорвав часть накопившейся злобы на своем невоспитанном товарище,
зуагиры немного оттаяли. Старший спросил у Конана:
- Так тебя ждут?
- Иначе я бы не пришел. Разве ягненок по собственной воле пойдет в
пасть ко льву?
- Хорош ягненок! - зуагир хмыкнул. - Скорее уж матерый волчище с
кровью на клыках.
- Если где-то недавно пролилась кровь, так в том повинны дураки,
которые плохо слушают своего хозяина. Этой ночью в ущелье Призраков...
- Клянусь Хануман! Уж не с тобой ли схватились тупоголовые шабатийцы?
Они всем раструбили, будто прикончили в ущелье заезжего купца со слугами.
Так вот почему охрана вела себя так беспечно! Как видно, по каким-то
своим соображениям шабатийцы соврали насчет действительного исхода драки,
и потому стражи тропы не ждали преследователей.
- Кто-нибудь из вас был там? - спросил Конан.
- Мы разве хромаем? Или в крови? Или воем от бессилия и боли? Нет, мы
с Конаном не сражались.
- Тогда напрягите мозги и не повторяйте чужих ошибок. Итак: или вы
проведете меня к тому, кто ждет не дождется нашей встречи, или швырнете
ему в бороду навозом, объявив, что пренебрегли его распоряжением!
- Да сохранят нас боги! - воскликнул в страхе зуагир. - Мы не
получали насчет тебя никаких указаний, и, если ты соврал, наш хозяин сам
выберет для тебя смерть по-мучительнее, а если нет... тогда, может быть,
нам удастся избежать наказания. Сдай оружие и идем.
Конан протянул меч и кинжал. При других обстоятельствах он скорее
расстался бы с жизнью, чем с оружием, но сейчас игра шла по-крупному.
Пинком в зад начальник стражи распрямил согнувшегося молодого воина и
приказал тому наблюдать за лестницей, добавив, что от его усердия зависит,
встретит ли тот свою старость. Затем прорычал приказание другим, и пятеро
стражников взяли в кольцо безоружного киммерийца.
Конан кожей чувствовал, как у стоящего сзади руки чешутся от желания
вонзить в его спину нож, но от слов варвара в их толстых черепах
зашевелились сомнения, и потому он оставался спокоен.
По знаку начальника отряд выступил в путь.
От лестницы к городу вела широкая дорога. Через некоторое время Конан
как бы между прочим спросил:
- Когда шабатийцы прошли в город - не на рассвете?
- Ага, - был краткий ответ.
- Тогда они вряд ли опередили нас намного, - словно рассуждая вслух,
продолжал Конан. - Несколько раненых, да еще пленница...
- Ну, что до девчонки, так она... - начал было один, но осекся,
получив тычок в зубы. Высокий бросил на Конана недобрый взгляд.
- Ни слова больше! - приказал начальник. - Будет задевать - не
отвечайте. Змея не так изворотлива, как этот. Стоит только поддаться - и
он вытянет из вас все, прежде чем вступим в Джанайдар!
Конан отметил про себя, что название города совпадает с тем, о
котором упоминалось в древней легенде, услышанной от Балаша.
- Чего вы все коситесь? - разыгрывая обиду, спросил он. - Разве я
пришел к вам не с открытой душой?
- Ну да! - Зуагир невесело усмехнулся. - Я видел, как ты явился
однажды в Хорасан, что в Гиркании, и тоже с открытой душой. Только, когда
тамошние власти погладили тебя против шерсти, ты мигом запер свою душу на
огромный замок, и по улицам города забурлили потоки крови. Нет уж. Я давно
тебя знаю - еще со времен, когда ты водил своих бандитов по степям Турана.
По части мозгов мне тебя не переплюнуть, но по крайней мере я могу держать
язык за зубами. Я на твою удочку не попадусь, а если кто из моих людей
раскроет рот, то я раскрою тому череп.
- Сдается мне, я тебя знаю, - сказал Конан. - Ты Антар, сын Ади.
Помнится, ты проявил себя отважным воином.
От похвалы лицо зуагира смягчилось, но тут же он опомнился, сдвинул
брови и, обругав первого подвернувшегося под руку, решительно зашагал
впереди отряда.
Конан вышагивал с таким видом, будто его сопровождал почетный эскорт,
а не стража, и мало-помалу его беспечность передавалась воинам, так что,
когда отряд подошел к городу, их копья уже не смотрели в спину пленника, а
мирно покоились на смуглых плечах.
С ближнего расстояния загадка пышной растительности объяснялась
довольно просто. Земля, принесенная трудолюбивыми руками из долин,
расположенных за десятки миль от плато, заполнила углубления и впадины в
скальной поверхности. Сады пронизывали глубокие, узкие канавки тщательно
продуманной оросительной системы. Все они брали начало у естественного
источника где-то в центре города. Благодаря кольцу высоких пиков климат на
плато был гораздо мягче, чем в окружавших его горах.
Отряд прошел между большими фруктовыми садами, росшими по обеим
сторонам дороги, и наконец вступил на главную улицу города - два ряда
каменных домов, вставших по краям широкой мостовой, с непременной зеленью
на задних двориках. Другим концом улица выходила к равнине шириной в
полмили, отделявшей город от нависшей над ним черной горы, такой огромной,
что само плато походило скорее на уступ, выдолбленный в гигантском склоне,
чем на отдельное горное образование.
Люди, работавшие в садах и на улице, с удивлением взирали на зуагиров
и их пленника. Среди них Конан узнал иранистанцев, гирканцев, шемитов и
даже нескольких вендийцев и чернокожих кушитов. Но ильбарских горцев не
было ни одного: очевидно, население города не поддерживало с ними связи.
Внезапно улица расширилась, образовав небольшую площадь. С южной стороны
на нее выходила высокая стена, возведенная вокруг роскошного здания с
величественным куполом.
Тяжелые ворота, инкрустированные золотом и обшитые бронзовыми
полосами, никем не охранялись, если не считать чернокожего, облаченного в
пестрые одеяния. Открыв ворота, тот согнулся в почтительном поклоне. В
сопровождении стражи Конан прошел под аркой и очутился в обширном,
вымощенном мраморными плитами дворе. В центре его журчал фонтан, в воздухе
порхали голуби. С запада и с востока двор ограничивали внутренние стены
пониже, над которыми виднелась зелень садов. В глаза варвару бросилась
взметнувшаяся вверх черная башня высотой не меньше купола, ее каменное
кружево слабо мерцало на солнце.
Зуагиры прошли через двор, и были остановлены у дворцового портика
стражей из тридцати гирканцев - все в сверкающих посеребренных шлемах,
увенчанных плюмажем, в позолоченных латах, со щитами из шкуры носорога и
ятаганами с золотой насечкой. Начальник стражи с непроницаемым лицом
перебросился парой отрывистых фраз с Антаром, сыном Ади. По холодному тону
Конан понял, что между обоими тлеет скрытая вражда.
Затем начальник, имя которого, как выяснилось, было Захак, сделал
знак своей тонкой изящной рукой, и Конана обступила дюжина ослепительных
гирканцев. Под их конвоем он поднялся по широким каменным ступеням и
прошел под аркой между распахнутыми створками дверей. Зуагиры, как побитые
собаки, плелись в хвосте отряда.
Они проходили широкими, тускло освещенными залами, где со сводчатых
лепных потолков свисали бронзовые курильницы, а задернутые тяжелыми
бархатными гардинами ниши намекали на некие страшные тайны. Казалось, в
этих мрачных, отделанных с варварской пышностью залах затаилась
необъяснимая, едва осязаемая угроза.
Наконец они вступили в широкий коридор, прошли его и остановились у
двустворчатой бронзовой двери с двумя охранниками по сторонам. Оба стояли
