дерево.
Промах!
Я бросил еще дюжину и сделал только четыре попадания...
Я продолжал метать камни. Примерно через час мои успехи стали более
значительными. И все же на расстоянии пятьдесят метров я, по-видимому, не
мог бы состязаться с Хасаном.
Наступила ночь, а я все продолжал тренироваться. Я достиг через
некоторое время, видимо, пределов своей точности. Примерно шесть из семи
моих бросков попадали в цель.
Однако один фактор, как я понял, был для меня благоприятным. Камни,
пущенные мной, били в цель с невероятной силой. Я уже совершенно сломал
несколько молодых деревьев и был уверен в том, то Хасану это не удастся
сделать, даже при значительно большем числе попаданий.
Если бы мне удалось попасть в него, все было бы прекрасно. Но какая
угодно могучая сила бесполезна, если ее не направить в нужное русло. И я
был уверен в том, что он сможет часто попадать в меня. Я задумался над
тем, сколько времени я смогу оставаться в строю и продержаться. Это
зависело, разумеется, от того, куда он попадет.
Я бросил пращу и рванулся к автомату за поясом, когда услышал хруст
веток за спиной справа от меня. На поляну вышел Хасан.
- Что вам нужно? - спросил я.
- Я пришел взглянуть на вашу тренировку, - сказал он, рассматривая
сломанные деревья.
Я пожал плечами, вернул автомат в чехол и поднял пращу.
- Наступит восход солнца, и вы увидите...
Мы пересекли поляну, и я подобрал фонарь. Хасан внимательно осмотрел
молодое дерево, которое теперь напоминало скорее зубочистку, и ничего не
сказал.
Мы побрели назад к лагерю. Все, кроме Дос Сантоса, забрались в свои
палатки. Дос Сантос был нашим часовым. Он шагал вдоль предупредительного
периметра, держа в руках автомат. Он помахал нам рукой, и мы вошли в
лагерь.
Я сел на бревно около костра, а Хасан нырнул к себе в палатку. Через
несколько секунд он вновь появился с трубкой и бруском какого-то, похожего
на резину, вещества, которое стал измельчать. Затем он смешал его с
небольшим количеством ячменя и этой смесью набил трубку. После того, как
он раскурил ее, он сел рядом со мной.
- Я не хочу убивать вас, Карачи, - произнес он.
- Я разделяю это чувство. Мне что-то не хочется быть убитым.
- Но ведь завтра мы должны сражаться.
- Да.
- Вы можете взять назад свой вызов.
- А вы могли бы улететь на скиммере?
- Нет. Я останусь здесь.
- А я не возьму назад свой вызов.
- Печально, - покачал он головой, немного помолчав, добавил: -
Печально, что двое таких, как мы, должны сражаться из-за такого...
синего... Он не стоит ни вашей, ни моей жизни.
- Верно, - кивнул я, - но здесь затронуто нечто большее, чем его
жизнь. Будущее нашей планеты каким-то образом связано с тем, что он
делает.
- Я ничего об этом не знаю, - бесстрастно произнес Хасан. - Я дерусь
ради денег, у меня нет другого способа добывать себе пропитание.
- Да, я знаю. Пламя костра начало гаснуть.
Я бросил несколько веток сушняка.
- Вы помните то время, когда бомбардировали Золотой Берег во Франции?
- спросил он, глядя в костер.
- Помню.
- Кроме синих мы убили тогда многих невинных людей...
- Да.
- И от этого будущее планеты не изменилось ни на йоту, Карачи. Вот мы
здесь через много лет после того, а все осталось по-старому.
- Я знаю это.
- А помните ли вы те дни, когда мы сидели в окопе на склоне холма,
выходящего к Пиринейскому заливу? Время от времени мы меняли ленты в моем
пулемете, а я поливал свинцом лодки. А когда я уставал, вы сами
становились за пулемет. У нас тогда было мало патронов. Гвардия Управления
не смогла тогда высадиться, да впрочем, и в следующие дни ей это тоже не
удалось. Они так и не сумели захватить Афины, и им так и не удалось
уничтожить Рэдпол. И мы беседовали друг с другом, сидя там два дня и ночь,
в любую минуту ожидая, что огненный шар уничтожит нас. Вы тогда
рассказывали о великих державах в небесах.
- Не помню.
- А я не забыл... Вы говорили, что там тоже есть люди, подобные нам,
которые живут на планетах возле далеких звезд. Кроме того, там обитают и
синие. Многие из людей, говорили вы, заискивают перед этими чужаками,
чтобы заслужить их благосклонность, и они продали бы нашу Землю синим,
чтобы те смогли превратить ее в музей. Другие же, говорили вы, не хотят
допустить этого, но они хотят, чтобы все оставалось по-прежнему, как
сейчас - их собственность, которой распоряжается Главное Управление. Синие
тоже разделились во мнениях относительно этого, поскольку перед ними встал
вопрос, насколько это законно, и соответствует ли покупка Земли их
этическим нормам. Стороны пришли к компромиссу, и синим были проданы
некоторые нетронутые радиацией местности, которыми они стали пользоваться
как курортами, и откуда они стали путешествовать по всей Земле. Но вы
хотели, чтобы Земля принадлежала только людям. Вы говорили тогда, что если
мы уступим синим хотя бы один дюйм, они захотят и все остальное. Вы хотели
тогда, чтобы люди со звезд вернулись и возродили города, перепахали
"горячие" места, истребили диких зверей, охотившихся на людей. Мы сидели в
окопе, готовые каждую секунду принять смерть, и вы говорили, что мы можем
видеть, слышать, осязать или пробовать на вкус смерть, но только из-за
небесных держав, которые никогда не видели нас, и которых мы никогда не
увидим. Небесные державы начали все это, и из-за этого людям придется
умирать здесь, на Земле. Вы говорили тогда, что вследствие гибели людей и
синих эти державы могут вернуться на Землю. Но они не вернулись. Нам
досталась только смерть. И все-таки державы в небе спасли нас в конце
концов, потому что с ними нужно было посоветоваться, прежде чем взорвать
огненный шар над Землей. И они напомнили Управлению о старом законе,
принятом во времена, последовавшие за Тремя Днями, согласно которому на
вечные времена запрещалось зажигать огненные шары в небе над Землей, Вы
считали, что они все-таки зажгут его, но они не посмели этого сделать. А
они хотели это сделать, потому что мы остановили их у Пирея. Затем я сжег
Мадагаскар ради вас, но державы так и не снизошли на Землю. И когда у
оставшихся людей заводится больше денег, чем надо, они покидают нашу
планету - и больше никогда не возвращаются. И что бы мы сейчас не делали,
мы не сможем предотвратить этого...
- Только вследствие того, что мы действовали, а не сидели сложа руки,
все осталось, как прежде, а не превратилось в дерьмо, - покачал я головой.
- Но что случилось бы, если бы этот синий умер?
- Не знаю. Возможно, станет еще хуже. Если он рассматривает районы,
которые мы посетили, как свою потенциальную недвижимость, то тогда, верно,
все начнется сначала.
- Рэдпол будет снова сражаться и бомбить их?
- Думаю, что да.
- Тогда давайте убьем его сейчас, прежде чем он пойдет дальше и
увидит больше. Кроме того, могут последовать репрессии - возможно,
массовые аресты членов Рэдпола. Рэдпол в наше время находится на переднем
крае общественной жизни, как в те дни. Но люди еще не готовы. Им нужно
время. А вот этим синим... Я могу следить за ним, узнать его намерения.
Затем, если возникнет необходимость, я сам могу его уничтожить.
Я принюхался к запаху дыма из его трубки. Чем-то этот запах напоминал
запах сандалового дерева.
- Что это вы курите?
- Это одно из новых растений, которых раньше не было на Земле. Оно
растет в моих краях. Я там побывал недавно. Попробуйте.
Я сделал несколько полных затяжек. Сначала я ничего не почувствовал.
Продолжая курить, только через минуту я ощутил, что мной овладевает
спокойствие и расслабленность.
Я вернул трубку Хасану. Однако ощущение продолжало становиться все
сильнее и сильнее. Мне стало очень приятно. Таким спокойным,
умиротворенным я не был в течение уже многих недель. Огонь, тени, земля,
все, что окружало нас, неожиданно стало более реальным. Ночной воздух,
далекая луна, звуки шагов Дос Сантоса стали отчетливее, стали заслонять те
мысли, которые теснились в моей голове. Борьба казалась нелепой. Все равно
мы потерпим поражение. У человечества на роду написано, что ему суждено
стать собаками, кошками и дрессированными шимпанзе у по-настоящему
разумных людей, веганцев - в определенном смысле это была не такая уж и
плохая в целом идея. По-видимому, нам нужен был более мудрый, чем мы,
народ, чтобы присматривать за нами и направлять ход нашей жизни. Мы
превратили свою собственную планету в грандиозную скотобойню в течение
трех злосчастных дней. А эти веганцы создали очень цельное, умеренное, но
не очень эффективное межзвездное правительство, объединившее под своей
властью десятки планет.
За что бы они не брались, они все делали эстетически красиво. Их
собственная жизнь была размеренной, счастливой и тщательно
отрегулированной. Зачем же мешать им обладать Землей?
Они, по всей вероятности, преобразуют ее намного лучше, чем это
совершили бы мы, и почему бы нам не стать их рабами? Ведь жизнь эта не так
уж и плоха... Почему бы не отдать им этот старый ком грязи, полный
радиоактивных язв и населенный калеками?
В самом деле, почему?
Я еще раз взял у Хасана трубку и вдохнул в себя новую порцию
спокойствия. Ведь это так приятно - вообще не думать обо всех этих
неприятных вещах, не думать о них, когда фактически бессилен что-либо
сделать. Ведь это так хорошо - просто сидеть у костра, дышать свежим
ночным воздухом, прислушиваться к шорохам в лесу - правда же, этого вполне
достаточно для нормальной человеческой жизни.
Но я потерял свою Кассандру, свою смуглую колдунью с острова Кос. Ее
отняли у меня неразумные силы, приводящие в движение Землю и воздух. Ничто
не могло убить ощущение утраты. Она казалась отдаленной, как бы
заключенной в хрустальный сосуд, но от этого не перестала быть утратой.
Никакая трубка Востока не могла убить боль этой утраты. И я уже не
хотел никакого покоя. Я жаждал ненавидеть. Мне хотелось сорвать маску со
всей Вселенной - с Земли, с небес, с Таллера, с земного правительства, с
Управления - чтобы на одного из них найти ту силу, которая отняла у меня
ее, и заставить их тоже познать, что такое боль. Я уже не хотел никакого
мира. Я не хочу быть заодно с чем угодно. Я хотел хотя бы на десять минут
стать Карагиозисом, смотрящим на все это сквозь прорезь прицела и держащим
палец на спусковом крючке.
"О, Зевс Громовержец, - молился я, - дай мне свою силу, чтобы я мог
бросить вызов небесам..."
Я вернул трубку.
- Спасибо тебе, Хасан, но мне этого мало.
Затем я встал и поплелся к тому месту, куда бросил свою поклажу.
- Очень жаль, что мне придется убить вас утром, - услышал я его
слова, сказанные мне вслед.
Потягивая пиво в горной сторожке на планете Дисбах вместе с веганским
продавцом информации по имени Крим (который сейчас уже мертв), я смотрел
сквозь широкое окно на высочайшую вершину в обследованной части Вселенной.
Называлась она Касла, и на нее еще никто не мог взобраться.
Причина, по которой я упомянул об этом, заключалась в том, что утром
перед дуэлью я ощущал глубокое раскаяние в том, что я никогда не пытался
ее покорить. Это была одна из тех безумных мыслей, о которых иногда
размышляешь и обещаешь себе, что когда-нибудь попытаешься это совершить,
но затем, в одно прекрасное утро, просыпаешься и понимаешь, что никогда ты
уже не сделаешь этого.
В это утро у всех были какие-то пустые, лишенные какого бы то ни было
