но и мы уже попроще, чем когда-то, особенно люди с Материка. Кроме того,
на самом деле все было не так.
- О чем ты плачешь? - вдруг спросила она.
- Я думаю о том, что было изображено на щите Ахилла, - ответил я, - и
о том, как ужасно быть дрессированным зверем. И я вовсе не плачу: на меня
с листьев падают капли.
- Пойду сварю еще кофе.
Она возилась с кофе, а я мыл чашки и просил ее позаботиться о
"Кумире", пока меня не будет - чтобы его поставили в сухой док, если я за
ней пришлю. Она сказала, что сделает.
Солнце в небе поднималось выше, и через некоторое время со двора
старого Алдонеса, гробовщика, послышался стук молотка. Цикламены
проснулись, и бриз принес к нам с полей их аромат. Высоко над головой, как
дурное предзнаменование, скользил по небу вампир, направляясь к материку.
У меня чесались руки взять тридцать шестой калибр, бабахнуть и посмотреть,
как он будет падать. Но единственное огнестрельное оружие, о котором я
знал, было на борту "Кумира", и мне оставалось только смотреть, как он
исчезает из виду.
- Говорят, что они родом не с Земли, - сказала Кассандра, глядя, как
он летит, - их привезли с Титана для зоопарков и всего такого.
- Так и есть.
- ...А во время Трех Дней они вырвались на волю, одичали и стали
крупнее, чем были там - в своем родном мире.
- Я раз видел одного с размахом крыльев тридцать два фута.
- Мой двоюродный дед как-то рассказал мне историю, слышанную им в
Афинах, - продолжала она, - про человека, который убил одного такого без
всякого оружия. Тот напал на него с крыши дока, на которой он стоял - дело
было в Пирее - а человек голыми руками сломал ему шею. Они упали в бухту с
высоты сотни футов. Человек выжил.
- Это было очень давно, - припомнил я, - еще до того, как Управление
начало кампанию по истреблению этих тварей. Тогда их было гораздо больше,
и они были наглее. Теперь-то они сторонятся городов.
- Насколько я помню, того человека звали Константин. Это не мог быть
ты?
- Его фамилия была Карагиозис.
- Ты Карагиозис?
- Если тебе так хочется. А что?
- Дело в том, что именно он основал ретурнистскую [return -
возвращаться (англ.)] Сеть в Афинах, а у тебя очень сильные руки.
- Ты ретурнистка?
- Да. А ты?
- Я работаю в Управлении, и у меня нет политических целей.
- Карагиозис взрывал курорты.
- Да.
- Ты сожалеешь, что он их взрывал?
- Нет.
- Я ведь на самом деле очень мало о тебе знаю, правда?
- Ты узнаешь обо мне все, что захочешь. Только спрашивай. На самом
деле я совсем прост. Мое воздушное такси на подходе.
- Я ничего не слышу.
- Сейчас услышишь.
Через мгновение воздушное такси скользнуло с неба на Кос и опустилось
на сигнальную разметку, устроенную мной в дальнем конце дворика. Я встал и
поднял на ноги Кассандру. Такси продолжало тихо гудеть - рэдсон-скиммер,
двадцатифутовая скорлупка, местами прозрачная, местами блестящая, с
плоским дном и закругленным носом.
- Хочешь что-нибудь взять с собой? - спросила она.
- Ты знаешь, что - но я не могу.
Скиммер остановился, часть борта отодвинулась, и пилот в защитных
очках повернулся к нам.
- У меня такое чувство, - сказала она, - что тебя ждет какая-то
опасность.
- Сомневаюсь, Кассандра.
Боже, утраченное Адамом ребро не вернешь на место.
- До свидания, Кассандра.
- До свидания, мой калликанзарос.
И я забрался в скиммер и взлетел в небо, шепча молитву Афродите.
Внизу подо мной махала рукой Кассандра. Позади меня солнце все плотнее
сплетало свою световую сеть. Мы мчались на запад, и здесь мог бы быть
плавный переход, но перехода никакого не было. От Коса до Порт-о-Пренса
четыре часа лета: серая вода, бледные звезды и я, безумно глядящий на
цветные огоньки на пульте...
Зал кишел народом, пылала огромная тропическая луна, и я мог видеть
одновременно то и другое, потому что мне наконец удалось увлечь Эллен
Эммет на балкон, а двери были приоткрыты.
- Снова восстал из мертвых, - приветствовала она меня, слегка
улыбаясь. - Пропал почти на год и не прислал даже дежурной открытки "Будь
здорова!" с Цейлона.
- А ты что, болела?
- Могла и болеть.
Она была миниатюрной и, как все ненавистники дневного света, кремовой
где-то внутри под краской. Она мне напоминала сложную механическую куклу
со сломанным механизмом - холодная грация и склонность пнуть человека
пониже колена, когда он меньше всего этого ожидает. Еще у нее была
неимоверная грива рыже-каштановых волос, заплетенная в прическу типа
гордиева узла - я тщетно пытался мысленно развязать его; глаза у нее имели
цвет, угодный ее душе в данный конкретный день, но где-то глубоко внутри
они всегда были голубыми. Надетое на ней нечто было буро-зеленым; этого
нечто было достаточно, чтобы обернуться вокруг нее несколько раз и сделать
из нее бесформенную худышку, либо она вновь была беременна, в чем я
сомневался.
- Хорошо, - сказал я, - если ты этого хочешь. - Но я не был на
Цейлоне. Я все время провел в Средиземноморье.
Вновь раздались аплодисменты. Актеры только что закончили исполнять
"Маску Деметры", которую Грабер написал пентаметрами в честь нашего
веганского гостя; пьеса длилась два часа и была прескверная. Фил был
человек достаточно образованный, лысеющий, и вид у него был вполне
подходящий для лауреатства, но, видит бог, у нас было очень плохо с
кандидатурами, когда мы остановили свой выбор на нем. Будучи подвержен
приступам подражания Рабиндранату Тагору и Крису Ишервуду, он писал ужасно
длинные метафизические эпические произведения, много рассуждал о
Просвещении и ежедневно занимался на пляже дыхательными упражнениями. В
остальном он был весьма достойным человеческим существом.
Аплодисменты затихли, и я услышал стеклянный перезвон фелинстры и
возобновляющиеся разговоры.
Эллен прислонилась спиной к балконному ограждению.
- Я слышала, ты вроде бы женился за это время?
- Верно, - подтвердил я, - а также несколько умотался. Зачем они меня
вызвали?
- Спроси у своего босса.
- Уже спросил. Он сказал, что мне предстоит быть гидом. Вот только
хотелось бы узнать, зачем. Действительную причину. Я думал об этом все
время и только сильнее запутался.
- А откуда ж я могу знать?
- Ты все знаешь.
- Дорогой мой, ты меня переоцениваешь. На кого она похожа?
Я пожал плечами.
- Может быть, на русалку. А что?
Теперь она пожала плечами.
- Просто любопытно. А как ты говоришь другим, на кого я похожа?
- Я никому не говорю, что ты на что-нибудь похожа.
- Я чувствую себя уязвленной. Я должна быть на что-то похожа, не
уникальна же я.
- Как раз уникальна.
- Тогда почему ты не забрал меня с собой в прошлом году?
- Потому что ты существо общественное и тебе нужно, чтобы вокруг был
город. Ты можешь быть счастлива только здесь, в Порте.
- Но я не счастлива здесь, в Порте.
- Ты здесь, в Порте, менее несчастна, чем где бы то ни было на этой
планете.
- Мы могли попробовать, - сказала она и повернулась ко мне спиной,
глядя на огни гавани внизу под нами.
- Ты знаешь, - добавила она через некоторое время, - ты так чертовски
уродлив, что это притягивает. Вот в чем дело.
Моя рука остановилась на полпути в паре дюймов от ее плеча.
- Знаешь, - продолжала она ровным, лишенным эмоций голосом, - ты
представляешь собой кошмар, который ходит, как человек.
Я уронил руку, сдавленно хмыкнул и сказал:
- Я знаю. Приятных сновидений.
Я повернулся, чтобы уйти, но тут она поймала меня за рукав:
- Погоди!
Я посмотрел вниз - на ее руку, потом вверх - ей в глаза, потом снова
вниз - на ее руку. Она отпустила меня.
- Я ведь никогда не говорю правду, - сказала она и рассмеялась своим
ломким смешком. - На самом деле я знаю кое-что, что тебе следует знать об
этой поездке. Дональд Дос Сантос здесь, и мне кажется, что он едет с вами.
- Дос Сантос? Это становится смешным.
- Он сейчас наверху в библиотеке с Джорджем и каким-то здоровенным
арабом.
Я глядел мимо нее, вниз на портовые кварталы, где по мрачным улицам
бродили тени, темные и медлительные, как мои мысли.
- Здоровенный араб? - сказал я погодя. - Руки в шрамах? Желтые глаза?
Зовут Хасан?
- Да-да, все так. Ты с ним знаком?
- В прошлом он делал для меня кое-какую работу, - признал я.
Тут я улыбнулся, хотя кровь у меня застыла в жилах, потому что я не
люблю, чтобы другие знали, о чем я думаю.
- Ты улыбаешься? - спросила она. - О чем ты думаешь?
Очень в ее стиле.
- Я думаю о том, что ты смотришь на вещи более серьезно, чем мне
представлялось.
- Ерунда. Я тебе много раз говорила, что я ужасная лгунья. Вот,
кстати, секунду назад - ведь я имела в виду всего лишь мелкую стычку в
большой войне. И ты прав - здесь я менее несчастна, чем где бы то ни было
на Земле. Тогда, может быть, ты поговоришь с Джорджем - уговори его занять
пост на Талере или на Бакабе. Попробуй, а?
- Ну да, - сказал я. - А как же. Так все и будет. Это после того, как
ты десять лет его уговариваешь. Как поживает нынче его коллекция клопов?
- Растет, - ответила она, изобразив что-то вроде улыбки, - прыгает,
скачет, жужжит и кишит, и некоторые из этих кишащих тварей радиоактивны. Я
ему говорю: "Джордж, почему ты не ходишь по бабам вместо того, чтобы
тратить все время на этих клопов?". Но он только качает головой и выглядит
не от мира сего. Тогда я говорю: "Джордж, однажды какая-нибудь мерзость
тебя искусает и сделает импотентом, и что ты тогда будешь делать?" А он
объясняет, что такого быть не может, и читает мне лекцию о токсинах
насекомых. Он сам, наверное, просто здоровый переодетый жук. Мне кажется,
он получает прямо-таки сексуальное наслаждение, глядя, как они шебуршатся
в банках. Не знаю, как иначе...
В этот момент я обернулся и посмотрел в зал, потому что ее лицо уже
не было ее лицом. Услышав, через мгновение, как она засмеялась, я
повернулся обратно и потрепал ее по плечу.
- Отлично - теперь я знаю больше, чем раньше. Спасибо. Еще увидимся.
- Тебя подождать?
- Нет. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Конрад.
И я ушел.
Переход через комнату может оказаться делом долгим и трудным, если в
ней полно людей, и все они с тобой знакомы, и держат в руках бокалы, а ты
хоть чуть-чуть хромаешь.
Все было именно так.
С рассеянным видом я продвинулся вдоль стены, по краю собравшейся
толпы, футов на двадцать, пока не добрался до плотного кружка девиц, вечно
вьющихся вокруг старого холостяка Грабера. Он был полностью лишен
подбородка, почти полностью - губ и постепенно лысел; всякое выражение
давно уже было утрачено плотью, обтягивающей череп, и отступило в глубину
глаз; но там оно жило - при виде меня глаза засветились всегдашней
готовностью оскорбить.
- Фил, - сказал я, кивнув, - не каждый способен написать такую
"Маску". Говорили, что это искусство умирает, но теперь я знаю, что это не
так.
- Ты все еще жив, - сказал он голосом, который был на семьдесят лет
моложе его самого, - и опять, как обычно, опоздал.
- Я полон раскаяния, но мне пришлось задержаться у старых друзей на
дне рождения одной семилетней леди. (Так оно и было, но к делу это
совершенно не относится.)
- У тебя, кажется, все друзья старые? - спросил он, и это был удар
ниже пояса, ведь когда-то я знавал его полузабытых родителей, и водил их к
южной стороне Эрехтейона показать Портик Дев и то, что лорд Элджин сделал
