- Ты думаешь - удрал? Давай беги! Ты еще пожалеешь, что не остался в
Джанайдаре в компании моих головорезов! Прощай, покойничек!
Ольгерд отрывисто кивнул, и его люди вместе со своим начальником
скрылись с глаз. Конан остался один, не считая трупа у его ног.
Нахмурившись, варвар неторопливо огляделся: помнится, южный край
плато, у города, обрывался во множество узких расселин, и, похоже, он
находится как раз в этой впадине. Прямое, шириной в десять шагов ущелье
походило на огромную ножевую рану. Оно выходило из лабиринта и другим
концом упиралось в отвесную гладкую скалу, служившую основанием для дворца
и дворцового сада. Высотой футов в двадцать, скала в этом месте была
слишком гладкой для творения природы.
Боковые стены здесь также были отвесными и носили следы инструментов.
В тупике на высоте пятнадцати футов их опоясывал железный карниз,
утыканный короткими, остриями вниз, лезвиями. Карниз выручил Конана,
задержав падение, но любой, кто захотел бы выбраться из ущелья, напоролся
бы на эти стальные жала. Ложе ущелья представляло собой пологий склон, так
что за пределами железного пояса стены высились уже на двадцать и более
футов. Это была западня: частью - творение природы, частью - созданная
руками человека.
Конан посмотрел вдоль ущелья. На другом конце оно расширялось,
разделяясь на расселины поуже с монолитными каменными грядами вместо стен,
а над всем этим темнели очертания огромной горы. Ход в лабиринт был
свободен, но вряд ли преследователи, обезопасив себя в одном конце ущелья,
оставили лазейку в другом.
Однако в любом случае он не намерен сидеть сложа руки, покорно ожидая
уготованной участи. Они, как видно, решили, что с ним уже все кончено, но
разве не было других, кто думал точно так же, - и где они сейчас?
Конан вытащил из тела вендийца ильбарский кинжал, вытер с лезвия
кровь и зашагал вниз по ущелью.
Через сотни ярдов он достиг места, куда выходили узкие расселины,
выбрал первую попавшуюся - и сразу потерялся в кошмарной путанице
лабиринта. Ходы беспорядочно петляли среди дикого нагромождения камня.
Почти все они, то сливаясь, то вновь разделяясь, протянулись с севера на
юг, и каждый заканчивался тупиком; а если, пытаясь выбраться, Конан
перелезал через стену, то попадал точно в такой же ход. Раз, спускаясь с
гряды, Конан вдруг услышал, как под его пяткой что-то сухо треснуло.
Поглядев под ноги, он увидел высохший человеческий скелет. Раздробленный
на куски череп лежал неподалеку. С этой минуты страшные останки стали
попадаться все чаще. И у каждого скелета - сломанные, неестественно
вывернутые кости, расчлененные позвоночники, расколотые черепа. Было ясно
одно: силы природы здесь ни при чем.
Настороже, ощупывая взглядом каждый выступ, каждую затененную нишу,
Конан медленно продолжал путь. В одном месте он почувствовал слабый запах
гниющих отбросов и вскоре наткнулся на раскиданные по земле дынные корки и
плоды папайя. Его ноги почти все время ступали по камню, и вдруг он вышел
на следы! Почти занесенные песком, они, однако, читались довольно
отчетливо. Их не могла оставить лапа леопарда, медведя или тигра, что было
бы вполне естественно в горах с такими условиями. Нет, больше всего они
походили на отпечатки босой, неправильной формы человеческой ступни!
Через некоторое время Конан вышел к полого выступающей скале, к
которой пристали клочья жестких пепельных волос, будто о камень кто-то
недавно терся спиной или брюхом. Вместе с запахом гнили воздух здесь был
насыщен отвратительной, резкой вонью, особенно нестерпимой в неглубоких
пещерах, где этот зверь, человек или демон, похоже, проводил ночи.
Отчаявшись отыскать выход из каменной западни, Конан решил подняться
на изъеденную непогодой гряду, которая снизу казалась несколько выше
других.
С ее острого гребня киммериец внимательно оглядел местность. Повсюду
- на востоке, юге и на западе - взгляд натыкался на преграды. Крутые скалы
и гряды, шпили и пики окружали лабиринт неприступной стеной. И лишь с
севера это кольцо было разорвано ущельем, протянувшимся от дворцового
сада.
Природа загадочного явления прояснилась. Как видно, давным-давно
часть плато между горой и местом, где сейчас стоял город, просела, в
результате чего образовалась огромная в виде чаши впадина. С течением
времени под воздействием солнца, воды и ветра ровная поверхность впадины
разрушилась, и образовался этот чудовищный каменный хаос.
Итак, по ущельям бродить бесполезно. Сейчас главное - добраться до
края лабиринта, чтобы отыскать в изломанной стене какую-нибудь скалу,
источенную непогодой, по которой можно было бы подняться, или же щель у
основания в которую должна вытекать дождевая влага. Кажется, одна из
расселин, ведущих на юг, длиннее прочих и как будто не такая извилистая.
Быть может, по ней он скорее попадет к подножию горы, нависшей над
впадиной? И вовсе ни к чему ломиться напрямик и карабкаться с гряды на
гряду, рискуя пораниться об острые выступы. Будет гораздо легче и быстрее
сначала вернуться к развилке у скалы с железным козырьком, а потом уже
узкими расселинами выйти к цели.
Быстро спустившись, Конан зашагал обратно. Солнце клонилось к закату,
когда он вышел к большому ущелью. Определив нужный ему ход он направился к
устью, на ходу оглянулся, чтобы взглянуть напоследок на труп у дальней
скалы... и застыл, пораженный.
Тело вендийца исчезло, хотя его сабля по-прежнему лежала у подножия
стены. Рядом валялись несколько стрел - похоже, они выпали из трупа, когда
того волокли по камням. Внимание варвара привлекло слабое мерцание футов
за пять от него. Приблизившись, Конан обнаружил, что оно исходит от пары
серебряных монет, валявшихся в пыли.
Конан подобрал монеты и какое-то время в задумчивости их разглядывал.
Затем, прищурившись, тщательно обшарил взглядом каждый излом, каждый
закоулок вокруг. Проще всего было бы предположить, что тело унесли сами
джезмиты, каким-то образом проникшие в ущелье. Но в этом случае они
наверняка подобрали бы неповрежденные стрелы, не говоря уже о деньгах.
Но если это не джезмиты, то кто? Опять же эти изломанные скелеты и
раздробленные черепа... помнится, Парисита говорила что-то о двери в
преисподнюю или о чем-то в этом роде... Да, дело ясное: здесь, в
лабиринте, обитает неведомая, враждебная человеку сила. Кром всемогущий! А
что, если та причудливо изукрашенная дверь в темнице выходит не
куда-нибудь, а в это самое ущелье?!
Осмотрев дюйм за дюймом гладкую стену, Конан обнаружил то, то искал:
узкие трещинки, незаметные для случайного взгляда, выдавали знакомые
очертания. Замаскированная под скалу со стороны ущелья, дверь была
пригнана почти идеально. Мускулы варвара напряглись - и все силы его тела
ушли в мощный удар!.. Дверь даже не шелохнулась. Конан вспомнил о тяжелых
засовах и стальных полосах. Пожалуй, такую дверь разобьет только таран.
Неприступная дверь, лезвия железного карниза, гладкие стены - они сделали
все возможное, чтобы таинственный обитатель каменных джунглей не смог
попасть в город. Но, с другой стороны, вряд ли пики и двери способны
остановить демона, а значит, тварь, против которой приняты все эти меры,
должна быть создана из плоти и крови. Это несколько успокаивало.
Конан посмотрел вниз - туда, где в большое ущелье выходили десятки
узких расселин. Интересно, какое чудовище скрывает в себе лабиринт? Солнце
еще не село, не успело скрыться за краем стены, и его лучи не достигали
дна. По-прежнему было светло, но уже отовсюду наползали тени.
Вдруг до ушей варвара донесся шум: приглушенные удары - тум-тум-тум,
- как будто бы барабаны отбивали ритм марширующим воинам. И вместе с тем в
этих звуках было что-то необычное. Конану был знаком сухой треск
деревянных колод - барабанов Куша, гром медных литавр гирканцев,
рассыпчатая дробь походных барабанов гипербореев, но эти удары отличались
ото всех. Конан оглянулся на Джанайдар, но шум доносился не со стороны
города. Казалось, он исходит сразу отовсюду: из воздуха, от стен вокруг,
из-под земли.
Затем наступила тишина.
Когда Конан снова вступил в лабиринт, впадина уже погрузилась в
голубоватый сумрак. С полчаса он пробирался извилистыми ходами, пока
наконец не очутился в широком месте, откуда, как он заметил с гребня
гряды, можно было почти напрямую добраться до южной стены впадины. Но не
прошел Конан и пятидесяти ярдов, как расселина разделилась под острым
углом на два хода. С гряды он развилку не заметил и сейчас, озадаченный,
медлил, не зная, какой следует выбрать путь.
Конан пристально вглядывался в оба хода и вдруг замер. В правой
расселине ярдов за сорок от развилки виднелся сгусток фиолетовой тени -
ниша в скале. И в этом сгустке что-то шевелилось! Внезапно мускулы под
кожей вздулись буграми, стальными струнами зазвенели нервы: перед
человеком в неверном лунном свете стояло огромное волосатое существо!
Чудовищная обезьяна на кривых, узловатых ногах, ростом не ниже
гориллы, высилась в полумраке подобно наводящему ужас призраку из древней
легенды, облаченному в живую плоть и кровь. Существо чем-то напоминало
человекообразных обезьян - Конан прежде встречал таких в горах по берегам
моря Вилайет, - но эта была значительно крупнее, а спутанные клочья
пепельно-серой, едва не белой шерсти - густой, как у животных Севера, -
свисали почти до земли.
Судя по отпечаткам ступней и расположению больших пальцев, по своему
развитию тварь стояла ближе к человеку, чем к животным. Она не лазила по
деревьям - местами ее обитания были, скорее горные отроги и степи. В целом
с чертами обезьяны, лицо, однако, имело и отличия: более выраженная
переносица и не такая массивная нижняя челюсть. Но отдаленное сходство с
человеком только усиливало отвращение при виде твари, а огоньки в
маленьких красных глазках мерцали лютой злобой и жестокостью.
И тут Конан вспомнил: перед ним чудовище, о котором упоминалось в
мифах и легендах Севера, - снежная обезьяна из жутких пустынь Патении. О
существовании зверя ходили самые невероятные слухи, и все они зарождались
на унылых плато бесплодной земли Лоулана. Жители горных племен клялись
всеми богами, что все рассказанное ими - чистая правда, что в их стране и
вправду обитает человекоподобный зверь, который пришел к ним еще в
незапамятные времена и сумел приспособиться к скудной пище и суровым
морозам северных гор.
Все это пронеслось в мозгу варвара, точно вспышка молнии, пока оба -
человек и зверь - не двигаясь, с напряженным вниманием оглядывали друг
друга. Но вот обезьяна оскалила желтые клыки, с ее зубов сорвались клочья
пены, и, раскрыв пасть, зверь издал высокий, леденящий душу крик,
многократно отраженный от стек ущелья.
Конан ждал: ноги словно вросли в камень, острие клинка направлено в
мощную грудь обезьяны.
До этого дня чудовищу попадались или мертвецы, или измученные пыткой
узники. Его разум, отличавшийся от разума зверя лишь крохотной живой
искоркой, находил жестокое удовольствие в предсмертных страданиях своих
жертв. А этот двуногий перед ним - такое же слабое создание, и пусть у
него в руке что-то блестит, зверь, как и с теми, сначала натешится его
муками, а потом разорвет на части и размозжит голову, чтобы добраться до
лакомства - нежного, жирного мозга.
Размахивая длинными руками, обезьяна шагнула вперед. Конан понял, что
он уцелеет только в одном случае: если сумеет избежать смертельных объятий
