испытывающие наслаждение частицы, которые рассеиваются повсюду и участвуют
во вселенском оргазме. А в материальном плане она выражалась через
"ансакундабад'т" - церемонию описи личной собственности покойного с
зачтением его пожеланий по ее распределению и разделом его достояния.
Причем все это сопровождается обильной едой, питьем и пением.
Дос Сантос сказал мне:
- То, что случилось с вами, друг мой, очень печально. Когда теряешь
свою женщину, то будто кровь вытекает из вен. Ваша печаль велика, и вас
невозможно утешить. Это как тлеющий огонь, который никак не хочет
погаснуть; это печально и ужасно.
- Смерть жестока и мрачна, - закончил он, и глаза его повлажнели. Для
испанца жертва - всегда жертва, даже если речь идет о цыгане, еврее, мавре
или о ком угодно еще - это можно понять лишь на одном из тех мистических
тайных уровней, которых мне не хватает.
Рыжая подошла ко мне и произнесла:
- Ужасно... Очень жаль. Больше ничего не скажешь и не сделаешь, но
мне очень жаль.
- Благодарю, - кивнул я.
- Я кое о чем должна вас спросить. Но не сейчас. Потом.
- Конечно, - сказал я. И они ушли, а я снова стал смотреть на реку. Я
думал о последней парочке. В их словах звучало то же сожаление, что и у
остальных, но по всему выходило, что они были каким-то образом замешаны в
деле с големом.
При всем при том я был уверен, что это Диана закричала, когда Ролем
меня душил, - закричала, чтобы Хасан остановил его. Значит, оставался Дон,
а у меня к тому моменту возникли сильные сомнения, что он что-либо делает,
не спросив предварительно у Дианы.
В результате не осталось никого.
И я не видел никакого реального мотива...
И все это могло вообще оказаться несчастным случаем...
Но...
Но у меня было чувство, что кто-то хочет меня убить. Я знал, что
Хасан не откажется взять одновременно две работы у двух различных
нанимателей, если только нет взаимоисключающих интересов.
От этой мысли я почувствовал себя счастливым.
Она давала мне цель и какое-то дело.
Чтобы захотеть остаться в живых, нет ничего лучше, чем узнать, что
если кто-нибудь хочет твоей смерти. Я должен найти его, выяснить, зачем он
этого хочет, и остановить.
Вторую попытку смерть сделала очень скоро, и тут я не мог бы при всем
своем желании возложить вину на кого-то из людей. Это был просто один из
тех посланцев обманщицы-судьбы, что иногда заявляются к обеду незваными
гостями. Однако финал этого происшествия привел меня в полное недоумение и
дал новую пищу для размышлений.
Дело было так.
Внизу у Нила - стирателя границ, отца планиметрии, подателя
плодородного ила - сидел веганец и делал зарисовки противоположного
берега. Я подозреваю, что если бы он сидел на том берегу, то рисовал бы
этот, на котором сидел сейчас, хотя такое предположение несколько цинично.
Меня беспокоило то, что он в одиночку отправился в это теплое топкое
местечко, никому об этом не сказав и не взяв с собой никакого оружия
серьезнее карандаша.
И это случилось.
Старое бревно в пятнах гнили, болтавшееся вблизи берега, внезапно
перестало быть старым бревном в пятнах гнили. Длинный змеиный хвост
задрался к небу, с другого конца открылась полная зубов пасть, и уйма
мелких лапок, найдя твердую почву, заработала как колесики.
Я закричал и схватился за пояс.
Миштиго уронил блокнот и кинулся наутек.
Но зверь уже бросился на него, и я не мог выстрелить.
Тогда я сделал рывок, но к тому времени, как я оказался на месте,
вокруг Миштиго уже закрутились две петли, и он сам стал тона на два синее,
а челюсти уже смыкались на нем.
Есть один способ заставить любого удава ослабить хватку хотя бы
ненадолго. Я ухватил его задранную вверх голову, когда она чуть-чуть
пригнулась, чтобы получше рассмотреть свой завтрак, и сумел запустить
пальцы в чешуйчатые борозды по бокам.
Большие пальцы я воткнул ему в глаза и нажал из всех сил.
Гигант дернулся и хлестнул меня серо-зеленым кнутом.
Приземлился я футах в десяти от того места, где стоял. Миштиго был
отброшен выше по склону. Он уже вставал на ноги, когда зверь снова
атаковал.
Только на этот раз зверь атаковал меня, а не его.
Боадил поднялся над землей футов на восемь и обрушился на меня. Я
дернулся в сторону, и огромная плоская голова прошла в дюйме от моего
плеча, осыпав меня мусором и камешками.
Я откатился подальше и уже поднимался на ноги, но хвост обвился
вокруг меня и снова сбил с ног. Я попытался отползти назад, но было уже
поздно, я не смог увернуться от новой наброшенной петли. Она обвила меня
повыше колен, и я опять упал.
Тут синие руки обхватили туловище зверя выше петли, но смогли
продержаться лишь несколько секунд, а потом мы оба оказались завязаны в
узлы.
Я боролся, но как прикажете сражаться с толстым кабелем в гладкой
броне с мириадами мелких лапок? Моя правая рука сразу оказалась прижата к
телу, а левой я не мог дотянуться, чтобы снова попробовать выдавить ему
глаз. Петли сжимались. Челюсти приближались ко мне, и я вцепился в
туловище. Я бил по нему, и царапал, и в конце концов смог, ободрав на себе
кожу, вытащить наружу правую руку.
Голова все приближалась, и я остановил ее правой рукой - запустил
руку под нижнюю челюсть, схватил ее и удерживал, отжимая голову назад.
Большая петля сомкнулась вокруг моей груди, сжимая сильнее, чем руки
голема. Потом зверь отвел голову вбок от моей руки, голова опустилась, и
челюсти распахнулись.
Миштиго тоже боролся, и это беспокоило зверя и замедляло его
движения, что давало мне время для последней попытки.
Я запустил ему в пасть обе руки и развел челюсти в стороны.
Верхнее небо у него было покрыто слизью, и моя ладонь начала
понемногу соскальзывать. Я изо всех сил нажал на нижнюю челюсть. Пасть
раскрылась еще на полфута и, по-видимому, застопорилась.
Я пытался выбраться, но петли обвивали нас слишком плотно, и мне не
хватало опоры.
Тут петли немного расширились и напряглись, а голова отошла назад. Я
смог встать на колени. Миштиго в подвешенном и смятом состоянии находился
футах в шести от меня.
Моя правая рука проскользнула еще чуть-чуть дальше, почти до того
места, где я потерял бы опору для рычага.
И тут я услышал громкий крик.
Содрогание я ощутил практически одновременно. Я почувствовал, что
хватка этой твари на мгновение ослабла, и тут же вытащил руки. Раздалось
ужасное щелканье зубов, и зверь в последний раз сдавил нас. У меня на
мгновение потемнело в глазах.
Теперь я вырывался на свободу, выпутываясь из узлов. Копье с гладким
древком, от которого боадила так перекосило, исторгало из него жизнь, и
движения зверя в какой-то момент стали уже не агрессивными, а
спазматическими.
Он дергался и бил хвостом, и я был дважды сбит с ног, пока освободил
Миштиго; мы отошли футов на пятьдесят и стали смотреть, как эта тварь
подыхает. Это продолжалось довольно долго.
Хасан стоял тут же с ничего не выражающим лицом. Ассегай, с которым
он столько времени тренировался, сделал свое дело. Потом, когда Джордж
препарировал эту тварь, мы узнали, что копье воткнулось в двух дюймах от
сердца и повредило большую артерию. Кстати, у боадила оказалось две дюжины
лапок, симметрично, как и следовало ожидать, расположенных с обеих сторон.
Дос Сантос стоял возле Хасана, а Диана - возле Дос Сантоса. Все
остальные обитатели лагеря тоже присутствовали.
- Хорошее зрелище, - сказал я. - Славный удар. Спасибо.
- Ничего особенного, - ответил Хасан.
Он сказал, ничего особенного. Ничего, кроме смертельного удара по
моему предположению, что это он испортил голема. Если Хасан тогда пытался
убить меня, то зачем ему было спасать меня от боадила?
Если только не было правдой то, что он сказал тогда в Порт-о-Пренсе,
- что его действительно наняли охранять веганца. Если это было его главной
задачей, а убить меня - только второстепенной, то мое спасение было просто
побочным эффектом при сохранении жизни Миштиго.
Но тогда...
К черту. Забудем это.
Я швырнул камень как можно дальше, потом еще один. На следующий день
к нашему лагерю должен был прилететь скиммер; мы собирались отбыть в
Афины, сделав остановку только в Новом Каире, чтобы высадить Рамзеса и
остальных местных. Я был рад, что покидаю Египет со всей его пылью, и
обязательными объектами осмотра, и мертвыми звероподобными божествами. Я
уже устал от этого места.
Тут с нами по радио связался Фил из Порт-о-Пренса, и Рамзес позвал
меня в радиопалатку.
- Да? - сказал я в микрофон.
- Конрад, это Фил. Я только что написал ее элегию и хочу прочесть
тебе. Я с ней никогда не встречался, но слышал, как ты о ней рассказывал,
и видел ее фото, и я думаю, что сделал хорошую вещь...
- Ради Бога, Фил, только не сейчас. Я сейчас не хочу поэтических
утешений. Может быть, в другой раз...
- Эта элегия не из тех, которые "недостающее вписать, ненужное
вычеркнуть". Я знаю, что ты этого не любишь, и в некотором роде согласен с
тобой.
Моя рука потянулась было к рычагу отключения, но зависла и вместо
этого взяла одну из сигарет Рамзеса.
- Ладно, давай. Я слушаю.
И он начал читать, и вещь действительно была неплохая. Я мало что
запомнил. Помню только, как эти живые, ясные слова долетали, обойдя
полмира, и как я слушал их, весь в ссадинах изнутри и снаружи. Он описывал
добродетели Нимфы. Посейдон добился ее любви, но вынужден был отдать ее
своему брату Аиду. Он призывал стихии ко всеобщему трауру. Пока он читал,
мои мысли перенеслись к тем двум счастливым месяцам на Косе, и все
случившееся после исчезло. Мы снова были на борту "Кумира" и направлялись
к островку, где было нечто вроде священной пещеры, в которой мы обычно
устраивали пикники. И купались вместе, и вместе лежали на солнцепеке,
держась за руки и ничего не говоря, просто ощущая, как солнечные лучи
блестящим сухим нежным водопадом падают на наши розовые нагие души...
Фил закончил чтение, пару раз прочистил глотку, и мой остров скрылся
из глаз, унося с собой часть меня, потому что ушедшее не вернуть.
- Спасибо, Фил, - сказал я. - Это было очень здорово.
- Я рад, что ты нашел это достойным ее, - ответил он. - Я сегодня во
второй половине дня вылетаю в Афины. Я хотел бы примкнуть к вам на этом
участке вашего пути, если с тобой все в порядке.
- Конечно, - отозвался я. - Но можно спросить, для чего?
- Я решил, что надо бы еще раз побывать в Греции. Поскольку ты тоже
туда собираешься, все могло бы получиться как встарь. Я хотел бы последний
раз взглянуть на некоторые Прежние Места.
- Звучит довольно похоронно.
- Ну... Я практически исчерпал резервы С-процедур. Мне кажется, я
чувствую, как кончается завод. Может быть, главная пружина выдержит еще
несколько раз, а может, и нет. В любом случае я хочу еще раз увидеть
Грецию и чувствую, что это мой последний шанс.
- Я уверен, что это не так, но завтра вечером около восьми мы все
будем обедать в отеле "Гарден".
- Прекрасно. Я вас там найду.
- Решено.
- До свидания, Конрад.
- До свидания.
Я вымылся под душем, намазался мазью и надел чистую одежду. Тело еще
кое-где саднило, но, по крайней мере, я чувствовал себя чистым. Потом я
разыскал веганца, только что проделавшего те же процедуры, и остановил на
нем свой мрачный взгляд.
- Поправьте меня, если я не прав, - заявил я, - но одна из причин, по
которым вы хотели видеть меня во главе этого мероприятия, это мой высокий
