опущенными вниз рогами, негры подавали тревожный сигнал, и
отряд поспешно отступал к ближайшим деревьям, спасаясь от этих
страшных обитателей африканских степей.
-------------------------------------------------------
[x] Африканские буйволы
-------------------------------------------------------
Проводники, должно быть, неточно оценили расстояние:
путники двигались уже девять дней, а признаков близости
человеческого жилья все еще не встречалось. Рука ливийца
зажила, негр со сломанной ногой уже сидел на носилках и вечером
на привалах весело подпрыгивал и смешно ковылял около костра,
радуя товарищей своим выздоровлением. Только Пандион
по-прежнему лежал немой и безучастный, хотя теперь Кидого и
Кави заставляли его больше есть.
А буйная жизнь степи все больше расцветала вокруг от
дождей.
Миллионы насекомых гулко звенели и жужжали над травой,
яркие птицы мелькали синими, желтыми, изумрудно-зелеными и
бархатно-черными видениями среди переплета серых корявых
ветвей. В знойном воздухе все чаще раздавались звучные крики
маленьких дроф: "мак-хар! мак-хар!"
Кави ближе познакомился с исполинами Африки:
Бесшумные и спокойные серые глыбы слонов нередко
проплывали над травой, гигантские кожистые уши топырились в
сторону людей, блестящая белизна бивней резко выделялась около
извивающихся темных хоботов. Мощные животные нравились этруску
-- их мудрое поведение так сильно отличалось от беспокойства
антилоп, злобы носорогов, напряженной вкрадчивости хищников.
Иногда людям удавалось подглядеть отдых величественных
гигантов: стадо, укрываясь в тени деревьев, неподвижно стояло,
тесно скучившись. Громадные старые самцы низко склоняли свои
лобастые, отягченные изогнутыми бивнями головы; самки, с более
плоскими лбами, держали во сне головы выше. Один раз шедшие
впереди наткнулись на одинокого старого слона. Гигант спал,
стоя прямо на жаре. Он заснул, очевидно, в тени, потом солнце
передвинулось, а слон, разоспавшись, не чувствовал зноя. Кави
долго любовался мощным великаном.
Слон стоял, как изваяние, слегка расставив задние ноги.
Опущенный хобот был согнут в кольцо, маленькие глаза закрыты,
тонкий хвост свисал с покатого зада. Толстые, изогнутые бивни
грозно торчали вперед, концами широко расходясь в стороны.
Там, где деревья были более редкими, часто встречались
животные необычного вида. Их длинные ноги несли короткое тело с
крутой, покатой назад спиной. Передние ноги были гораздо
длиннее задних. Спина от массивных плеч и широкой груди
переходила в необычайно длинную, наклоненную вперед шею, на
которой сидела небольшая голова с короткими рожками и большими
трубчатыми ушами. Это были жирафы. Животные встречались стадами
от пяти до сотни штук. Незабываемое зрелище представляло собою
большое стадо жирафов на открытом месте: казалось, лес,
склоняемый ветром, перемещался в ярком свете, отбрасывая пятна
причудливых теней. Жирафы двигались то рысью, то странными
скачками, подгибая передние ноги и далеко вытягивая задние. Их
пестрая шкура -- светло-желтая сетка узких полосок, разделенных
большими черными неправильными пятнами, удивительно походила на
тень от деревьев, под которыми животные были совершенно
невидимы. Они осторожно срывали губами листья с высоких ветвей,
насыщаясь без жадности; их большие чуткие уши поворачивались во
все стороны.
Часто над волнующимся морем травы возникал ряд шей -- эти
странные животные медленно двигались, неся на высоте десяти
локтей от земли гордые головы с блестящими черными глазами.
Сдержанные движения жирафов были красивы, безвредные
животные вызывали невольную симпатию.
Не раз путешественники слышали сквозь стену травы злобное
фырканье носорога, но они уже научились избегать плохо видящих
свирепых чудовищ, и возможная встреча более не повергала бывших
рабов в ужас.
Путники двигались гуськом, ступая след в след по тесным
коридорам высокой травы, -- только копья да головы, обмотанные
тряпьем и листьями, раскачивались над примятыми стеблями. По
сторонам без конца тянулась однообразная колеблющаяся стена.
Трава и пылающее небо преследовали путников днем, травяные
стены снились им по ночам, им казалось, что они навсегда
затерялись в душной шелестящей бесконечности. Только на десятый
день перед отрядом показалась задернутая голубой дымкой низкая
гряда утесов. Поднявшись на них, путники оказались на щебнистом
плоскогорье, поросшем кустарником и безлистыми деревьями, ветви
которых, как множество растопыренных рук, угрюмо тянулись к
небу(x). Ядовитый зеленый цвет был одинаков у низких стволов и
ветвей; деревья напоминали округлые щетки, ровно подстриженные
сверху и поставленные на коротких палках. В зарослях этих
деревьев господствовал терпкий, резкий запах, хрупкие ветви
легко ломались от ветра, и в местах излома выделялся обильный
сок. Он был похож на густое молоко и застывал длинными серыми
каплями. Проводники спешили пересечь этот необычайный лес,
уверяя, что если ветер окрепнет, то хрупкие деревья начнут
валиться вокруг и могут передавить людей.
-------------------------------------------------------
[x] Канделябровый молочай из группы молочайных, внешне
похожий на кактус (характерное растение африканской
пустыни)
-------------------------------------------------------
За деревьями опять расстилалась степь, всхолмленная и
поросшая зеленой свежей травой. С вершины холма перед путниками
неожиданно открылись возделанные поля, примыкавшие к полосе
густого и высокого леса. В глубине леса был виден просвет, там
на возвышенности расположилось множество конических хижин. Холм
был обнесен массивным частоколом. Тяжелые, из неровных бревен
ворота смотрели прямо на путников, украшенные вверху гирляндой
побелевших на солнце львиных черепов.
Высокие суровые воины вышли из ворот навстречу медленно
поднимавшемуся в гору отряду бывших рабов. Местные жители
походили на нубийцев, только их кожа была несколько более
светлого бронзового оттенка.
В руках воины сжимали большие копья с огромными
наконечниками, похожими на узкие мечи. Воины опирались на
большие щиты, разрисованные черно-белым орнаментом. Дубины из
черного дерева, очень твердого и тяжелого, висели на поясах из
шкуры жирафов.
Со склона холма открывалась живописная местность. На
золотой степной траве четко выделялась свежая изумрудная зелень
речных берегов, обрамлявшая узкую голубоватую ленту блестевшей
реки. Слабо трепетали кустарники, увенчанные розовыми пушистыми
клубками. С деревьев свисали гроздья желтых и белых цветов.
Долго тянулись предварительные переговоры. Переводчиком
выступил негр со сломанной ногой, уверявший, что происходит из
этого народа. Опираясь на палку, он поскакал на одной ноге к
воинам, сделав знак своим товарищам остановиться. Кави, раб со
сломанной ногой, Кидого, один нубиец и один из кочевников были
впущены в ворота и отведены в хижину вождя.
Нетерпеливо ждали возвращения товарищей оставшиеся перед
воротами, неизвестность томила их. Только Пандион, неподвижный
и безучастный, лежал на снятых с ослов носилках. Казалось, что
прошло очень много времени. Наконец в воротах появился этруск,
сопровождаемый целой толпой мужчин, женщин и детей. Жители
селения приветливо улыбались, размахивали широкими листьями и
говорили непонятные, но звучавшие дружелюбно слова.
Ворота раскрылись, бывшие рабы пошли между большими
хижинами, сооруженными в виде правильных глинобитных колец,
покрытых коническими шапками из длинных стеблей жесткой травы.
На поляне под двумя деревьями стояла очень большая хижина
с навесом перед входом. Здесь собрались вожди для осмотра
прибывших. Вокруг теснились почти все жители деревни,
взволнованные необыкновенным происшествием. По просьбе главного
вождя негр со сломанной ногой повторил рассказ о страшной охоте
на носорога, часто показывая на спокойно лежавшего Пандиона.
Жители селения выражали криками восторга, удивления и
ужаса свои впечатления о неслыханном деле, совершенном по
повелению грозного фараона Та-Кем.
Главный вождь поднялся и обратился к своему народу с
короткой речью, непонятной для прибывших. Одобрительные крики
были ответом. Тогда вождь подошел к выжидательно стоявшим
путникам и, обведя рукой вокруг деревни, наклонил голову
Кави через переводчика-негра поблагодарил вождя и народ за
гостеприимство. Путники приглашались вечером на пир в честь их
прибытия.
Толпа жителей окружила носилки Пандиона. Мужчины смотрели
на раненого с уважением, женщины -- с состраданием. Девушка в
синем плаще смело вышла из толпы и склонилась над молодым
эллином. Казалось, Пандион, загоревший за долгое время
пребывания под солнцем Черной Земли и страны Нуб, отличался от
других обитателей южных степей лишь светлым, золотистым тоном
кожи. Однако спутавшиеся и сбившиеся кудри его отросших волос,
правильные черты похудевшего лица при более близком
рассмотрении выдавали происхождение чужеземца.
Движимая жалостью к красивому, беспомощно распростертому
молодому герою, девушка осторожно протянула руку и ласково
отодвинула со лба Пандиона прядь волос, упавших на лицо.
Медленно поднялись отяжелевшие веки, широко раскрылись
глаза невиданного золотого цвета, и девушка слегка вздрогнула.
Но глаза незнакомца не видели ее, потускневший взор был
безучастно устремлен на качавшиеся вверху ветви.
-- Ирума! -- окликнули девушку подруги.
К носилкам подошли Кидого и Кави, подняли и унесли
раненого друга, а девушка осталась на месте, потупив взгляд и
вдруг сделавшись такой же неподвижной и безучастной, как
привлекший ее внимание молодой эллин.
Глава шестая.. ТЕМНАЯ ДОРОГА
Заботливый уход Кидого и Кави сделал свое дело --
сломанные кости Пандиона срослись. Но прежняя сила не
возвращалась к молодому эллину. Апатичный и безвольный, он
целыми днями лежал в полутьме просторной хижины, вяло и
односложно отвечал на вопросы друзей, нехотя ел и не делал
попыток подняться. Он сильно исхудал, лицо его с запавшими,
обычно закрытыми глазами обросло мягкой бородкой.
Пора было двигаться в далекую дорогу к морю и родине.
Кидого давно во всех подробностях расспросил у местных жителей
путь к берегам Южного Рога.
Из тридцати девяти бывших рабов, нашедших убежище в
селении, двенадцать ушли в разные стороны -- они жили когда-то
в этой же стране и могли без особенных трудов и опасностей
скоро попасть на родину.
Оставшиеся торопили Кидого с выступлением. Теперь, когда
они стали свободными и сильными, далекая родина влекла их все
сильнее; каждый день, проведенный на отдыхе, казался
преступлением. И поскольку их возвращение зависело от Кидого,
они одолевали негра просьбами и напоминаниями.
Кидого отделывался неопределенными обещаниями -- он не мог
покинуть Пандиона. После этих разговоров негр часами просиживал
около постели друга, терзаясь сомнениями и задавая себе один и
тот же вопрос: когда же в состоянии больного наступит перелом?
По совету Кави Пандиона выносили из хижины и укладывали около
входа в часы, когда начинала спадать жара. Однако и это не
принесло заметного улучшения. Пандион оживлялся только во время
дождя -- грохот грома и рев потоков заставляли больного
приподниматься на локте и прислушиваться, как будто в этих
звуках он улавливал неведомые остальным зовы. Кави нашел двух
