таинственная жизнь рук сливалась с вдохновенным порывом
поднятого вверх лица девушки.
Неистово затрубили рога из слоновой кости. Внезапный
звенящий удар остановил дыхание Пандиона -- медные листы,
ударяемые друг о друга, загремели и зазвенели победно и
радостно, заглушая отрывистое звучание барабанов.
Девушка откинулась назад крутой блестящей дугой. Потом
маленькие ноги медленно пошли по гладко утрамбованному полу --
танцовщица двигалась по кругу робко и нерешительно, исполненная
застенчивого смущения.
Озаренная ярким светом факелов, девушка казалась вылитой
из темного металла. Отступая в полумрак, она двигалась там
легкой, почти невидимой тенью.
Тревожный рокот барабанов становился все стремительнее,
дико гремели медные листы, и, повинуясь этим яростным звукам,
медленный танец все ускорялся.
В такт низкому дрожащему звону меди быстро понеслись
крепкие, стройные ноги, сплетались вместе, замирали и вновь
плавно скользили, едва касаясь пола.
Плечи и высоко поднявшаяся грудь оставались неподвижными,
а напряженные руки Ирумы, с мольбой протянутые к изображению
богини, изгибались медленно и плавно.
Оборвался настойчивый стук барабанов, смолкла гремящая
медь, и только тоскливые вскрики труб изредка нарушали
наступившую тишину, в которой звенели и брлцалн браслеты Ирумы.
Странное движение мышц под гладкой кожей девушки поразило
Пандиона. Нигде не выступая отчетливо, они переливались и
струились, как вода на поверхности ручья, и линии тела Ирумы
бежали перед глазами молодого скульптора чередой неповторимых
изменений. В них были плавный ритм морского простора и широкий,
порывистый разлив ветра по золотой степи.
Мольба, в начале танца отраженная в каждом движении
девушки, теперь уступила место властному стремлению. Пандиону
казалось, что перед ним струится сам огонь жизни, но вся
древняя сила женской красоты явилась ему в бронзовых отблесках
света и мощном громе музыки.
В душе молодого эллина вновь вспыхнула жажда жизни, ожили
былые мечты, раскрылся широкий и таинственный мир.
Умолкли трубы. Низкий и грозный рокот барабанов слился с
пронзительными воплями женщин, медные листы гремели, как
близкий гром, и вдруг наступила тишина. Пандион услышал стук
собственного сердца.
Девушка неистово закружилась и внезапно замерла, вытянув
гибкое тело, как струна. И вдруг беспомощно опустила руки,
дрожащая и истомленная. Колени ее подогнулись, блеск глаз
потух. Печально вскрикнув, Ирума упала перед статуей богини.
Упав, девушка осталась неподвижной, только грудь вздымалась от
учащенных вздохов.
Ошеломленный Пандион вздрогнул. Стремительный танец
оборвался криком печали.
Гул восторженных голосов наполнил хижину.
Четыре женщины, шепча невнятные слова, подняли и унесли
Ируму в глубь хижины. Древняя деревянная статуя была мгновенно
убрана. Женщины поднялись, возбужденные, с горящими глазами.
Они громко переговаривались, показывая на чужеземца. Старухи у
входа расступились, пропустив Кидого и Кави, которые кинулись к
другу с расспросами. Но молодой эллин не мог и не хотел
говорить сейчас. Оба друга унесли его домой, и Пандион долго
лежал без сна. под впечатлением необычайного танца.
Могущественные ли орехи или колдовство танца великой
богини сделали свое дело -- Пандион стал поправляться.
Когда он избавился от потрясения, полученного в борьбе с
носорогом, в его молодом теле не оказалось никакого серьезного
изъяна, и оно с поразительной быстротой восстанавливало былую
силу. И юноша занялся физическими упражнениями, чтобы
по-прежнему быть равным своим товарищам.
Через три дня молодой эллин дошел без чужой помощи до дома
охотника -- ему хотелось снова увидеть Ируму.
Девушки не оказалось дома, зато ее отец принял чужеземца
ласково и приветливо, угостил вкусным пивом и долго старался
что-то объяснить, жестикулируя и хлопая Пандиона по плечам и
груди. Молодой эллин ничего не понял и покинул дом охотника со
смутным чувством досады.
Успокоившись за Пандиона, Кидого и Кави со всеми бывшими
рабами и большинством местных жителей отправились на большую
охоту за жирафами, надеясь немного разведать предстоящий путь и
добыть побольше мяса для своих гостеприимных хозяев.
Под смех и добродушные шутки соседей Пандион, укрепляя
ослабевшие мускулы, помогал растирать зерна для приготовления
пива, несмотря на насмешки мужчин, видевших его за женской
работой. Скоро Пандион стал удаляться за пределы деревни,
вооруженный тонким египетским копьем. Там, в степи, он
упражнялся в метании копья и в беге, с каждым днем радостно
ощущая, как крепнут его мышцы и как легко несут его тело вновь
ставшие неутомимыми ноги.
Вместе с тем, ни на миг не забывая об Ируме, Пандион
принялся за изучение языка туземцев. Он без конца твердил
незнакомые певучие слова. Через неделю благодаря своей хорошей
памяти Пандион уже мог понимать собеседника.
Четырнадцать дней Пандион не видел Ируму и не решался
пойти к ней в отсутствие отца, так как не знал еще обычаев
этого народа. Однажды, возвращаясь из степи, Пандион увидел
фигуру в синем плаще, и сердце его учащенно забилось. Молодой
эллин ускорил шаги, догнал девушку и остановился перед ней,
радостно улыбаясь. Он не ошибся -- это была Ирума. При первом
же взгляде на лицо девушки Пандюна охватило волнение. С трудом
выговаривая непривычные слова, молодой эллин стал благодарить
потупившуюся и смущенную Ируму. Запас слов у Пандиона скоро
иссяк, он в увлечении перешел на свой язык, спохватялся и
умолк, растерянно глядя на пеструю головную повязку, свисавшую
до ключиц. Ирума искоса лукаво посмотрела на него и вдруг
рассмеялась. Улыбнулся и Пандион, потом осторожно произнес
давно выученную фразу:
-- Можно мне прийти к тебе?
-- Приходи, -- просто ответила девушка, -- завтра на
опушку, когда солнце станет против леса.
Обрадованный Пандион, не зная, что еще сказать, протянул
Ируме обе руки. Синий плащ распахнулся, две маленькие твердые
руки доверчиво улеглись в ладонях Пандиона. Он нежно и крепко
сжал их. Он не думал в этот момент о далекой Тессе. Руки
девушки вздрогнули, широкие ноздри раздулись; она нежным, но
сильным движением освободилась, прикрыла лицо плащом и быстро
пошла по склону холма. Пандион сообразил, что не следует идти
за ней, и остался на месте, глядя на девушку, пока она не
скрылась за хижинами. Безотчетно улыбаясь, Пандион шел по
улице, размахивая копьем.
Впервые Пандион заметил, в каком живописном месте
расположено это селение. Хижины были удобно и красиво
построены, улицы просторны.
Пандион невольно обратил внимание, что здешний народ резко
отличался от виденных им жителей страны Нуб и бедняков
"избранного" Та-Кем -- там на лицах лежала печать угрюмости и
равнодушия. В истощенных от голода и чрезмерной работы телах
была какая-то приниженность. Здесь же жители ходили легкой,
свободной поступью; даже старики сохраняли красивую осанку.
Мысли Пандиона прервал выросший перед ним юноша,
мускулистый и широкогрудый, в маленькой шапочке из леопардовой
шкуры. Он недружелюбно посмотрел на чужеземца и властным жестом
вытянул руку перед собой, коснувшись груди Пандиона. Эллин
остановился в недоумении, а юноша замер перед ним, опустив руку
на пояс с широким ножом и меряя пришельца вызывающим взглядом.
-- Я видел, ты хорошо бегаешь, -- наконец произнес юноша.
-- Хочешь состязаться со мной? Я Фульбо, прозванный Леопардом,
-- добавил он, как будто это имя могло все объяснить Пандиону.
Пандюн, дружелюбно улыбнувшись, ответил, что он раньше
бегал лучше, а сейчас еще не достиг прежнего умения. Тогда
Фульбо осыпал его злобными насмешками, и кровь закипела в
молодом эллине. Не понимая, что является причиной ненависти
юноши, Пандион, презрительно подбоченившись, согласился.
Противники порешили состязаться сегодня же вечером, когда
станет прохладнее.
У подножия холма, на котором стояло селение, собрались
юноши и несколько пожилых людей полюбоваться на состязание
Фульбо с чужеземцем.
Фульбо указал на видневшееся вдалеке одинокое дерево -- до
него было не меньше десяти тысяч локтей. Победителем считается
тот, кто первым придет обратно к намеченной черте с веткой от
дерева.
Удар в ладоши был сигналом -- Пандион и Фульбо пустились
бежать. Фульбо, весь дрожавший от нетерпения, сразу помчался
большими прыжками. Казалось, что юноша, распластавшись, летит
над землей. Молодежь разразилась криками одобрения.
Молодой эллин, еще не вполне оправившийся, понял, что ему
грозит опасность быть побежденным. Но он решил не уступать.
Пандион пустился бежать, как учил его дед в холодные часы
рассвета на узкой полосе морского берега. Он бежал, слегка
раскачиваясь, не делая резких скачков и соразмеряя дыхание.
Фульбо оказался далеко впереди, но молодой эллин двигался
спокойно и быстро, не пытаясь догнать соперника. Постепенно
грудь его расширялась, набирая все больше воздуха, ноги летели
все стремительнее, и зрители, вначале смотревшие на него с
сожалением, увидели, как расстояние между соперниками стало
сокращаться. Африканец оглянулся, испустил злобный крик и
понесся еще скорее. К дереву он подбежал на четыре сотни локтей
впереди Пандиона, высоко подпрыгнул, сорвал ветку и мгновенно
повернул обратно. Пандион разминулся с ним недалеко от дерева и
отметил про себя бурное дыхание Фульбо. Хотя сердце самого
Пандиона колотилось гораздо сильнее, чем следовало бы, молодой
эллин решил, что он может рассчитывать на победу над слишком
горячим, незнакомым с правильным бегом соперником. Пандион
продолжал бежать с прежней выдержкой и, только когда до
зрителей оставалось не больше трех тысяч локтей, вдруг рванулся
вперед. Он скоро настиг Фульбо, но тот, ловя воздух широко
раскрытым ртом, удлинил свои прыжки и опять оставил позади
чужеземца. Пандион не сдавался. Хотя у него темнело в глазах и
сердце вырывалось из груди, он вновь нагнал противника. Тот
бежал, уже ничего не видя перед собою, не разбирая дороги, и
вдруг, споткнувшись, упал. Пандион пронесся на несколько локтей
вперед, остановился и подскочил к упавшему, чтобы помочь ему
встать. Фульбо гневно оттолкнул его, поднялся, шатаясь, и с
трудом выговорил, глядя прямо в лицо Пандиону:
-- Ты... победил... но берегись!.. Ирума...
Мгновенно все стало понятно молодому эллину, и к торжеству
победы примешалось ощущение чего-то нехорошего, какой-то
неловкости, как будто он вторгся в чужое и запретное.
Фульбо уныло понурил голову и пошел тяжелым шагом, более
не делая попыток бежать. Пандион не спеша вернулся к черте,
встреченный приветствиями зрителей. Чувство вины не покидало
его.
Едва молодой эллин очутился в своей пустой хижине, как уже
начал тосковать по Ируме. Назначенная на завтра встреча
казалась такой далекой.
В тот же вечер вернулись охотники. Товарищи Пандиона
пришли усталые, нагруженные добычей, полные переживаний. Этруск
и негр ликовали, увидев поздоровевшего Пандиона. Кидого шутя
предложил бороться, и через мгновение Пандион и негр катались в
пыли, сжимая друг друга в железных объятиях, а Кави пинал их
ногами и бранил, пытаясь разнять.
Друзья приняли участие в общей пирушке, устроенной в честь
возвратившихся охотников. Опьяненные пивом, участники охоты
хвалились друг перед другом своими успехами. Молодой эллин
сидел в стороне, бросая незаметно взгляд в сторону лужайки, где
