бутылки. Никто не обратил внимания на то, что он синий, но надо учесть,
что мы явились довольно поздно и дело уже зашло довольно далеко туда, куда
оно шло.
Рыжая стояла в углу с высокомерным и одновременно испуганным видом.
Она держала при себе бутылку, но так к ней и не притронулась. Миштиго
держал при себе Эллен, но так к ней и не притронулся. Дос Сантос стоял
сбоку от двери и следил за всеми, в том числе и за мной. Хасан сидел на
корточках, прислонившись к правой стене, и курил трубку с длинным черенком
и маленьким чубуком. Он выглядел вполне умиротворенным.
Мама Джулия - по-моему, это была она - затянула песню. Другие голоса
подхватили:
Папа Легба, уври бае!
Папа Легба, Аттибон Легба, уври бае пу ну пассе!
Папа Легба, открой пути, чтобы нам пройти!
Папа Легба...
И дальше в том же духе - снова, и снова, и снова, вгоняя меня в
дремоту. Я выпил еще рома, почувствовал еще большую жажду, и выпил еще.
Не могу точно сказать, сколько времени мы там уже пробыли, когда это
случилось. Танцоры целовали столб, и пели, и гремели фляжками, и лили
наземь воду, и двое унси уже начали двигаться как одержимые и несвязно
бормотать, и выведенные мукой узоры на полу были уже совсем затоптаны, и в
воздухе висели клубы дыма, и я прислонился спиной к стене и, по-видимому,
на минуту-другую закрыл глаза.
Звук раздался оттуда, откуда его никто не ждал.
Хасан закричал.
Это был долгий плачущий крик, от которого я дернулся вперед,
спросонья потерял равновесие и откачнулся назад, глухо стукнувшись о
стену.
Барабаны продолжали греметь, не пропуская ни одного удара. Однако
некоторые из танцоров остановились и уставились на происходящее.
Хасан вскочил на ноги. Зубы его были оскалены, глаза сощурены, пот
заливал лицо, на котором от напряжения обозначились глубокие борозды.
Борода его была как язык пламени; плащ, зацепившийся за какое-то
украшение на стене - как черные крылья. Его руки в медленном гипнотическом
движении душили несуществующего противника.
Нечеловеческие звуки вырывались из его глотки.
Он продолжал душить кого-то невидимого.
Наконец он фыркнул, и руки его разжались.
Дос Сантос практически мгновенно оказался рядом и попытался с ним
заговорить, но они существовали в двух разных мирах.
Один из танцоров негромко завыл, за ним другой, потом остальные.
Мама Джулия оторвалась от танцующего круга и подошла ко мне; как раз
в этот момент Хасан начал все сначала, на этот раз с более изощренными
телодвижениями.
Барабаны били в завораживающем ритме.
Папа Джо даже не оглянулся.
- Дурной знак, - сказала Мама Джулия. - Что ты знаешь об этом
человеке?
- Много чего, - ответил я, усилием воли пытаясь разогнать туман в
голове.
- Ангельсу, - произнесла она.
- Что?
- Ангельсу, - повторила Мама Джулия. - Это темный бог, его надо
бояться. Твоим другом овладел Ангельсу.
- Будь добра, объясни.
- Он редко приходит в наш унфор. Здесь он нежеланный гость. Те, кем
он овладевает, становятся убийцами.
- Я думаю, что Хасан просто испытывал новую смесь для трубки -
мутантную амброзию или еще что-нибудь.
- Ангельсу, - снова проговорила она. - Твой друг станет убийцей,
потому что Ангельсу - бог смерти, и он приходит только к своим.
- Мама Джулия, - сказал я, - Хасан уже убийца. Если бы ты взяла по
пластинке жвачки за каждого убитого им человека и попыталась все это
прожевать, ты бы выглядела, как хомяк. Он профессиональный убийца, но, как
правило, в рамках закона. С тех пор как на Материке принят Дуэльный
Кодекс, он в основном работает там. Ходили слухи, что временами он
совершает и незаконные убийства, но это никогда не было доказано. А теперь
скажи мне: Ангельсу - бог наемников или убийц? Между ними есть разница, не
правда ли?
- Но для Ангельсу разницы нет, - ответила она.
Тут Дос Сантос, пытаясь остановить спектакль, схватил Хасана за оба
запястья и попробовал развести его руки. Чтобы представить себе это
зрелище, попробуйте как-нибудь развести прутья своей клетки.
Я перешел на другую сторону зала, и еще кое-кто тоже. Это оказалось
полезным - Хасан наконец заметил, что напротив него кто-то стоит, и уронил
руки, тем самым высвободив их. А затем он вытащил из-под плаща длинный
стилет.
Собирался он применить оружие против Дона или кого-нибудь еще или нет
- вопрос этот остался нерешенным, поскольку в этот момент Миштиго заткнул
большим пальцем свою бутылку с кока-колой и ударил ею Хасана за ухом.
Хасан упал вперед. Дон подхватил его, я принял из его пальцев стилет, а
Миштиго допил свою кока-колу.
- Интересная церемония, - заметил веганец, - никогда бы не подумал,
что в этом громиле так сильны религиозные чувства.
- Это только показывает, что не следует ни в чем быть слишком
уверенным, не правда ли?
- Да. - Он повел рукой в сторону собравшихся зрителей:
- Они все пантеисты, да?
Я покачал головой:
- Примитивные анимисты.
- А в чем разница?
- Ну, вот эта бутылка из-под кока-колы, которую вы только что допили,
должна занять место на алтаре пе, как они его называют, в качестве сосуда
Ангельсу, поскольку она удостоилась тесного мистического контакта с
божеством. Так смотрят на это дело анимисты. А пантеист может быть огорчен
тем, что кто-то пришел на его церемонию без приглашения и устроил
беспорядок, как мы сейчас. Пантеист может решить, что незваных гостей
следует принести в жертву Аге Войо, богу моря - стукнуть их по голове тем
же церемониальным манером и сбросить с края пирса. Поэтому мне сейчас
предстоит убедить Маму Джулию в том, что все эти люди вокруг, которые на
нас глазеют, в действительности являются анимистами. Так что извините, я
на минутку отлучусь.
По правде говоря, дело обстояло вовсе не так плохо, но мне хотелось
встряхнуть веганца.
Принеся извинения и попрощавшись, я взвалил на себя Хасана. Он был в
полной отключке, а кроме меня ни у кого не хватило бы сил его унести.
На улице, кроме нас, никого не было. Большая ладья Аге Войо разрезала
волны где-то под самым восточным краем мира и окрашивала небо в любимые
цвета этого бога.
- Возможно, вы правы, - сказал, поравнявшись со мной Дос Сантос. -
Может, нам и не следовало сюда ходить.
Я не потрудился ему ответить, но Эллен, шедшая впереди вместе с
Миштиго, остановилась и обернулась к нам со словами:
- Ерунда. Если бы вы не пошли, вы бы упустили бесподобный по
драматизму монолог балаганщика.
В этот момент я оказался в пределах досягаемости, и она резко
схватила меня за глотку обеими руками. Усилия она не прилагала, но
состроила жуткую гримасу и завопила: "Ррр! Ммм! Гх! Я одержима Ангельсу и
сейчас ты у меня получишь!" - а потом рассмеялась.
- Отпусти мою глотку, а то я сброшу на тебя этого араба, - сказал я и
улыбнулся, сравнив рыже-каштановый оттенок ее волос с рыже-розовым цветом
неба позади нее.
- Кстати, он довольно тяжелый, - добавил я.
Тут, за секунду до того, как убрать руки, она слегка надавила мне на
глотку - чуть сильнее, чем нужно для шутки - и снова повисла на локте у
Миштиго, и мы пошли дальше. Надо сказать, что женщины никогда не дают мне
пощечин, потому что я всегда сперва подставляю другую щеку, а они боятся
грибка. Так что, видимо, остается единственный способ - быстро придушить.
- Ужасно интересно, - заявила Рыжая. - У меня было странное ощущение
- как будто кто-то внутри меня танцевал вместе с ними. Необычное ощущение.
На самом деле я не люблю танцевать. Совсем не люблю.
- Что у вас за акцент? - перебил я. - Я все никак не определю.
- Не знаю, - ответила она. - Я что-то вроде франко-ирландки. Жила на
Гебридах, еще в Австралии, в Японии - до девятнадцати лет...
Как раз в этот момент Хасан застонал, напряг мышцы, и я почувствовал
острую боль в плече.
Я усадил его на какой-то порог и обыскал. Обнаружились два
метательных ножа, еще один стилет, очень искусно сделанный гравитационный
нож, нож Бови с зазубренным лезвием, проволочки для удушения и небольшая
металлическая коробка с разными порошками и пузыречками - я не счел нужным
подробно ее исследовать. Гравитационный нож мне понравился, и я оставил
его себе. Это был настоящий Корикама, и очень хорошей работы.
На следующий день довольно поздно - назовем это вечером - я захватил
в плен старину Фила, решив использовать его в качестве входной платы в
занимаемый Дос Сантосом люкс в отеле "Руаяль". Фила Сеть по-прежнему
почитает, как ретурнисткого Тома Пэйна, хотя он начал открещиваться от
этой чести еще полвека назад, когда стал баловаться мистицизмом и
набираться респектабельности. Хотя "Зов Земли", вероятно, и вправду лучшая
его вещь, его перу принадлежит еще и "Кодекс Возвращения", который помог
заварить ту кашу, которую я хотел. Теперь он может от всего отрекаться, но
тогда он был возмутителем спокойствия, и я уверен, что он по-прежнему
заботливо собирает все льстивые взгляды и восторженные слова, которые
продолжает приносить ему былая слава, время от времени перебирает их,
сдувает с них пыль и не без удовольствия разглядывает.
Кроме Фила я обзавелся и предлогом - дескать, я желал справиться о
самочувствии Хасана после прискорбной плюхи, полученной им в унфоре. На
самом деле я хотел, улучив момент, поговорить с Хасаном и выяснить, что он
мне скажет о своем последнем задании, если он вообще пожелает что-нибудь
сказать.
И мы с Филом пошли. От здания Управления до "Руаяля" было недалеко -
минут семь спокойным шагом.
- Ты уже дописал мою элегию? - спросил я.
- Я еще над ней работаю.
- Ты это говоришь последние двадцать лет. Ты бы поторопился, чтобы я
успел ее прочесть.
- Могу тебе показать несколько очень милых элегий - для Лорела, для
Джорджа, есть даже одна для Дос Сантоса. А еще у меня есть в запасе
всевозможные заготовки, типа "недостающее вписать, ненужное вычеркнуть",
для менее значительных персон. Но элегия для тебя представляет серьезные
трудности.
- Почему так?
- Ее все время приходится обновлять. Ты никак не остановишься -
живешь, делаешь разные дела.
- Ты меня осуждаешь?
- У большинства людей хватает совести совершать поступки в течение
полувека, а потом остановиться. Написать их элегии не составляет труда - у
меня полные шкафы таких элегий. Но твоя, по всему видать, будет сделана
второпях и закончена неподобающим образом. Не люблю так работать. Я
предпочитаю иметь в запасе несколько лет, чтобы тщательно взвесить
прожитую человеком жизнь без всякого давления со стороны. А люди вроде
тебя, живущие как герои народных песен, смущают мой покой. По-моему, ты
вынуждаешь меня написать тебе эпическую песнь, а я уже староват для этого.
Временами я засыпаю на ходу.
- Думаю, что это несправедливо, - заметил я ему. Другие благополучно
смогли прочитать свои элегии, а я в крайнем случае согласился бы уже и на
пару хороших лимериков [шуточное стихотворение из пяти строк].
- Ну ладно, у меня появилось чувство, что твоей элегии осталось ждать
не так уж долго. Я постараюсь успеть вручить тебе экземпляр.
- Ах так? И откуда же такое чувство?
- А откуда приходит к нам вдохновение?
- Это у тебя надо спросить.
- Оно снизошло на меня, когда я медитировал. Я как раз работал над
элегией для веганца - исключительно для упражнения, как ты понимаешь, - и
вдруг обнаружил, что думаю: "Скоро я закончу элегию для грека". Немного
погодя он продолжил:
